степени, получить признание в том, что тело Учителя было ими украдено и
затем уничтожено, после чего немедля их ликвидировать, спрятав концы в
воду. Я бы, во всяком случае, действовал именно так.
Потом у склепа появилась Мария, что из Магдалы, в сопровождении
неразлучной пары - Иоанна с Петром, и нашим оперативникам пришлось срочно
попрятаться: показываться на глаза мужчинам "ангелам" было, естественно,
запрещено. Но затем - о удача! - Мария осталась перед гробницей в полном
одиночестве; вот теперь нам настала пора ходить с козыря и опробовать на
ней нашу ключевую разработку. В любом случае, испытание это лучше
проводить именно сейчас. И если выяснится, что наш имитатор не в состоянии
ввести в заблуждение даже одинокую, потрясенную горем любящую женщину -
значит он вообще ни на что не годен, и надо немедля выдумывать что-то
иное. Сам же "первый блин" мы в случае неудачи наверняка сможем списать на
галлюцинации Марии.
Надо сказать, что когда Фабриций вчера вечером впервые увидал нашего
"Назареянина", он только крякнул, почесав затылок, и как-то обреченно
спросил: "А ничего получше не нашли?"; я лишь руками развел. Конечно, наш
эксперт по изменению внешности поработал в ту ночь на совесть, однако
конечное его заключение не радовало: демонстрировать имитатора можно лишь
в условиях плохой видимости (туман, сумерки, искусственное освещение) -
иначе он ни за что не ручается. Именно в предрассветных сумерках и
совершил свой первый выход на сцену наш солист. Дебют был, честно говоря,
так себе, на "троечку": Мария сперва решила, что видит перед собой
местного садовника, и лишь разъяснения "белоснежных ангелов" убедили ее в
том, что перед ней воскресший Учитель. Как бы то ни было, положительный
результат был достигнут, и теперь предстояло думать, как его закрепить.
Была здесь, впрочем, и еще одна трудность. Наш агент не имел никакого
представления ни о сути религиозной доктрины Назареянина, ни о деталях его
предшествующей деятельности, и поэтому при явлениях ему было ведено вести
себя по известному принципу "промолчишь - за умного сойдешь". Тем не
менее, дать вконец растерявшимся ученикам хоть какие-то разъяснения по
поводу происходящего становилось жизненно необходимым; единственным же
человеком, свободно ориентирующимся во всех этих религиозных
хитросплетениях, был Фабриций. В тот же день советник совершил вылазку и,
присоединившись к паре учеников, направлявшихся в Эммаус, на протяжении
почти двух часов приводил в порядок их перепутавшиеся мысли. Результат
этой встречи оказался для нас обоих абсолютно неожиданным: ученики
почему-то решили, что их собеседником был не кто иной, как сам воскресший
Учитель - просто "в ином облике". Их не смутил даже язык, на котором
говорил с ними советник; то есть сам по себе его арамейский был, конечно,
безупречен, однако имитировать мягкий галилейский выговор он даже и не
пытался. Вот уж воистину неведомо - где найдешь, а где потеряешь!
А пока центурион сеял слово Божье в душах человеческих, я вынужден
был заниматься куда более прозаической деятельностью - спасать бренные
тела учеников, чья жизнь опять повисла на волоске. Синедрион уже объявил
тот самый вердикт, которого я и ожидал - "тело украдено учениками", так
что теперь становились неизбежными и все остальные предугаданные мною
последствия. Ученики же, будь они неладны, проигнорировали все наши
утренние предупреждения - и через "мироносиц", и через Марию - уносить
ноги в Галилею. К тому моменту, как они, наконец, расчухали, что пахнет
паленым, все выходы из города были уже перекрыты храмовой стражей, а
тайная полиция начала прочесывать жилые кварталы.
