и был отделан аркообразными ребрами. Каждые два ребра своими
обрезанными концами нависали над шестигранной колонной с капителью в
виде символического лотоса, увенчанной четырехугольной плитой с
фигурами всадников на лежащих слонах. Все это очень напоминало
подземные залы святилищ Аджанты, только больше, проще и без
усложненной каменной резьбы. Стоявший в конце зала алтарь в форме
простой полусферической ступы был таким же строгим, как и все это
огромное святилище, тридцати метров длиной и восьми шириной, для
которого понадобилось вырубить не меньше десяти тысяч тонн твердого
сливного базальта.
Скульптуры наверху, как и дампати у входа, были сделаны теми же
великими художниками. Луч неяркого света, упавший на одну из колонн,
помог Сандре разглядеть изваяние во всех подробностях. Сидевшая на
самой шее слона женщина как две капли воды походила на изображенную у
входа. Ноги ее охватывали шею животного и были скрыты ушами слона.
Женщина изогнулась назад, обнимая правой рукой шею сидевшего позади
мужчины, а левую закинув себе за голову. Задумчивая улыбка играла на
беспечно поднятом вверх лице, маленькие складки подчеркнули сильный
поворот тела в пояснице - все эти точные подробности наделяли изваяние
жизнью.
Теперь Сандра не сомневалась - подлинно живые женщины служили
моделями древним скульпторам. Невозможно было более правдиво передать
выражение любви и ленивой истомы...
- Очнись, друг мой! Куда ты унеслась? - снова окликнула Сандру
Леа.
- Не так уж далеко - только в Карли. Видишь ли, Чезаре не прав, я
стала верить в то, что действительно напишу об амазонках лишь здесь, в
Индии. В ее древнем искусстве полно отзвуков того удивительного
периода истории человечества, которого я хочу коснуться в своей книге.
И я начинаю реально представлять жизнь и мечты тех людей.
- И для этого ты хочешь остаться здесь, в Лонавле?
- Боже мой, нет! Но куда вы хотите ехать, извиниге, я прослушала?
- В Мадрас. Знакомиться с южноиндийской культурой. Потом в
Шантиникетан.
- Поехали! Как хорошо, что вы с Леа кончили ваши счеты с
парапсихологами или как там они еще называются. Мы будем свободны в
выборе мест.
- Ты что-то с самого начала не верила в йогов.
- Может быть, после того, как мне показали сборище вымазанных
пылью голых людей с непомерно отросшими волосами. Не могу верить в
мудрость людей такого рода. У них нет будущего. Ты смотрела на
индийских детей? В их громадные глаза, горящие таким любопытством и
умом, что самой становится стыдно, как мало сил я отдала учению?
Неправдоподобно прекрасные маленькие дравидийские девочки, полные
радостного огня жизни, еще в абсолютном неведении, как мало будет
отпущено им счастливых лет юности в их трагически ограниченном
будущем. Страна с такими детьми обязательно должна достичь многого. Мы
еще не встречались здесь с по-настоящему образованными людьми и,
наверно, не увидим их.
- Да, пока нам не очень везло на встречи. Только Тиллоттама. С
настоящей интеллигенцией Индии мы не познакомились. Попали в круг
богатых бездельников или же бизнесменов, приезжающих на отдых в своих
"бьюиках".
- Я успела их возненавидеть! - пылко сказала Сандра. - Они
отъявленные снобы и недолюбливают европейцев.
- Да, они считают, что у белых даже кожа, как у мертвых.
- В этом они не так уж не правы - здесь белая кожа кажется рыхлой
и неживой.
- То-то ты жаловалась, что не можешь больше здесь ходить на
пляжах в купальнике под жаркими взглядами индийцев, потому что это все
равно что идти голой!
- Как же они не боятся смотреть на вас? - ухмыльнулся Чезаре.
- А почему им бояться? - насторожилась Сандра, предчувствуя
подвох.
- Вот этой медной рыжины. По старинным индийским поверьям,
рыжеволосая женщина может оказаться йогиней-ведьмой и убить своего
возлюбленного.
- Хотела бы я так, - помолчав, сказала Сандра. Лев сделала Чезаре
страшные глаза - не болтай лишнего.
