Он поднял ее. Легкий стон вырвался из губ Тиллоттамы, когда она с
силой обхватила его крепкие плечи.
И тут Рамамутри опомнился. Заветное слово "помни" опять
прозвучало в его внутреннем слухе. "Другое, Другое, все будет
по-иному..." - твердил он, неся Тиллоттаму в студию. С бесконечной
нежностью он опустил ее на ящик - постамент для позирования. Широко
открыв изумленные глаза, Тиллоттама заметила в его лице
сосредоточенность с оттенком угрюмости, почти отчаяния.
- Пришло время, звезда моя, - сказал он, - тебе будет трудно! Ты
веришь в меня?
Огромные глаза ее засияли.
- Милый, я давно жду! Владей мной, как глиной, покорной твоим
пальцам!
Дом на берегу моря превратился в убежище двух отшельников.
Даярам и Тиллоттама проводили в мастерской целые дни, а нередко и
ночи. Молчаливый дом труда и творчества, где безраздельно властвовал
художник, требовательный, ушедший в себя, нетерпеливый.
Постепенно все яснее становилось, что надо выразить в статуе
Анупамсундарты, и вставала во весь рост нечеловеческая трудность
задачи. Образ женщины, пронизанный древней силой страсти, здоровья и
материнства, звериной гибкостью и подвижностью и увенчанный высшей
одухотворенностью человека. Как прав был гуру, говоря о великом
противоречии животного тела и человеческой души!
Предстояло отточить до предела животное совершенство, наполнив
его светлым и сильным огнем мысли, воли, любви, терпения, внимания,
доброты и заботы - все, чем живет душа человека - женская душа.
Это было не легче, чем идти над пропастью по лезвию ножа. Ничего,
ни единой капли, нельзя было утерять из драгоценного совершенства
создания миллионов веков животного развития, но и ни капли лишней!
Здесь нельзя было применить всегда выручающее художника усиление,
искусственное подчеркивание формы для выражения ее силы - только
строго в той же мере, в какой удастся выразить другую сторону человека
- духовную. Сочетать эти две противоречивые стороны, на языке форм и
линий обозначающиеся противоположными друг другу чертами...
Если у него победит животная сторона - неудача! Каждый будет
читать в его образе Парамрати призыв к яркому, красивому, но
ничтожному, тянущему человека вниз, в пропасть темных желаний.
Но если увидят в его статуе подавивший природу разум - неудача
столь же большая, ибо в том-то и заключается образ Анупамсундарты,
чтобы сохранить в ней, носительнице прекрасной души, всю высшую,
гармоническую и совершенную целесообразность природы. Боги, как это
выполнить?!
Даярам и не подозревал, что поставил себе ту же цель, что и
художники Древней Эллады, - каллокагатию, единство красоты души и
тела. Эта цель рождалась не раз в творческом прозрении в разных
странах, в истории человечества, везде, где только люди доходили до
понимания силы и красоты своей животной природы, озаренной жаждой
познания.
Поза статуи была давно уже задумана художником. Однажды он увидел
Тиллоттаму коленопреклоненной на берегу моря - она искала раковинки.
Колено ее касалось земли, другая нога упиралась на пальцы. Тиллоттама
придерживала развевающиеся на ветру волосы левой рукой, поднятой к
затылку, а правая, выпрямленная, с расставленными пальцами, была
погружена в песок. Он окликнул ее, она повернула к нему лицо с широко
раскрытыми глазами, сосредоточенная в своих мыслях. Через мгновение
лицо Тиллоттамы осветилось ее особенной, несказанно милой улыбкой. Она
поднялась на кончиках пальцев, упруго распрямив свое тело. В этот
момент художник и увидел Парамрати - Тиллоттаму, чуть выгнувшуюся,
откинувшую плечи назад, придерживающую волосы у затылка. Вытянутая
правая рука отклонилась в сторону в отстраняющем жесте, плотно
сомкнутые ноги напряглись, разгибаясь в коленях. Момент порывистого и
легкого изгиба тела совпал с пробуждением задумчивого, почти
печального лица, озаренного приветом и радостью. Единственную секунду
перехода в теле и душе сумел уловить и запомнить художник. Лучшей позы
для статуи нечего было искать!
