помолвки в далеком Ленинграде, он едва смог досказать его до конца,
засыпанный вопросами итальянцев. Поднявшийся ажиотаж в конце концов
остановила Сандра.
- Значит, существовала легенда, известная историкам и археологам.
Тогда понятно, что хотел профессор Дерагази!.. - Ивернев вскочил,
потеряв свое обычное спокойствие.
- Простите, пожалуйста, мисс Читти, вы сказали Дерагази? Где вы с
ним встретились?
- В Кейптауне, - ответил Чезаре. - Этот странный профессор
предлагал мне огромную сумму за корону. И вы с ним знакомы?
Ивернев, не отвечая, встал и начал прохаживаться по комнате.
- Черная корона с серыми камнями, - пробормотал он, - серые
камни, где я слышал о серых камнях?! Ага! - вдруг воскликнул он,
заметно оживляясь. - Мне говорил о серых камнях мой друг, минералог в
Ленинграде. Камни, украденные из музея... украденные! Надо написать
ему! Вы считаете, что именно корона была причиной необъяснимого
заболевания вашей жены? - остановился он у кресла Чезаре.
- Я ничего не знаю, только другой причины не могло быть. Никто не
подтвердил моих догадок. Я мечтаю поговорить с большим ученым, не
специалистом, хватит их с меня, а с энциклопедистом.
- Я напишу моему учителю Витаркананде, - вмешался Даярам. - Он
знаток искусства древности с очень широкой эрудицией. Может быть, он
поможет выяснить происхождение короны?
- Если вы правы и дело в короне, то, может быть, это и есть
причина, заставляющая людей стараться завладеть ею. - Геолог закурил
новую папиросу, принял предложенный Тиллоттамой чай и продолжал: - Я
тоже знаю ученого-энциклопедиста, врача и биолога, это доктор Гирин.
Если он приедет на конгресс психофизиологов в Дели, то вы сможете
встретиться с ним и попытаться решить загадку. Сколько времени вы еще
пробудете здесь?
- В Мадрасе или в Индии вообще?
- В Мадрасе, чтобы я успел получить ответ от своего
друга-минералога. И в Индии, если собираетесь побывать в Дели.
Итальянцы переглянулись.
- Мы думали пробыть здесь еще недели две, до середины октября, -
ответил за всех капитан Каллегари, - а потом поехать в Калькутту и в
Ориссу.
- Но можем сразу же направиться в Дели! - предложила Леа,
подмигнув Чезаре. - Калькутта - потом!
- Что ж, все складывается как будто благоприятно, - сказал
Ивернев. - Оставьте мне свой адрес, а мне пишите вот сюда, - и он
протянул Чезаре визитную карточку.
- Как вам нравится Мадрас? - спросила Леа.
- Очень. Он мне напоминает Нанкин - бывшую столицу Китая при
гоминьдане. Тот так же широко разбросан, так же вы встречаете
засеянные поля среди города и так же плох транспорт при больших
городских расстояниях.
- А что вы делали здесь? Впрочем, простите меня, может быть, это
профессиональная тайна.
- В геологии есть тайны, которые мы обязаны хранить в интересах
пригласившей нас страны. Но не в данном случае. Я был в Салеме, на
юго-запад отсюда, изучал особые горные породы, так называемые
чарнокитовые гнейсы.
- И чем же они интересны?
- О, очень! Это формация пород, составляющая как бы фундамент
материков Южной Африки, Австралии, даже Антарктиды. То, что они
встречаются в фундаменте Индии, говорит за общность происхождения.
Миллиарды лет назад Индия и Африка составляли единое целое, и
сейчас...
- Можно искать в них сходные полезные ископаемые? - Ивернев
удивленно посмотрел на Леа.
- У вас острый ум, госпожа Пирелли!
- Называйте меня просто Леа, какая я госпожа! Значит ли это, что
в Индии можно найти такие же крупные алмазные россыпи, как в Южной
Африке? И надо ли искать?
- Вас надо пригласить в геологический совет этой страны!
- Не уходите от ответа! Можно?