- Положим, самые обычные прозрачные сари нисколько не лучше
твоего купальника, - продолжала Леа.
- Лучше, и по очень простой причине - они привычны. Все дело
только в этом, а если женщине надо показать свою фигуру, то сари
сделает это нисколько не хуже, чем даже бикини.
- Да, из-за сари я признаю превосходство индийских женщин над
нами. Подумать только, сколько усилий, выдумки, затрат совершаем мы с
каждой сменой моды, а у них - тысячелетия простой кусок ткани, куда
изящнее выглядящий, чем наши платья.
- Положим, не все. Есть фасон, не менее бессмертный, чем сари, -
широкая короткая юбка, обтяжной корсаж, открытые плечи. Он лучше сари
тем, что дает большую свободу движений ногам. И не знаю, почему нам,
европеянкам, не носить бы только его, в разных вариантах, как и сари.
Нечего придумывать идиотские фасоны, тратить на них полжизни и
половину всех заработков. И к тому же напрасно. Все больше мужчин,
особенно почему-то американцев, подозревают женщин, что они носят
фолсиз!
- Это что еще такое? Не слыхала! - фыркнула Леа.
- И благодари бога! Это разные подкладки в места, где должно быть
свое, - лифчики с пружинами и резинами, валики на бедрах...
- Слушайте, женщины! - внезапно рассердился Чезаре. - Перестаньте
трещать о тряпках! Так мы никогда ничего не решим!
- Но ведь все решено! - удивилась Леа. - Мы едем в Мадрас! Дай
мне сигарету, и пойдем звонить в гостиницу! И дадим телеграмму дядюшке
Каллегари, чтоб тоже ехал в Мадрас.
- Пойдемте все вместе, - поднялась Сандра, - а на обратном пути
сделаем визит Тиллоттаме, попрощаемся. Какая чудесная девушка, нельзя
глаз отвести!
- И глубоко несчастная, я уверена, - добавила Леа, - я особенно
ясно почувствовала это вчера. Мне кажется, что ее держат взаперти и
чуть она сделает шаг, как около появляется эта хищная морда в синей
чалме, с носом, будто его стесали топором.
Несмотря на энергичный стук Чезаре, калитка виллы Трейзиша не
отворялась, пока на веранде не появилась Тиллоттама и не приказала
Ахмеду впустить гостей.
Тиллоттама повела их в маленькую гостиную наверху, извинилась,
вышла и скоро вернулась с подносом сладостей.
- Я отпустила служанку в город, - сказала она по-английски со
своим мягким акцентом, ловко расставляя маленькие тарелочки.
Сандра следила за ее движениями, стараясь разгадать, в чем
заключается их удивительное изящество. В точности, плавности или,
наоборот, быстроте, почти резкой? Почему кажется празднично-легкой ее
фигура? В европейском платье она показалась бы обернутой тканью
статуей.
Движения Тиллоттамы сопровождались тем легким, как шепот,
позваниванием браслетов, которое служит признаком близости индийской
женщины, так же как аромат духов и шелест юбок - европейской. Впрочем,
и от Тиллоттамы тоже пахло духами, очень слабо, свежим, чуть
горьковатым запахом герленовских "Митсуко".
Леа тоже следила за хозяйкой, думая совершенно о другом. Эта
великолепная фигура, густейшие, черные, как тропическая ночь, волосы,
нежный и четкий рисунок лица, глаза таких размеров, что в другой
стране, не среди этого вообще большеглазого народа, они показались бы
нечеловеческими. В Тиллоттаме была красота слишком выразительная,
выдающаяся и полная романтической тайны, переходящая какую-то грань к
тревожной и темной силе, мучительной и волнующей.
Чезаре заметил внизу в холле европейскую гитару. Попросив
принести ее, он принялся напевать вместе с Леа "Кантаре, воларе", а
Сандра разговаривала с Тиллоттамой. Постепенно беседа становилась все
интимнее, Сандра рассказала кое-что о себе. Злоключения европеянки,
казавшейся такой независимой и недоступной, поразили и смутили
Тиллоттаму. Она сама не заметила, как стала откровенной. Итальянка
слушала, не шелохнувшись. Под конец крупные слезы нежданно покатились
из ее глаз.