В другое время эвакуация не составила бы особого труда: достаточно
было, например, переодеть учеников в униформу себастийского ОМОНа или
сирийских вспомогательных частей. Сейчас, однако, я был связан по рукам и
ногам категорическим запретом прокуратора даже косвенно впутывать в эту
историю римские официальные органы, а иудейские сыщики, между тем, уже
дышали нам в загривок. Плюс ко всему, у нас начали путаться под ногами
люди Никодима, тоже вознамерившегося спасать учеников. Этот преисполненный
наилучших намерений дилетант, сам уже давным-давно находящийся под
колпаком у Каиафы, был по-настоящему опасен - как не в меру общительный
прокаженный, не желающий знать о своей болезни. Одним словом, к тому
моменту, когда ученики оказались, наконец, собраны на одной из наших
конспиративных квартир в Верхнем городе, с меня сошло семь потов. Самое
интересное - эти ребята явно воспринимали все, что делалось ради их
спасения мифическими "почитателями Иешуа" как нечто само собой
разумеющееся. Похоже, изо всех заповедей Учителя им более всего
приглянулась одна - "Будьте как дети".
Нет худа без добра - теперь эти "детки", по крайней мере, находились
под нашим присмотром, и мы могли быть спокойны, что они не выколют друг
дружке глаз и не будут играть со спичками. Кроме того, им поведали должное
количество "страшилок", чтобы у них раз и навсегда отпала охота без спросу
убегать за калитку. Реальная ситуация, между прочим, была даже серьезнее,
чем та, которой их стращали. Днем в Гефсимании был обнаружен труп Иуды, и
к тайной полиции в ее поисках присоединился еще и Уголовный розыск, где
профессионализм сыщиков всегда был выше, чем в охранке; совместными
усилиями эти службы буквально вывернули город наизнанку.
Для нас, между тем, наступал решительный момент: пора было
предъявлять ученикам их "воскресшего" Равви. Между тем, первый опыт с
Марией особого оптимизма не внушал, а возможности для увеличения
портретного сходства фигурантов наш эксперт уже выжал досуха. Положение
казалось совершенно безвыходным. На полном серьезе обсудив использование
иллюзионистов и гипнотизеров (прямо как в дешевом детективе), мы совсем уж
было остановились на том, чтобы подбросить ученикам в светильник толику
коноплевого цвета, и тут Фабриций вдруг нашел простое и изящное решение.
Он предложил изготовить нашему имитатору своего рода "удостоверение о
распятии" - набор страшных ран на запястьях и щиколотках. Раны получились
просто замечательные: от таких, пожалуй, не отказался бы даже самый
требовательный профессионал из числа нищих-"калек". Наше творение можно
было бы смело демонстрировать и средь бела дня на паперти, не то что в
полутьме закрытого помещения. Кроме того, мы временно удалили из дома
вечного скептика Фому - отправили его (под надежным прикрытием) на
экстренную связь с "другой" группой "почитателей Иешуа". И когда внутри
комнаты, где уже сгустился вечерний сумрак, внезапно появилась знакомая
фигура, и были предъявлены ужасающие раны - да кто осмелился бы усомниться
в увиденном?
Усомнившийся, однако, нашелся - Фома; мы, выходит, как в воду
глядели, удаляя этого маловера из зала на время первого действия. Хозяин
конспиративной квартиры осуществлял постоянное наблюдение за учениками
(именно таким образом мы реконструировали за эти дни и Тайную вечерю, и
целый ряд других эпизодов). Он и доложил, что Фома на нашу удочку не
клюнул и посулил при следующей встрече пощупать пальцами - что это за
такие интересные раны на щиколотках и запястьях, что не мешают человеку ни
ходить, ни чистить рыбу. Черт побери, в логике ему никак не откажешь!
