парализующих или болевых "точек нажима", в точности соответствующих
индийским чакрамам, изучаются в Атемиваса - секретной части дзю-до.
Когда освобождаемая Кундалини поднимется от крестца по всем чакрамам и
достигнет седьмого Центра Тысячи Лепестков, смыкаются женская и
мужская ее половина и возникает сверхсознание, превращающее искателя в
самого могущественного из йогов - Раджа йога.
Я думаю, что тебе, как художнику, возможен лишь путь Тантры.
Однако помни, что Кундалини свернулась подобно пружине и змея всегда
готова к укусу. Она уже отравила тебя ужасной ревностью, и можешь
пострадать еще хуже, лишившись рассудка. Расскажи ей все, ничего не
скрывая. Тогда она будет тебе верной помощницей. Помни!
Затем после недолгого молчания Витаркананда встал.
- Пора. Спи крепко, - он коснулся пальцами поднятого к нему лба
Даярама, - я поясню нашим гостеприимным хозяевам, что твой отъезд без
благодарности - жизненная необходимость, а не нарушение правил
почтения и признательности. Простимся надолго, и мне грустно. Могуча
сила привязанности души к душе.
- Учитель, - горестно прошептал Даярам, чувствуя, как стеснилось
сердце. Только сейчас он понял, как велика его любовь и преклонение
перед этим безгранично добрым, умным и скромным человеком. Его
превосходство никогда не подавляло художника, и ничего, кроме чистой
доброжелательности, не исходило от этого мудрейшего из всех известных
Даяраму людей.
- Не огорчайся, так нужно нам обоим. Иногда, может быть, я буду с
тобой, буду смотреть на тебя издалека, помогать доброй мыслью. Помни,
сын мой, в особенности для Тантры, где действия наши не полностью
подвластны сознанию, что мысли добрые и злые, гнусные и чистые имеют
свою собственную жизнь и назначение. Раз рожденные, они вливаются в
общий поток действий, определяющих Карму - твою собственную, других
людей, даже всего народа. Поэтому держи их крепко, не давай цвести
недостойным думам. Прощай!
Художник в последний раз увидел под нависшими бровями почти
круглые глаза Витаркананды, тонкий горбатый нос, длинную седую бороду,
скулы, резко очерченные запавшими щеками. Даярам добрел до указанной
ему кельи в нижнем этаже башни, рухнул на постель. Прошла, казалось,
всего секунда, а его уже тряс за плечо незнакомый монах. Даярам
спустился в ущелье, и, когда повернулся, чтобы бросить прощальный
взгляд на монастырь, было уже поздно - он исчез за поворотом каменного
обрыва.
Даярам с проводником принялись подниматься на перевал,
сопровождаемые криками хищных птиц. Прошли тягостные дни роковой
ошибки отстранения от мира. Возвращение в самую гущу человеческих
забот и тревог, ожиданий и расчета заставляло действовать быстро и
непреклонно. Удивляясь себе, художник чувствовал, что переполнен
энергией и силой. После первого перевала они поднялись на второй, а к
ночи ноги усталых лошадей ступили на широкое плоскогорье, поросшее
серой пахучей полынью и обрамленное желтыми обрывами. Путники
взобрались на холм, где торчали каменные плиты. Все плоскогорье,
залитое лучами низкого солнца, превратилось в поляну светлого золота.
С юга ее ограждала красно-фиолетовая стена обрывов, а за ней высились
горы, одетые синей дымкой. Ближние холмы приняли цвет темного
ультрамарина и в отдалении казались лиловыми. Дальше, к югу, гряда за
грядой, они светлели. Все более радостна, ярка и чиста была их синяя
окраска. Мягкие, округленные вершины напоминали волны воздушной ткани.
Эти горные цепи уже приближались к родине. Синяя страна ласково звала
к себе, и радость пришла, к Даяраму. Не та холодная и бодрая, что
рождалась при созерцании снежного великолепия Гималаев, а другая,
слегка печальная, что возникает при встрече с живым и прекрасным,
бессознательно отражая неизбежную утрату. Разве это не само покрывало
Майи? Внизу темное, непроницаемое, а дальше и выше все голубее,
прозрачнее и легче эта ткань, сливающаяся с бездонным небом.