- Можно! И надо! Но это дело еще далекого будущего. У Индии много
пробелов в тех важнейших ископаемых, которые составляют основу
технического оснащения каждой большой страны. Но мы поговорим еще об
этом при следующей встрече, а теперь мне пора. Боюсь, что утомил
хозяев. Я давно злоупотребляю их терпением. Жду вашего извещения,
Даярам, об отливке статуи. Ведь вы будете делать это здесь?
Ивернев поклонился всем индийским намаете, на секунду остановился
перед статуей апсары, сделав и ей намасте, что-то быстро проговорил и
вышел.
- Что он сказал? - переспросила Тиллоттама, смотревшая вслед
гостю далекой и холодной страны России.
- Он сказал "цветок на заре", - ответила Сандра. - А я бы назвала
статую по-другому: "заря на цветке".
- О, вы правы оба! - воскликнула Тиллоттама. - Тело апсары в
самом деле цветок на заре, но душа ее - заря на цветке. Значит, верно
и то и другое!
Чезаре зааплодировал.
По широчайшей лестнице светлого камня Тиллоттама и Даярам входили
в помещение художественной выставки, отведенное в левом крыле музея,
построенного как дворец в современном стиле.
Огромные залы, полные света и воздуха, голубые полы и лестницы,
арматура и перила из серебристого алюминия. Окна во всю стену, то
хрустально-прозрачные, то нежно опалесцирующие.
"Вот истинное здание будущего, открытого и ясного, - думал
Даярам, вспоминая темные храмы, стесненные колоннами, заставленные
тысячами ненужных обрядовых предметов, запыленные и обветшавшие,
продымленные столетиями возжигаемых курений. - Будут ли люди в этих
радостных зданиях современности лучше? Настолько, насколько красивее
новые постройки? Или здания стали лучше, а люди хуже? Как-то они
встретят мою мечту о Красе Ненаглядной?"
На выставке было мало людей. Но тупик бокового прохода постоянно
заполнялся посетителями. Здесь стоял тот приглушенный гул неприязни и
радости, которым публика всегда выражает свое отношение к подлинному
искусству.
Красно-коричневый с лиловым оттенком металл статуи подчеркивал
все линии тела. Скромная надпись: "Д. Рамамурти. Апсара", серый холст,
обтянувший дерево подставки, угол пустых палево-серых стен. И все!
Мечты, годы исканий, страдания, нещадный труд... помощь Тиллоттамы,
поддержка друзей, случайно сошедшихся из далеких и разных стран!
Взволнованная, смятенная Тиллоттама укрывалась за портьерой на
служебной лестнице, откуда было видно и слышно все происходившее около
статуи. Словно в тумане, она видела себя обнаженной и беззащитной,
выставленной на суд толпы. Критические замечания, доносившиеся до нее,
она воспринимала как оскорбление своего любимого, как поругание
заветной мечты обоих.
Особенно больно били ее по нервам голоса резкие и важные. Они,
видно, принадлежали признанным ценителям прекрасного. Эти люди стояли
возле самой статуи и говорили о ней, как работорговцы о рабыне,
оскорбляя каждым словом и жестом.
- Некрасивое тело, - брезгливо сказала худая женщина в
европейском платье. - Смотрите, какие бедра, неправдоподобно тонкая
талия. Какая-то Нитамбини из Камасутры!
- Васноттэджак, эротическое понимание образа женщины, - раздался
громкий голос, - возвращение к древнему примитиву!
- Непонятно, что хотел сказать художник, хотя есть что-то такое,
динамическое, что ли.
- Ничего нет, просто стилизовано под древний канон!
- Слишком много животной силы. Она прямо тает от желания!
Тиллоттама отшатнулась, зажимая уши. Ей хотелось выбежать,
прикрыть собой статую, закричать: "Неправда! Разве вы не видите?"
Рука Даярама, крепкая и нежная, неожиданно сжала ее локоть: он
тоже все слышал.
- Тама, не бойся их. Гуру учил меня, что если в душе человека нет
того, что горит, влечет и тревожит, то ему бесполезно говорить об
этом. Ничего из ничего не пробудится. Все слова и объяснения падают в
пустоту, в провал души, и он не изменится до следующих воплощений.
