Голодный... Смоленский... Дегтярный.
Мне стало смешно. Я рассмеялся вслух. Синее пятно впереди обдало меня
синим паром. Пар производился частым дыханием милиционера, шедшего мне
навстречу.
Милицию я люблю. За что, не знаю, но мне нравятся эти люди. Я и сам
отчасти такой.
- Дегтярный? - Милиционер отдал честь и указал на ближайшее здание. -
Средняя школа N_1 имени поэта Дегтярного. При школе мемориальный музей.
Там вам расскажут.
- Спасибо, - сказал я вежливо и пошел от здания прочь.
Сначала изучить город, таков мой рабочий стиль. Изучить город,
походить, посмотреть, завести случайных знакомых (желательно женского
пола), как водится, вечернуть в ресторане, а пригласят в гости на чай -
немедленно согласиться. Не потому, что я такой женолюб (хотя не без
этого), просто женский язык Богом создан для передачи нужной мне
информации. Но и мужскими знакомствами гнушаться не стоит. Мужик, он
разный бывает, и чем пьянее, тем интереснее.
Город Бежин - центр Бежинского района, население 120 тысяч,
промышленность развита слабо. Имеется речной порт. Река Бжа
непосредственно через Волгу впадает в Каспийское море. У Бжи есть приток -
Бежинка, высыхает летней порой. Как Нежин славится огурцами, город Гамбург
- пивом и бутербродами, так и Бежин - знаменитыми бежинскими голубями
величиной с ворону. Голуби экспортируются в Европу.
Как видите, географический справочник многословием не отличался.
Энциклопедия и того плоше. Самое ценное, что они мне дали (не считая
справки про голубей), - пара прибитых тараканов в читальном зале
гостиничной библиотеки.
Здесь, в городе Бежине, четверо моих подопечных. Опасных, особо
опасных, чрезвычайно опасных для меня лично и совершенно индифферентных к
окружающему мирному населению. Их-то ради я и прибыл вчера сюда "ракетой"
на воздушной подушке.
2
Морозец был легче легкого, в своей первой пешей прогулке я
ограничился пуловером под полупальто и узким зеленым шарфом. Шапку
надевать не стал. Саквояж я прихватил тоже - из-за Шарри, для пущей
страховки прицепил под полупальто пугач, а небольшой пистолет-зажигалку
положил в брючный карман. Не помешают.
Посмотрев на свое отражение в зеркальном стекле витрины, я остался
доволен. Сорокалетний красавец, рост спортивный, в зубах сигарета, усат.
Совершает утренний моцион.
Я вышел на набережную. Река Бжа парила над черным фарватером, лед у
берегов подтаял, неприлично желтели разводы, а у причала вода была чистая
и визгливо кричали чайки.
Улица Правобережная. Асфальтовая струя тротуара, покрытый наледью
скос, круто уходящий к реке. И никакого барьера. Достаточно ловких рук и
легкого поворота руля, и сорокалетний красавец поскользит как миленький
вниз, к подмигивающим полыньям, жующим хрустящие кромки.
Маловероятно, но такой возможности исключать нельзя. Моих подопечных
хотя природа и обделила дыханием, но нюх на нашего брата эксперта у них
будь здоров. На этом, между прочим, основано одно из правил слепого поиска
- эксперт в роли наживки. Правило не из приятных. А что делать, как
говаривал Николай Гаврилович Чернышевский?
От реки лучше уйти. Береженого Бог бережет. Я затянулся и выпустил
шарик дыма. Ветерок понес его над рекой к левому берегу, выкрашенному в
рыжую охру. Там пакгаузы порта, его товарные отделения. Там - хозяева
краны, там дымы стоят столбняком, там упорство и труд перетирают в пыль
энтропию.
Моих там быть не должно. Это для меня плюс, поскольку зона поисков
уже. Еще одно свойство моих трудных детей - где масляный пот механизмов,
заплаканные глаза компьютеров и рабский труд операторов производства -
туда мои ни ногой.
Набережная была пустынна. Далеко впереди, справа, там, где щербатая
от редких зданий улица Правобережная исчезала, проваливаясь сквозь землю,
что-то такое влажнело. Туманное облачко пара поднималось там вдалеке.