Эта внешняя форма слилась с главной, внутренней идеей Даярама -
создать образ проснувшейся души, потянувшейся к звездам в слитном
усилии всех сил и чувств юного тела.
Рамамурти смог очень скоро выполнить черновой эскиз статуи.
Но огромная пропасть лежала между удачей общего плана скульптуры
и ее завершением. Тысячи маленьких, но важных деталей, недоумений и
загадок стали на его пути. Вместе с ним одолевала затруднения и его
модель, иногда с такой тонкой интуицией тела и чувства, какие были
недоступны Даяраму. Тиллоттама увлеклась созданием статуи, как и он
сам, засыпая тут же в мастерской после многочасовой работы. Не раз,
когда огорченный неудачей Даярам рано бросал работу, Тиллоттама будила
его, внезапно поняв сущность затруднения. Или же он врывался к ней,
свернувшейся на своей постели с ладонью под щекой в детски мирном сне,
и будил ее, торопя, пока не исчезла едва забрезжившая, уловленная за
краешек догадка.
Время шло, и, чем ближе к завершению становилась статуя, тем
больше тревожился Даярам. Уверенность в победе, наполнявшая его в
начале работы, таяла с каждым днем. Страх все сильнее овладевал
художником.
В окне показалась голова Тиллоттамы. Она собиралась купаться.
Увидев, что Даярам курит у окна, она сделала призывный жест
по-индийски пальцами рук, держа ладони от себя. Даярам выскочил в
окно, и оба спустились по травянистому откосу. Луна всходила,
посеребрив океан и легкую завесу туманных испарений, поднимавшихся от
влажной, нагретой земли. Берег был безлюден, и размеренный плеск волн
не нарушал первобытной тишины. Ничего больше не было во всем мире -
Тиллоттама, он и океан. Рамамурти взял ее на руки, вошел с нею в воду
и опустил, когда набежала волна. Тиллоттама поплыла. Он плыл рядом с
ней, чувствуя, как уходят все сомнения, будто растворяются в океане.
Слишком много рассуждений, зыбких и ускользающих.
Надо делать, собрав всего себя, всю волю. Таковы были древние
мастера, знавшие главный секрет победы - неутолимое и непреклонное
желание творить!
Но Тиллоттама? Он свершит свой путь служения людям, создав
Анупамсундарту, а потом Тиллоттама понесет и дальше свою красоту в
картинах или фильмах - не все ли равно. И его очередь помогать ей, как
сейчас она помогает ему. Но вместе, вдвоем, пока есть и будет любовь,
мимо теней прошлого, навстречу всем невзгодам и радостям или
опасностям будущего!
Они вышли на берег. Туман скрыл дали и превратил берег в
призрачный дворец с лабиринтом серебряных просвечивающих стен.
Бронзовая Тиллоттама стояла в этом расплывчатом, неощутимом мире как
единственная живая реальность, отчеканенная с ошеломляющей
достоверностью. Дыхание его прервалось, когда он увидел ее глаза: они
сияли, как звезды! Именно звезды, только сейчас Даярам понял смысл
ставшего избитым сравнения, потому что глубокая даль виделась в их
блеске, так же как и звезды неба сразу отличаются от всех других
огоньков тем, что светят из бездонных глубин пространства.
Тиллоттама смотрела на Даярама и увидела его таким, как в первый
раз в храме Кандарья-Махадева.
- Тама!.. - Он упал на колени.
Тиллоттама хотела что-то сказать и задохнулась. После долгой
тоски, после ревности Даярама, отчаяния неосуществленных стремлений
радость желания потрясла ее до последних глубин ее существа. Короткие
сдавленные рыдания вырвались у нее.
Только изредка в танцах, в моменты наибольшего вдохновения,
Тиллоттама чувствовала такую чистую радость тела, и свет души.
