Александр Етоев.
Рассказы
Экспонат, или НАШИ В КОСМОСЕ
Восьмая тайна вселенной
Женя
ОПЫТ НА СЕБЕ
ЧЕЛОВЕК ЧЕЛОВЕКУ - ЛАЗАРЬ
ЗМЕЯ, ПОЖРАВШАЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО
ЭКСПЕРТ ПО ВДОХАМ И ВЫДОХАМ
ЧЕЛОВЕК ЧЕЛОВЕКУ - ЛАЗАРЬ
Александр Етоев.
Экспонат, или НАШИ В КОСМОСЕ
Рассказ
Говорил тот, краснорожий, что вывалился из корабля первым. Сильно мя-
тый, в пятнах масла комбинезон, продранные рукава и колени, ржавчина на
пряжках и на заклепках. И сам он был вроде как не в себе. Дергался,
приплясывал, изгибался - может быть, от волнения, а может, сказывались
последствия неудачного входа корабля в атмосферу. Кольца, сетки, фляжки,
ножи, помятая стереотруба, с два десятка непонятных приборов, оружие -
словом, все, что было на нем, скрипело, звенело, булькало, скрежетало,
не умолкая ни на секунду.
- Эй, длинный! Ты, ты, нечего оборачиваться. Тебе говорю: какая у вас
планета?
Желтый палец пришельца то попадал в Пахаря, то промахивал мимо и тог-
да начинал выписывать в воздухе странные танцующие фигуры. Другая рука
краснорожего крепко заплутала в ремнях, оплетавших его, будто тропичес-
кие лианы. Он то и дело дергал плененной рукой, хотел вернуть ей свобо-
ду; плечо взлетало и падало под громкий хохот походного снаряжения, но
рука оставалась в путах.
Пахарь, или Рыхлитель почвы, так его называли в деревне, стоял молча,
локоть положив на соху и пальцами теребя густую рыжую бороду. Он
чувствовал, как дрожит под сохой земля, и дрожь ее отдается в теплом де-
реве рукояти. Земля ждет, когда он, сын ее и работник, продолжит дело,
взрыхлит затвердевший покров, и она задышит свободно сквозь ломкие раз-
вороченные пласты. Но этот чужой, что кричал от края поляны, и те, что с
ним, и то, что было за ними,- большая круглая штука, похожая на дерево
без коры,- мешали доделать начатое.
Он стоял и молчал. Ждал, когда они уберутся.
- Ты что, глухой?
Пахарь молчал.
- Или дурак?
Он почувствовал зуд на шее под рыжими лохмами бороды. Муравей. Высоко
забрался. Пахарь повертел головой, потом пальцем сбросил с себя докучли-
вого путешественника.
- Я спрашиваю, планета как называется, а он мне башкой вертеть. Ты
Ваньку-то не валяй, знаем мы эти штучки.
Те, что выглядывали из-за спины говорившего - двое слева и двое спра-
ва,- с виду были немногим любезнее своего предводителя.
Говоривший, не дождавшись ответа, грозно насупился и подался на пол-
шага вперед. Те, что стояли в тени его широкой спины, качнулись было за
ним, но удержались - видно, подумали, что безопасность тыла важнее.
Вожак кожей почувствовал пустоту, холодком обдавшую спину, покосился
по сторонам и отступил на прежнее место.
- Что это у тебя за уродина? - Голос его стал мягче.
Пахарь подумал: отвечу, может быть, уберутся пораньше.
- Со-ха,- ответил он скрепя сердце.
- Со-ха? - переспросил пришелец.- Ну и название. Со-ха. Ха-ха. Ты ей
чего, копаешь или так?
Пахарь устал говорить. Одно слово - это уже труд. Но он сделал усилие
и выговорил по складам:
- Па-хать.
- Па-хать,- повторил краснорожий и обернулся к спутникам: - Лексикон-
чик. Зубы о такие слова поломаешь. "Пахать".
Пахарь стоял, не двигаясь. Он сросся с сохой, слушая гул земли. Но
пока эти пятеро здесь, она и он, ее сын, будут терпеть и ждать.
Лицо Пахаря, заросшее дикой шерстью, его сильные, грубые руки, низко
склоненные плечи - все в нем выражало полное безразличие к суете и сло-
вам пришельцев. Он смотрел на них и сквозь них. Так смотрят на свет
сквозь пыльную чердачную паутину. Иногда Пахарь зевал, и на солнце вспы-
хивали желтым огнем его большие сточенные клыки.
Ни интереса, ни страха, ни удивления - ничего не отражалось в его
застывшей фигуре. Он просто стоял и ждал. И земля ждала вместе с ним.