- Хорошо! - не то подумал, не то почувствовал Даярам. - Все будет
хорошо!
На следующий день они ехали только вниз, к Инду, около двадцати
миль. Теплее становился воздух, приветливее покрытые растительностью
долины, слабее ветер.
Начальник геологического отряда был удивлен появлением молодого
индийца в тибетской одежде, который на его "джухле!" - ладакхское
приветствие - ответил на великолепном хинди. На счастье Даярама,
начальника вызывали в Сринагар, геликоптер шел полупустым, и художнику
не потребовалось подкреплять свою просьбу деньгами. Отпустив
проводника с лошадью, Даярам переночевал в лагере, а утром странная
насекомоподобная машина завертела огромными лопастями винтов, повисла
над Индом и неторопливо двинулась через широкое ущелье к юго-западу.
Как во сне, смотрел Рамамурти через прозрачный купол в передней части
кабины на проплывавшие внизу пенящиеся потоки, глыбы камней,
остро-зубчатые гряды скал, леса деодаров - гималайских кедров. В
глубоких ущельях машину обступали грозные стены и осыпи круч, порывы
ветра раскачивали геликоптер, угрожая разбить его о скалы. На тонких
распорках под корпусом медленно вертелись колеса. Пожалуй, это зрелище
беспомощно вертящихся в высоте колес было самым неприятным.
Машина опустилась в аэропорту, у подножия хребта Пир-Панджал, в
шести милях от города. Первая победа! Двое суток вместо возможных двух
недель! Но в этом еще не было заслуги - пока его вела помощь гуру.
Отсюда он начнет действовать самостоятельно...
Прежде всего магазин одежды, хорошая баня после тибетского
воздержания. И - на почтамт, может быть, пришел, наконец, ответ
Анарендры?
Ответ пришел - почти месяц пролежало толстое авиаписьмо. Значит,
оно было уже в пути, когда он упросил гуру заключить себя в темницу.
Какой же тупой и упрямый глупец!
Даярам разорвал конверт, и тут внезапная мысль заставила его
замереть на месте. А что, если сейчас все его мечты будут убиты?..
- Я совсем не узнал вас в европейской одежде, - услышал он
знакомый голос. Начальник геологов стоял неподалеку с молодым
светловолосым и голубоглазым европейцем в костюме из тонкой материи,
"слишком легком для Кашмира", подумал Рамамурти, который, несмотря на
свою тибетскую закалку, позаботился о более плотном одеянии.
Еще во время пребывания Даярама в лагере геологов начальник
проникся симпатией к молодому художнику, а совместное восхищение
природой Кашмира во время полета еще больше сблизило их.
Наблюдательный инженер заметил распечатанный конверт в руке Даярама и
прочитал волнение в его лице.
- Простите, я помешал вам! Но мы еще увидимся - дороги
путешественников обязательно пересекутся. Пойдемте, господин... -
Даярам не разобрал трудной иностранной фамилии.
Письмо начиналось с упрека. Анарендра считал, что если бы Даярам
сразу рассказал ему все, то они в первый же вечер освободили
Тиллоттаму. Анарендра подробно писал, как происходили киносъемки в
княжестве Рева. Старый дворец в Говиндархе, где магараджа поселил
пойманных им белых тигров, стал местом действия второй части фильма.
Похищенная из храма (то есть из Кхаджурахо) девадаси (то есть
Тиллоттама) отвезена принцем в свой старый дворец, охраняемый тиграми.
Девадаси делает попытку к бегству и едва не погибает, но факир (то
есть Анарендра) спасает девушку. Анарендра писал, что Тиллоттама
удивляла его, лишенного страха хатха-йога, своим редким мужеством,
пока он не понял, что с девушкой неладно. Был момент, когда по ходу
действия девадаси бежит по стене, ограждающей внутренний двор,
населенный тиграми. Она остановилась на стене, слегка пошатнулась,
изображая потерю равновесия и испуг. Съемочная камера яростно
застрекотала. Шедший по стене навстречу Тиллоттаме Анарендра увидел,
что она не побежала дальше, а продолжала стоять как бы в задумчивости,
не слыша сердитой команды режиссера. Огромный тигр, чисто белый, с
густо-черными полосами, встал прямо под Тиллоттамой, высоко
приподнялся на передних лапах и вытянул вверх шею. Его ярко-голубые
глаза неотрывно следили за ней, склонявшейся к нему, протянув руку.