Надо говорить с теми, в ком есть непробужденное богатство, - тогда
придет отклик. Подумай, прошли тысячелетия, а они, вот эти, не
прибавили ничего к древнему пониманию красоты и страсти, не осветили
эти тайные глубины огнем подлинного знания. Проповедуемое ими
искусство дает нам все оттенки мелких чувствований, которые рождаются
по пустякам и умирают в непонимании законов любви и красоты. Кто бы
они ни были, ты не слушай их. Их мнимое знание - на деле позорная
слепота прошлого, родившаяся в душной и тесной жизни, рабски
склонившейся перед опасностью и трудами познания!
Рамамурти взял Тиллоттаму за руку и свел ее с лестницы.
Зрители безошибочно узнали в Тиллоттаме модель, угадали
художника. Покраснев, она прикрылась шарфом. Но Рамамурти не смутился.
Свободно и весело он поклонился тем, которые искренне хотели выразить
свое восхищение его "Апсарой" и Тиллоттамой, которую скоро будут
называть звездой Индии в тех произведениях искусства, которые еще
будут вдохновлены ею.
Тиллоттама преодолела застенчивость и огляделась. Брюзгливые,
недовольные лица были только вблизи статуи. Десятки людей, мужчин и
женщин, стояли поодаль, не сводя восхищенных взоров с "Апсары".
- Заря, в которой еще много тьмы, - произнес сам для себя человек
ученого вида, в больших золотых очках, - но несомненная заря!
"Как это верно! - подумал Даярам. - Много тьмы и в Тиллоттаме, и
в нем самом. Древний образ прекрасного неизбежно сливается с тьмой в
природе, в ее женском воплощении. И победить ее невозможно иначе, как
пройдя сквозь нее, как прошел он мрак безмолвия в каменном
подземелье...
Если благодаря разуму человек сумел превратить простое влечение
животного в священный огонь любви, то неизбежна и следующая ступень
восхождения. Непонятная и мучительная страсть тела станет сознательным
царственным наслаждением в поклонении красоте. Часы и дни бытия
сделаются безмерно богаче тысячами ее проявлений в образе любимых, в
изгибах тела, взмахе ресниц, блеске глаз. И сама страсть, пришедшая
через прекрасное, станет восхитительным даром природы, обостряющим
чувства, возвышающим душу".
Конец третьей части
* ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ЛЕЗВИЕ БРИТВЫ *
Глава первая. КАМНИ В СТЕПИ
Селезнев видел Гирина во второй раз, и сейчас в белом халате он
показался ему другим, незнакомым и строгим. Постоянные помощники
странного доктора - быстрый, нервный Сергей и худенькая Верочка - "вся
опора на поле брани", как шутил Гирин, - были тут же, торжественные,
как люди на богослужении в старину. А в глубине душноватой подвальной
лаборатории, едва освещенные низко подвешенными лампами, сидели за
длиннейшим столом несколько человек - старых и молодых. Они слушали
Гирина, энергично шагающего взад-вперед вдоль стола.
- Иннокентий Ефимович Селезнев приехал из Восточной Сибири, чтобы
найти объяснение удивительным галлюцинациям, которые появились у него
после фронтового ранения и особенно усилились в результате случайного
отравления ядовитыми грибами. Галлюцинации заключаются в неясных,
тревожных видениях. Чувства обостряются с ощущением опасности, чего-то
подстерегающего, близкой смерти. Тени животных, известных Иннокентию
Ефимовичу лишь по картинкам: слонов, носорогов, гигантских кошек, -
возникают и исчезают, то в одиночку, то целыми скопищами.
Наш знаменитый этнограф и писатель Тан-Богораз еще раз в 1923
году в книге "Эйнштейн и религия" пророчески заявил, что сновидения о
прошлом могут относиться даже к палеолиту, потому что в их
возникновении участвуют древние структуры мозга, сохранившие отпечатки
прошлых времен.
Есть основание думать, что здесь мы имеем дело с очень редким
случаем проявления подсознательной памяти, "мемори оф дженерейшиз",
как назвал ее один английский психолог, или "наследственной