Пришельцы тем временем, сбившись в кучу, о чем-то тихо шептались. Ше-
пот то поднимался волнами, и тогда над поляной в[/]оронами вспархивали
слова: "в рыло", "с копыт долой", "пусть подавится",- то утихал до ров-
ного мушиного гуда. Наконец, тот, что был главным, крикнул через поляну:
- Ну ладно, вижу, с тобой много не поговоришь. Значит, так. Бросай
эту свою со-ху. Полезай вон туда. Дырку в борту видишь? Люк называется.
Туда и полезай.
Пахарь стоял неподвижно. Только рыжие лохмы подрагивали на ветру, и
солнце перебирало по волоску густую его копну, добавляя к рыжему золо-
тое.
- Ты чего, дылда, совсем уже в дерево превратился? Полезай в люк, те-
бе говорят. В плен мы тебя берем. Плен, понимаешь? Плен. Будешь ты у нас
пленный. Такое правило, понимаешь? С каждой планеты, даже такой задри-
панной, как твоя, мы берем по штуке местного населения. У нас там,-
краснорожий показал на ракету,- таких охломонов, как ты, четыре клетки
уже набиты. Скучно не будет.
Пахарь его не слышал. Он слушал землю. Он ей отвечал. Она и он гово-
рили. Так, неслышным для чужих языком, они могли говорить долго - сутки,
недели, столько, сколько могло продлиться вынужденное ожидание. Земля
была терпелива, она задерживала дыхание. Пахарь сдерживал внутренний ток
тепла. Если сейчас к нему прикоснуться чужому, то чужой почувствовал бы
холодную, как у рыбы, почти ледяную кожу. Чужой подумал бы - Пахарь умер
или же умирает, превращаясь в застывшую каменную фигуру.
Но чужой стоял далеко. Что-то ему было от Пахаря нужно.
- Слушай, дед. По-хорошему тебе говорю. Полезай в люк. Не то будем
говорить по-другому. Это видал?
Говоривший свободной рукой приподнял и держал на весу короткую, но
увесистую трубу. От рукоятки она раздувалась плавно, потом, сходясь,
выпрямлялась, а на конце чернел, не мигая, круглый опасный глаз.
Мордастый помахал ей на уровне пояса и оставил висеть на ремне.
- А это?
Красная рожа вытащил откуда-то из-за спины длинную-предлинную штангу.
Он споро и ловко переломил ее на добрый десяток колен и получилось кол-
ченогое металлическое существо, очень похожее на паука. Существо стояло,
не двигаясь. Тогда краснорожий пнул паука ногой и кивнул в сторону Паха-
ря. В ответ на пинок и кивок паук заходил, запрыгал на пружинящих лапах,
потом на секунду замер и как-то медленно, осторожно стал подбираться к
Пахарю. Но подойти близко хозяин ему не дал. Ликвидация местного жителя
в планы пришельцев, видимо, не входила. Командир снова превратил паука в
штангу и убрал ее за спину. Демонстрация военной техники на этом не кон-
чилась.
- Еще и такая штука имеется. И вот. И это. И УБЮ-25. И песочные бом-
бы. И сколопендральная костоломка. И причиндатор с педальным сбиромет-
ром.
Краснорожий вытаскивал на свет божий и убирал обратно новые замеча-
тельные конструкции, одна лучше другой. Стреляющие, сжигающие, стирающие
в порошок, перемалывающие в муку, высасывающие из тела кровь, пот и сле-
зы.
Но Пахарь для слов был мертв. Слов он не слышал. Он вел разговор с
землей.
- Теперь понял, что мы не шутки шутить приехали.- Рожа кричавшего из
красной превратилась в багровую.- Мы разведчики. Экспедиционный десант.
Планета Земля - небось, и не слыхал о такой, деревня?
Ответа не было. Ответа не было долго. Его и быть не могло.
Вместо ответа что-то скрипнуло над поляной, как бы вздохнуло. Но это
был не ответ.
Это был небольшой овальный лючок, открывшийся на цилиндре ракеты. Из
лючка вслед за скрипом и клочьями желтоватого дыма выдвинулся конический
раструб рупора.
Группа стоявших на поляне землян уже на скрип напрягла скулы и раз-
вернула плечи. Когда же раскрылся зев рупора, краснорожий, что выступал
за командира и парламентера одновременно, подпрыгнул строго по вертика-
ли, расслабился на мгновенье в воздухе, потом выпрямился и жестко опус-
тился на землю.
Он стоял тоньше лезвия сабли и такой же отточенный, как она. Амуниция
ему не мешала. Кроме того, в полете он повернулся, как стрелка компаса,
на половину круга и стоял теперь к лесу передом, к полю задом.