Испуганный режиссер умолк, но кинооператор продолжал снимать
неожиданное развитие сцены. Тигр раскрыл пасть, обнажив острые
восьмисантиметровые клыки, прижал уши и присел. Его голова сверху
показалась Анарендре плоской и широкой, как у змеи, а глаза,
исподлобья уставленные на актрису, за секунду до того презрительные и
испытующие, стали темнеть, наливаясь злобой. Тиллоттама пошатнулась.
Анарендра понял, что еще секунда - и тигр прыгнет так высоко, что
достанет ее, или она сама соскочит к нему со стены. Анарендра молнией
ринулся вперед, схватил артистку, промчался по стене и спустился по
короткой лестнице в тень смоковницы, росшей в углу нижнего двора.
На пленке вся сцена получилась великолепной, и режиссер отказался
от дублирования. Он долго объяснял что-то продюсеру, который приехал
сюда вместе с экспедицией. Как только "факиры" выполнили свои роли,
продюсер самолично рассчитался с ними, - рассыпаясь в благодарностях,
и предоставил автомобиль до Аллахабада.
Анарендра не подозревал, что в это время избитый Даярам лежал на
больничной койке в том же городе.
Вернувшись домой и получив письмо Даярама, Анарендра немедленно
навел справки через банк, обслуживавший компанию "Орфей", как
называлась сомнительная фирма продюсера. Господин Трейзиш
путешествовал со съемочной экспедицией в Аджанту и Эллору, после этого
уехал в Бомбей, а сейчас отдыхает в Лонавле - курортном месте недалеко
от Бомбея, где банк оплатил ему аренду на два месяца. Анарендра
поручил своим друзьям в Бомбее проследить за продюсером.
Анарендра ожидал только телеграммы от Даярама, чтобы выехать в
Бомбей или другое место, где Рамамурти назначит ему встречу. И
телеграмма полетела в Нью-Дели, уведомляя Анарендру, что Рамамурти
явится с первым же самолетом из Сринагара, что надо заказать два места
на Бомбей, что, сверх ожидания, деньги у Даярама есть. Едва сдав
телеграмму, художник выбежал из почтамта и опрометью понесся в
агентство воздушных сообщений. Ему повезло захватить билет, от
которого только что отказался один военный, но это был самолет,
отлетавший послезавтра утром. Больше суток ожидания! А Тиллоттама,
если в самом деле она не хочет больше жить... Если она поверила в
свободу, в доброту и рыцарство в последний раз? И обманулась - откуда
она знает, что случилось с ним? О боги, что пользы в сетованиях, надо
ждать и действовать! Но позор его уклонения от борьбы долго будет жечь
его стыдом!
- Я говорил, что путешественники всегда встретятся, - весело
усмехнулся ладакхский геолог, входя в агентство вместе со своим
прежним спутником. - Вы за билетом или уже получили? На Нью-Дели,
конечно?
- Получил. На послезавтрашний рейс.
- Ну вот вам и попутчик, господин Ивернев! Познакомьтесь,
господа: художник Рамамурти, только что из Малого Тибета, а это наш
новый большой друг, русский геолог Ивернев. Простите, очень трудно
правильно сказать ваше первое имя.
Рамамурти с любопытством оглядел худощавого, слишком легко
одетого человека, на вид его ровесника.
- И долго вы были в Ладакхе? - спросил на хорошем английском
языке русский геолог, складывая ладони с длинными пальцами перед собой
- намасте вместо европейского рукопожатия.
- О, всего полтора месяца... в одном из тибетских монастырей.
- Очень хотел бы побывать и посмотреть! - оживился русский. -
