в пути с ветром свободы в моих волосах, с росою зари на ногах. А не
здесь, в клетке, спутанная, как зверь!" Тиллоттама выпрямилась и
подняла голову, поглядев в тьму под высоким потолком. Она успокоилась,
как будто исчезнувший художник и в самом деле обещал ей прийти.
Приглушенный вскрик заставил девушку обернуться. Справа, у входа
в нижний коридор, появился низенький, толстый Азан, человек,
обязанности которого были непонятны Тиллоттаме. Что-то вроде
доверенного секретаря. Азан позвал на помощь, и в двери холла появился
Ахмед.
Она подняла винтовку. Ахмед кинулся к ней с оскаленными зубами.
Тиллоттама думала лишь напугать его, но она не имела понятия о
"шнеллере". Чуть-чуть палец притронулся к спуску, как грохнул выстрел.
Ахмед упал, а Азан дико завопил, закрывая лицо руками. От
неожиданности Тиллоттама отбросила оружие, а невредимый Ахмед
подхватил его с приглушенными проклятиями, среди которых девушка
различила только индийское "бхерини" (волчица).
- Хат джао! Вон! - повелительно крикнула она, вскакивая.
Обе белые фигуры ретировались с угрозами пожаловаться хозяину.
Тиллоттама расхохоталась и продолжала смеяться, пока не поняла, что не
может остановиться. Засунув в рот конец головной косынки, она побежала
к себе наверх, где бросилась на постель и плакала и смеялась в
истерической разрядке после страшного часа ее жизни.
- Не пора ли нам выбираться отсюда? - Леа лениво развалилась в
кресле на веранде, очень похожей на такую же в доме Трейзиша. - Больше
они ничего не могут сделать.
- Спасибо и на том, что эти сеансы внушения успокоили тебя и мы с
Сандрой смогли рассказать тебе все, не пугая.
- И черная пропасть заполнилась, - кивнула головой Леа, - но
только как из книги. Я будто читала об этом и потом представила себе.
Так что объяснения все равно нет!
- И бог с ним! Лишь бы ты стала прежней, дорогая! - Глубокая
нежность в тоне Чезаре растрогала Леа.
Уже почти три месяца они в Индии. Сначала они поехали в институт
парапсихологии в Ганганагаре, изучавший всякие непонятные психические
явления. Но его директора - профессора Банерджи не оказалось. Он был в
России, в Москве, а в институте осталось всего двое сотрудников.
Остальные пять человек разъехались на каникулы с наступлением гарми -
жаркого времени года. Итальянцы вернулись в Бомбей и приехали сюда, в
Лонавлу, в институт йоги, основанный известным свами Кувальянандой. И
здесь не нашли разгадки заболеванию Леа, но успокоительное внушение
помогло ей обрести прежнее душевное равновесие. Чезаре еще больше
укрепился в убеждении, что виной всему была черная корона, однако
осторожно высказанные им предположения не нашли никакой поддержки ни у
парапсихологов, ни у ученых Лонавли. Чезаре понял, что попытки
раскрытия человеческой психологии "из самой себя", без наблюдения
природы, лишили эти умозрительные изыскания той прочной основы
сравнения и эксперимента, какой обладает пока еще медленно ползущая в
области психологии европейская наука. Художник начал мечтать о встрече
с широкообразованным европейским ученым типа энциклопедистов, каких с
каждым годом меньше становится на земле.
- А я знаю, о чем ты думаешь, Чезаре! - воскликнула Леа. - Ты
вспомнил Ганганагар. Правда?
Чезаре утвердительно кивнул.
- Странный маленький городок на окраине пустыни, - сказала
Сандра. - Немыслимо жаркий уже в мае, с ветрами и пылью.
- Почему же странный? - хмыкнул Чезаре.
- Потому, что в нем есть свое очарование. Малолюдье, близость
пустыни, вечно шумящий ветер делают Ганганагар каким-то, ах, как бы
сказать...
- Безвременным!
- Да, вернее, вневременным.