Я сгоряча предложил было ликвидировать Фому, представив это Божьей
карой за неверие, однако Фабриций решительно воспротивился - "Это же будет
шито белыми нитками, экселенц! И потом, нам нужно вселить в них _в_е_р_у_,
а не _с_т_р_а_х_, иначе вся эта затея бессмысленна". На протяжении всей
следующей недели, которую община провела под домашним арестом, друзья
обрабатывали упрямца, и тот потихонечку начал сдавать позиции. Самое
большое впечатление, однако, на него почему-то произвел рассказ об
Эммаусском явлении, который мы не преминули довести до учеников. Короче
говоря, когда "Иешуа" вновь возник внутри запертого дома и обратился
непосредственно к Фоме: "Подай перст твой, и вложи его в раны мои, и не
будь неверующим, но верующим!" - этот блеф отлично удался. Фома в
раскаянии пал на колени, и инцидент был исчерпан.
Тем временем полицейская активность в Иерусалиме пошла на убыль, и
мы, с соблюдением всяческих предосторожностей, перебросили учеников домой,
в Галилею. Здесь опять начались неприятности, ибо все они немедленно
перессорились; еще во время своего Иерусалимского сидения эти ребята
начали всерьез обсуждать животрепещущий вопрос - кто из них больше всех
любил Господа? Мы поначалу не придали этому значения: дети - они и есть
дети. К сожалению, в Галилее процесс пошел ураганными темпами; мы и глазом
не успели моргнуть, как Иоанн всерьез начал тянуть одеяло на себя, а
четверо вообще откололись и начали проповедовать - по собственному
разумению - такое, что Фабриций только за голову хватался. Бедняга Петр,
между тем, совершенно растерялся и утратил контроль над ситуацией в
общине.
Следовало немедленно вмешаться, пока община не распалась вовсе.
Фабрицию пришлось повторить свой эммаусский опыт на Генисаретском озере.
Даже не пытаясь впрямую выдать себя за Учителя (эта неопределенность
позволяла ему, в случае чего, отыграть назад и заявить о себе как о
"посланце"), советник, тем не менее, произвел на учеников куда более яркое
впечатление, чем наш декорированный ранами имитатор. Результат и на этот
раз превзошел все ожидания: Фабрицию удалось и подтвердить лидерство
Петра, и аккуратненько осадить Иоанна, и восстановить треснувшую было
монолитность общины.
Между тем, наступала пора для завершения операции. Галилейская почва
была уже достаточно подготовлена для посева (их земляк оказался-таки
Мессией, что бы там не говорили эти спесивые иудеяне!), и теперь самое
время было устроить публичную демонстрацию. Ее мы и осуществили на Горе
Галилейской, где как-то вечером наш имитатор явился толпе в несколько сот
человек, предводительствуемой вновь объединившимися учениками. Конечно,
лучше было бы продемонстрировать народу Фабриция, дабы тот произнес
соответствующую проповедь, однако здесь нас подстерегала опасность иного
характера. Слух о "явлениях" давно уже достиг властей; хотя все подходы к
месту надежно контролировали наши люди, в толпе почти наверняка были и
иудейские агенты, а среди них случайно могли оказаться и знающие в лицо
советника по культуре.
Голова у учеников опять пошла кругом, ибо воспоминания о
Генисаретском явлении были еще слишком свежи в их памяти, и кое-кто из них
возроптал. К счастью для нас, строптивцы в итоге не устояли перед напором
ими же и порожденной молвы о Мессии. Нам, однако, пришлось в итоге
отказаться от тщательно проработанной финальной инсценировки с
"вознесением Господа на небеса". Фабриций заявил, что теперь общественное
мнение уже сформировано настолько, что вполне можно ограничиться и просто
массированным выбросом слухов о событии - результат будет точно таким же.
Так оно и оказалось.
И вот, когда операция "Рыба" была уже практически завершена, меня
внезапно вызвал к себе на ковер Игемон. В последнее время в Палестине
наблюдается необъяснимый рост популярности подрывного учения некого Иешуа
Назареянина, благополучно казненного около месяца назад, но потом якобы
"воскресшего". Известно ли мне, что у иудейских властей возникли
подозрения, будто бы это "чудесное" событие инспирировано некими "внешними
силами", и Синедрион начал соответствующее расследование? А если известно,