Привыкшая к отчужденным, оценивающим взглядам художника во время его
работы, к холодной замкнутости в мгновения, когда она тянулась к нему,
она теперь перенеслась в мир осуществленных грез. Никогда не думала
Тиллоттама, что страсть может быть так прекрасна, что совсем
по-особенному зазвучат душа и тело в объятиях влюбленного, пламенея и
возвышаясь от его поклонения.
Апсара Тиллоттама и его живая Тиллоттама стали для Даярама единым
реальным образом той радости и силы, что люди зовут красотой. Черные
волосы Тиллоттамы разместились по песку, щеки пылали, припухшие губы
шептали слова любви и благодарности. Преграда, долго разделявшая их,
казавшаяся крепче железной стены, развеялась пустым дымом, как только
разгорелось пламя настоящей любви.
"Это и есть наша Шораши-Пуджа", - думала Тиллоттама, закидывая
руки за голову.
"Неужели мы нарушили наш путь Тантры?" - думал Даярам, любуясь
ею.
Туман рассеялся, море в первых бликах зари сделалось
голубовато-серым, а песок - розовым. Тело Тиллоттамы на нем казалось
темным, чугунным, изваянным из первозданной материи, глаза - колодцами
тайны, полоска ровных зубов полуоткрытого рта - блестящей жемчужиной.
Черные черты бровей оттеняли синеву вокруг век, гибкие руки были
скрещены под затылком, груди высоко поднялись, а продольная впадинка
посреди тела углубилась. Еще чище и чеканнее стали все его линии,
отточенные порывом страсти. Эта новая красота была физически ощутима и
для нее, на миг подумавшей, что лепить с нее статую надо именно
сейчас. Даярам сел, обхватив руками колени. Так, значит, путь Тантры
для них был не в обрядах Шораши-Пуджа, открывших друг другу их тела,
но не сблизивших? Они сроднились на пути совместного творчества в
жизни, пронизанной любовью и сдержанной страстью.
Им теперь не были страшны терзания "нижней" души - близость шла
не через первобытную тьму, а по светлому лезвию ножа над всеми
пропастями сердца, поднималась торжествующим цветком любви над темным
и могучим естеством Земли.
На художника будто повеяло дыханием безбрежного океана вечности.
Он понял, что в этой безвременной дали - только любовь и знание,
только радостное и доброе, только чистое и светлое.
Все остальное не уносится вперед, продолжаясь в вечности, а
осаждается в лоне мутной жизни, как в темных, полных тлена, тихих
заливах моря.
Миллионы лет, кальпу за кальпой, океан слепой, бессмысленной
жизни плещется по лицу Земли и бог знает еще скольких миров. Сотни
тысяч лет существования полузверей-полулюдей продолжалось немое
кипение страстей и темных мыслей, без возврата назад, без восхождения
ввысь и вперед. Так и шли - не связанные с прошлым, не думая о
будущем, исчезая в настоящем, как листок в порыве ветра. Но надо было
совладать с тьмой в душе, пробиться сквозь нее, как это пришлось и ему
в новую эпоху могущества человека, все еще находящегося в плену старой
злобы.
Путь Тантры для Даярама оказался в точности подобным его
творческому пути в создании Анупамсундарты. Так и должно быть! Тама -
такая же! Все понимает, чувствует, часто опережая его своим более
близким к матери природе и более тонким сознанием древней дравидийки,
мудрой, проницательной, полной темного огня первозданных сил... "Боги,
как я люблю ее!"
Солнце выплыло из океана внезапно и радостно, расстелив свои лучи
по гребешкам плоских волн. Тиллоттама и Даярам оказались на виду всего
мира, под высоко вознесшимся голубым небосводом. Но им нечего было
прятать от себя и других, скрывать то новое, что полностью завладело
ими. Не торопясь они вернулись в дом.
Они работали дни и ночи напролет, едва уделяя время на сон и еду.
Тиллоттама с радостным нетерпением смотрела на свою копию.
Это была она и не она - Даярам вещим чутьем соединил в ее теле
совершенство плоти с одухотворенной мыслью.
Дни шли. Даярам почти не ел, не спал, весь горя вдохновением,