Сандра сказала:
- В таких городках жили протоиндийцы и подданные Александра
Македонского. Наверное, это чувство связи с прошлыми веками и есть
странность города. У нас в Калабрии или Апулии есть такие места. На
мысе или плато над морем стоят развалины античного храма, всего
шесть-семь колонн, кое-где прикрытых плитами фронтона. Сухая и жесткая
трава грустно шелестит под ветром, так же как и тысячи лет назад.
Наедине с беспредельным морем, облаками, горячим светом солнца
приходит чувство, что все это родное, близкое, мое. И я сама
принадлежу этой бесконечности прошлого и грядущего, сошедшихся на
тонкой грани, и эта грань - я. Иначе не умею объяснить. А потом -
пройдешь совсем немного, и рядом шоссе с бешено мчащимися машинами.
Где-то в высоте ревет большой самолет. Тогда несколько минут смотришь
на все это со стороны, как будто пришел из другого мира, и все такое
четкое, запоминающееся, свежее.
- Сандра, я знаю это чувство, - сказала Леа, - помните, мы
проехали Суратгарх, государственное хозяйство на земле орошенной
пустыни. Тракторы будто боевые слоны, фонтаны водяных брызг из этих
вертящихся поливалок, запах свежей зелени! И ведь всего пять лет, как
русские взялись помочь сделать это хозяйство!
- Да, взяли и отрезали кусок пустыни. И стала земля как сад!
- Ладно, переживаний у нас в этом путешествии хватит на всю
жизнь. Мы, кажется, начали обсуждать, что делать дальше.
- Наш практический опекун и босс сахиб Пирелли не велит вдаваться
в лирику, - рассмеялась Леа, - давайте о деле. Я здорова, как... как
тигр!
- Положим - тигрица!
- Что ж, титул неплох! - Леа, сделав прыжок, оказалась на перилах
веранды.
- Леа, сумасшедшая, - ахнула Сандра, - так недолго грохнуться в
сад!
- Ничего не случится. Я всегда славилась мгновенной реакцией и
координацией. Чезаре прав: я хищная кошка!
- Никогда не утверждал этого!
- Пусть так! Но суть в том, что я здорова и нечего меня больше
таскать по психиатрам, даже индийским. Кончено! Пора нам убраться
отсюда, из этого скучнейшего курорта.
- Согласен, уедем. Мы с Сандрой не теряли время даром, особенно
Сандра, она стала знатоком древнего искусства Индии.
- Обычная для художника склонность к преувеличениям, - лениво
повернулась к Чезаре Сандра, - правда, я увидела много интересного,
так много, что поняла, насколько узко наше историческое образование.
Без Азии мы не можем претендовать на полноту понимания истории
человечества и искусства.
- Чемодан набит исписанными тетрадками, - улыбнулся Чезаре, - и
все вам мало. Даже амазонки забыты, кто-то клялся писать о них книгу!
- Положим, у тебя самого тяжеленная связка альбомов - о тех же
храмах и музеях, что тетрадки Сандры, - вступилась за подругу Леа, -
вы отдавали меня на растерзание лекарям, а сами...
- Не жалуйся, дорогая, ты упустила не так уж много. Но куда же
теперь? Может быть, в Мадрас, этот центр южноиндийской культуры?
- Хорошо! - радостно всплеснула руками Леа. - А оттуда давайте
поедем в Шантиникетан - Тагоровский университет искусства, где учат в
тени деревьев парка, как в древности. Плохо только, что будет жарко.
- Если устанем, уедем на север, мы там еще не были, хотя бы в
Дели.
- Что ж, план готов. Только как Сандра? Может быть, она придумает
другое? Почему ты молчишь, ученый искусствовед?
Сандра полулежала в плетеном кресле, задумчиво глядя на пустынную
и знойную улицу. Слова Чезаре о забытых амазонках заставили ее
мысленно перебрать впечатления от пребывания в Индии. Нет, ей повезло.
Если думать о серьезном историческом исследовании гибели женского
главенства - матриархата, то нельзя обойтись без древней Индии.