Похоже, прорвало трубу.
Сто тысяч местного населения, где вы? Ага, кто там лоснится лицом в
застекленной газетной башенке? Я подошел к киоску и кивнул сахарному лицу.
И ошибся, сахар был льдом. Продавец на меня не смотрел, он читал цветную
обложку - жаркую, как русская печь, африканку, рекламирующую бездымные
сигареты "Этна". Я ему позавидовал.
Одинокой бледной стопой лежали прямо на холодке свежие номера местной
газеты "Коммунизм", издания бежинских коммунистов-некоммунистов. Справа
под шапкой петитом митинговала фраза: "К коммунизму без коммунистов". Во
времена моей студенческой молодости, на которые приходился пик борьбы с
профессиональной партийностью, я, помню, сам бегал в футболке с точно
таким же лозунгом. Усов я тогда не носил. Зато издавал собственную газету.
Называлась она, прости Господи, "За здоровый аморализм" и стоила рупь с
полтиной. Симпатичным студенткам я раздавал ее даром, и некоторые отвечали
взаимностью.
Давно это было, медь обросла патиной, губа щетиной, но и теперь,
разобрав газетный петит, я припомнил с улыбкой застиранную футболку
безусой моей молодости.
Бросив белый кружок на сбегающий под стекло желоб, я проследил его
бег в мелкую жестяную монетницу. Подруг у монеты не оказалось. Я ждал, что
газетный страж поднимет на меня хоть глаз, хоть треть глаза. Не мой ли он
подопечный? Вряд ли. Будь газетчик моим, он бы так не сидел - почуял,
насторожился, не дочитал грудастую африканку. Не мой.
Ладно, сидень, сиди. А мы двинемся дальше.
Газету я положил в карман, намереваясь прочесть в первой кофейной
теплице, которую увижу гуляючи.
3
Агентурные сведения, которыми я располагал о подопечных, были скудны
до прозрачности. От Геры Петрова - он год или два занимался центром России
- я знал, что в срединных континентальных зонах подопечные нашего
ведомства тяготеют к образу жизни скорее общественному, коллективному,
чем, скажем, в странах Магриба. Там они замыкаются на себя и поэтому
выявляются проще.
Я вздохнул. Оконце кафе запотело. Кофейный автомат урчал, как сытый
желудок, а кофейная дама за стойкой так пропиталась кофе, что лицом стала
коричнева и сморщилась, как гриб в октябре. Такие не в моем вкусе. Я
вздохнул еще раз и полез в карман за газетой.
Никто не знает, откуда придет удача. Знает Бог, но Бог не всегда за
нас. Когда я раскрыл газету, по привычке - на последней странице, там, где
спортивная, уголовная и прочая интересная хроника, я глазам не поверил.
Редактор К.Полетаев.
Костька! Так вот ты где! Коммунист ты мой недорезанный. Редактор
провинциальной газеты. Небось, метил в президенты, не меньше, а вон куда
выбросила судьба. Костька!
Кофе я не допил. Умертвил в чашке окурок и поцеловал по воздуху
сморщенные губы кофейницы. В той что-то сломалось, и она замерла в позе
испорченной заводной куклы, растопырив пухлые ручки.
- Знаешь, Мишок, есть один человек на примете. Я не ручаюсь, но...
Костька от должности растолстел. Даже коньячная влага, когда мы
допили до дна вытащенную из сейфа заначку, не вернула ему, увы, прежнюю
осиную стать. Сорок лет это не двадцать пять, когда мы виделись в
последний раз.
- Рассказывай, - сказал я и приготовился слушать.
И он рассказал мне случай.
Правда-неправда, сам лично не видел, а рассказывал наш корректор
Ермолин, ему - Боря Чуйков, ты их не знаешь, они - мои, типографские.
Чуйков вроде присутствовал при этом случае сам, или брат его Николай, или
племянник Гришка. В общем, собралась однажды в ресторане "Якорь" компания.
Крепко выпили - по-бежински, как здесь говорят. Дело было зимой, под март,
ну и по пьяной лавочке давай в компании спорить, кто переплывет нашу Бжу.