Рупор заговорил. Голос его был с песком, словно заезженная пластинка,
и звучал очень уж глухо, будто говорили не ртом.
- Старший лейтенант Давыденко...
Сабелька, вставшая к лесу с ракетой передом, замерла как перед боем.
Красная ее рукоятка затемнилась скважиной рта.
- Й-а, тащ грал.
- Плохо, лейтенант. Темпы, не вижу темпов. Форсируйте программу кон-
такта. Немедленно. От третьего пункта - теста на агрессивность - срочно
переходите к четвертому: мирная пропаганда. Выполняйте.
Сабелька сверкнула бриллиантовым острием.
- Есть мирная пропаганда.
Рупор убрался. Овальная рана в борту быстро зарубцевалась.
Старший лейтенант Давыденко прочистил рот крепким горловым "га" и
приступил к четвертому пункту программы.
- Слышь, дед. Соглашайся, а? На Земле у нас, знаешь, как хорошо? Ма-
лина. Жить будешь в отдельной клетке. Клетка теплая, остекленная. Отлич-
ная клетка. Это не какая-нибудь тебе хибарка из соломы или вонючая яма в
земле. Жратвы будет - во! Делать ничего не надо. Ни пахать, ни сеять. У
нас - автоматика. Ты - экспонат, понимаешь? Работа у тебя будет такая -
экспонат. Люди придут, на тебя посмотрят. Во, скажут, ну и дед! Где та-
кие деды водятся? А на клетке табличка. Ага, скажут, планета такая-то,
звезда, созвездие, все путем. Ну как? Чем не жизнь?
Цвет лица лейтенанта опять возвращался к нормальному - цвету тертой
моркови. Картины рая, которые он только что рисовал, должно быть, по-
действовали и на него. Наверное, ему стало жаль себя, не имеющего угла,
где голову приклонить, и мотающегося по пространству, как безымянный
неприкаянный астероид. Но он сдержался, и скупая слеза так и не покати-
лась по его мужественной щеке.
Лейтенант выдержал положенную по инструкции паузу. На лицо он сейчас
был сами милость и доброта. Но косматого урода ни милость, ни доброта не
брали. Наконец, Давыденко решил: хватит. С милостью пора кончать. Время
переходить к делу. Еще минута и все. Надо бородатого брать. Такова прог-
рамма контакта. Пункт пять.
- Эй...- начал он и осекся.
Потому что с местным творилось что-то уж очень неладное. Вроде как он
стал короче.
Лейтенант плохо соображал. Он протер рукавом глаза, и пока протирал,
дед заметно укоротился.
- Черт! - сказал Давыденко и повернулся к своим товарищам. А вдруг
они что-нибудь понимают в творящемся безобразии. Но те смотрели сквозь
главного такими детскими безоблачными глазами, что лейтенант понял: эти
ему не советчики.
Он вновь посмотрел на Пахаря. Но не тут-то было. Взгляд его пролетел
мимо цели; цель ушла, сместившись сильно к земле.
- Елки-моталки...
От деда оставались буквально плечи, руки и борода. Да на земле перед
ним стояла, прикрывая его, словно парижская баррикада, та безлошадная
дедова соха, на которую он давеча опирался.
- Куда? Эй! - Давыденко уже приходил в себя.- Стой! Куда ты, дедок?
Погоди.
Из-за спины лейтенанта высунул голову некто худой, щуплый, в очках и
с лаковой бороденкой.
- Я знаю, я знаю...- Голос его срывался, как у всякого выскочки,
стремящегося опередить других.
- Я сам знаю,- сказал лейтенант, как отс(223)к. Очечки враз стали
тусклыми и погасли за бугристой лейтенантской спиной.
Давыденко скомандовал:
- Рябый, Гершток, Сенюшкин. Быстро. С лопатами. Дед под землю уходит.
Вон, одна плешь торчит. Скорей. Почему заминка? Рябый, Сенюшкин. Ибраги-
мов - на помощь. Черт, весь ушел. Быстро. Копать. Ибрагимов, чурка без-
мозглая! Да не причиндатором, а лопатой! Отставить причиндаторы, кому
говорю!
За спиной лейтенанта стало просторно, там загулял ветерок.
Впереди над полем взлетали и падали белые черенки лопат. Локти копаю-
щих ходили мерно, как рычаги. Повалил пар.
Пришельцы копали планету. Планета не сопротивлялась. Планета была ум-
на. Пахарь, Рыхлитель почвы, продолжал делать дело руками пришлых людей.
Ком земли, прошитый белыми волосками корней, откатился к бахилам