- Боже мой, Сандра, что с вами? - вскочил, отбрасывая гитару,
Чезаре.
- Да ничего, - Сандра досадливо тряхнула волосами, достала из
сумочки платок. - Дайте скорее сигарету! Я расскажу им, моим лучшим
друзьям, можно? - обратилась она к Тиллоттаме.
Та сделала обеими руками жест не то разрешения, не то протеста.
Сандра с горящими щеками, дрожа от негодования, коротко передала
историю Тиллоттамы. Художник сказал:
- Передайте ей, Сандра, что мы увезем ее, а потом найдем и
художника. Я с ним буду говорить, как с собратом по искусству...
Словом, завтра мы едем в Бомбей, и вы с нами!
Сандра перевела, добавив от себя еще несколько убедительных слов.
Тиллоттама печально покачала головой.
- Гангстеры Трейзиша обязательно настигли бы нас. Я не могу,
чтобы вы рисковали жизнью. Но я от всего сердца благодарна вам всем!
- Что же вы будете делать?
- Я убегу, как только представится возможность. И если меня
убьют, то одну.
- А если бы пришел ваш художник, то вы не отвергли бы его помощь?
- вскричала Леа. Выслушав перевод Сандры, Тиллоттама улыбнулась.
- Но ведь это совсем другое дело!
- Она права, действительно другое дело, - сказала Сандра.
Донесся громкий сигнал автомобиля. Тиллоттама слегка вздрогнула.
- Это он! Прошу вас, ни слова! И постарайтесь не показать ему,
какого вы о нем мнения. Перемена в отношении насторожит его.
- О да! - недобро усмехнулась Сандра.
Вскоре в гостиную вошел Трейзиш в белоснежных шортах и
удивительно яркой голубой рубашке. По украдкой брошенному на нее
взгляду Тиллоттама поняла, что он уже осведомлен о происшествии с
винтовкой. Трейзиш любезно поздоровался и опустился в кресло,
вытягивая ноги.
- Может быть, споют и для усталого путешественника? - сказал он,
увидев гитару. - Я так люблю итальянские песни.
Чезаре и Леа стали отнекиваться, но Сандра приказала:
- Фадо!
От удивления продюсер опустил руку с зажигалкой. Сандра выступила
вперед, положив руку на спинку кресла, и Леа не узнала подруги.
Задумчивая, углубленная в себя девушка исчезла. Вместо нее струной
выпрямилась властная, нагло уверенная в себе женщина, каждое движение,
каждый изгиб тела которой был рассчитан на чувственное восхищение,
принимаемое с королевским равнодушием ко всему на свете. Сузившиеся
глаза, длинные и раскосые, метнули в португальца такой знающий,
обещающий и презрительный взгляд, что Чезаре по-мужски стало жаль
негодяя.
Зарокотали струны. Сандра запела выученную в Анголе песню. Чезаре
стал повторять припев. Трейзиш взволнованно мял сигарету, доказывая,
что тоска по родине берет за живое и тех, кто связан с ней лишь своими
предками. Тиллоттама с удивлением смотрела на размякшего продюсера и
обольстительную итальянку - безусловно, хорошую артистку. Если бы она
могла так! Но куда больше она хотела бы быть такой, как независимая
Леа, стоявшая перед Трейзишем в коротких штанишках в желтую и белую
полоску и желтом жакетике, так хорошо оттенявшем ее золотистый загар.
Продюсер позвонил и приказал принести напитки, упрекнув
Тиллоттаму за недогадливость, потому что европейцы любят спиртное.
Однако гости наотрез отказались и стали прощаться. Сандра размышляла,
как бы ей передать Тиллоттаме, чтоб она все-таки приняла их помощь и
написала бы в Мадрас. Она не подозревала, что продюсер в это же время
лихорадочно обдумывал, как продолжить знакомство, и не смог скрыть
радости, узнав, что они едут в Бомбей.
- А потом куда? - быстро спросил он.
- В Нью-Дели, оттуда - в Кашмир, - так же быстро ответил Чезаре,