Бжа не замерзает, ты видел. Судоходство у нас круглый год. Бежин - речная
столица края, все через Бежин - в Россию, из России - на юг. Бывает и
иностранец наш город жалует, как же - международный аукцион по продаже
бежинских голубей. Каждую осень. Видел наших голубей? Не видел? Еще
увидишь - слоны!..
- Костя, не отвлекайся, я на работе.
- Так вот, - Костя выправил курс, - поспорили на ту же бутылку
"Бежинской" некто Гаврюхин и портовый рабочий Шишов. Шишов говорит: "Шиш".
Гаврюхин: "Нет, доплыву". Гаврюхина, говорят, отговаривали, да, видать,
плохо. Любопытно было ребятам: неужто и впрямь доплывет? Бжа, она с виду
тихая, но на самом фарватере, где быстрина, течение ой-ей-ей. Вот он и
поплыл, Гаврюхин. Говорят, доплыл до середки. Потом что-то мелькнуло,
булькнуло, как китовый фонтан, и пловец пропал. Тело искали четверо суток.
Просвечивали приборами глубину, изъездили дно реки на гусеничной амфибии -
ничего. А что оказалось? Его подводным течением от середки принесло
обратно, почти в то же место, откуда он сиганул. И забило в щель между
сваями на пристани. Нашли случайно. Принимали с "ракеты" швартовы,
смотрят, под водой вроде мутнеет рука, вроде - водоросли, непонятно.
Спустились в водолазном костюме, а там утопший Гаврюхин. Это ладно, нашли
и нашли, ты послушай, что было дальше. Положили его на пристани, накрыли
чьим-то пальто и побежали звонить - вызывать милицию и врачей. И как-то
так оказалось, что рядом с утопленником на короткое время не случилось
никого из зевак. То ли толпе стало скучно, то ли тошно смотреть на
мертвого. Словом - ушли. Тогда мертвый Гаврюхин, как ни в чем не бывало,
поднялся, надел чужое пальто, которым его прикрыли, и преспокойно ушел с
места собственного спасения. Я что теперь думаю, Мишка. Твои клиенты тоже
вроде не дышат...
- Не дышат, - проговорил я сквозь смех, - и под водой могут пробыть
сколько угодно долго.
Накатило. Я давился от смеха. Ушат за ушатом я выплескивал его из
себя, а смех все не кончался. Костя сначала посмотрел на меня серьезно,
даже как-то испуганно и оценивающе. Все-таки не виделись столько лет, а
здоровье с годами уходит, даже психическое. Потом он решил, должно быть,
что я не совсем псих и робенько улыбнулся.
- Михаил, история, конечно, для дураков, но я же ее не сам придумал.
Мне же ее корректор Ермолин рассказал...
- А корректору Боря Чуйков... Костька, ты уж меня прости.
Действительно, очень смешно, особенно, когда он чужое пальто увел.
Понимаешь, Константин, работа у меня слишком серьезная. Бывает, по полгода
- не то что смеха, улыбки приличной, и той не скорчишь. Держишься,
держишься, а однажды выпадет случай, вот как сейчас с тобой, и - понесло.
Хоть кляп в рот. А рассказ твой, Константин Евгеньевич, меня заинтересовал
очень. Теперь скажи: координаты утопленника тебе известны?
Костя посмотрел на меня как завскладом, заранее пронюхавший про
инспекцию, - торжественно улыбаясь:
- Минуту подождешь?
Он набрал трехзначную цифру номера и вызвал какую-то Зинаиду:
- Зинаида, такое дело. Февральский номер газеты за прошлый год,
примерно, конец месяца. Посмотри в хронике происшествий. Заметка про
некоего Гаврюхина, который утонул. Кто автор заметки?
- Момент, - сказал мне Костя, не отнимая трубку от уха, - мы про это
писали.
- А как же корректор Чуйков?
Но Костя уже разговаривал с трубкой:
- Равич? Хорошо, Зинаида. Спасибо. - Костя надавил на рычажок и
сейчас же набрал номер Равича.
- Здравствуйте, Константин Евгеньевич говорит. Вы прошлой зимой
подготовили материал по утопленнику Гаврюхину. Помните? Ах вот как?
Псевдоним? Не Гаврюхин? Так, так. Записываю. Лашенков Юрий Давыдович,