Важная черта ее философии - это признание активного начала
женским, а пассивного - мужским. Шакти - слово, буквально означающее
энергию, - женское начало, и ему поклонялись в образе Деви,
божественной матери, Кумари - девушки или Кали - разрушительницы зла.
Сандра видела во многих храмах изображения Кали, несущейся на битву с
демонами верхом на львиноподобном чудовище. И всегда за ней мчались,
размахивая палицами, ее верные сподвижницы йогини - амазонки Индии.
Лучшего подтверждения догадкам Сандры нельзя было найти.
Дравиды проявили глубокую мудрость, рассматривая женщину как
огонь жизни, пробуждающий, направляющий и формирующий стихийные силы
природы, и как мать - защитницу от зла, дающую мужчине покой,
воспитывая и указывая путь к прекрасному и доброму. От такого
представления о женщине не откажется сейчас ни один культурный человек
Востока или Запада.
Больше трех тысяч лет назад люди достигли зрелого понимания
красоты тела. Созданный ими древний идеал сильного тела
распространяется от Средиземного моря до долины Инда. Это культуры
Крита, Финикии, Мохенджо-Даро, Анау. В этой климатической полосе -
наилучшие условия жизни. Раньше, чем во всех других странах, здесь
появляются поселения или города с самыми удобными домами, с
канализацией, банями, ваннами. Не гигантские храмы, пирамиды, дворцы -
нет, общественные поселения. Тогда, в последнем тысячелетии до нашей
эры, у культурного человечества началась полоса наибольшего здоровья
здесь в Индии, существовавшая и в первые десять веков современной эры.
Сандра вызвала в памяти множество скульптур, созданных народами
Индии.
Наибольшее впечатление произвело на Сандру посещение высеченного
в скалах буддийского храма Карли невдалеке от Пуны. Уже самый вход в
чайтью - святилище, глубоко врезанный в склон базальтовой горы,
переносил в давно прошедшие времена, когда люди самыми примитивными
инструментами, без помощи книг, фотографий и справочников могли
осуществлять гигантские работы с целью создания прекрасного. Громадная
углубленная арка с ребристыми выступами взмывала вверх над
прямоугольной прорезью входа. Справа в стесанном отвесно обрыве стоял
ряд каменных слоних с опущенными на землю хоботами. Справа и слева от
входа на широких панелях были изваяны скульптуры людей - четыре четы -
дампати, сливавшиеся в единое целое со всем замыслом входа. Слева
фигуры хуже сохранились, а справа темный камень изваяний, твердый
базальт, четко выделялся на когда-то выкрашенной стенке ниши.
Женщина невысокого роста в движении плавного танца обнимала за
талию стоявшего рядом мужчину. Правая нога, ступившая вперед и налево,
перекрещивалась с левой, согнутой в колене. Разрушенная временем
правая рука когда-то протягивалась вперед. Толстые браслеты на
щиколотках, узкий плетеный пояс поперек бедер и огромные кольца-серьги
составляли весь наряд женщины. Круглое лицо было испорчено временем
или варварством людей, но передавало веселую, полную избытка радости
красоту, характерную для скульптур этого времени - рубежа между двумя
эрами. Голова походила на дравидийских женщин Индии широким и низким
лбом, маленьким закругленным носом и полными, развернутыми, как
лепестки, губами. Прямые плечи были узкими, ноги - маленькими, с
тонкими щиколотками. Тесно поставленные груди сильно выдавались
полушариями, как обычно для индийских статуй. Стан женщины был очень
узок и резко контрастировал с бедрами, очерченными крутыми дугами, по
которым можно было бы описать круг диаметром больше ширины плеч. Как
убедилась Сандра, этот круг, верхним краем пересекавший самое узкое
место талии, а нижним опускавшийся до последней трети бедра, был
характерен для всех без исключения изваяний конца прошлой и начала
нашей эры. Что хотели выразить мастера древности? Утрированное и
усиленное отражение реально существовавшего идеала?
Сандра вошла в подземный зал чайтьи, освещенный слабым верхним
светом через прорези свода, который в форме удлиненной подковы
поднимался на громадную для пещерного зала высоту в пятнадцать метров
