разрезала воздух... и до половины ушла в каменное крошево. Принц потерял
равновесие, но удержался на ногах и тут же выхватил из-за спины боевую
палицу, шипастую, как стебель розы.
Он храбр, подумал Арман почти что с сожалением. Он действительно
храбр и доблестен. Девять принцев из десятка давно бежали бы прочь без
оглядки.
Остин тем временем возился со шлемом - при ударе тот съехал на бок и,
по-видимому, причинял принцу большие неудобства. Забрало свернулось к уху,
а на месте лица оказалась сплошная железная стенка - ни вздохнуть, ни
взглянуть на противника. Принц похож был сейчас на мальчика, в шутку
натянувшего на голову котел, не сумевшего снять посудину и ужасно
перепугавшегося.
Арман терпеливо ожидал.
Наконец Остин перехватил палицу в левую руку, а правой ухитрился-таки
отстегнуть ремешок. Стянул шлем с головы, облегченно вздохнув, уронил в
камни.
Светлые волосы, мокрые от пота, прядями облепили голову. Свирепые
голубые глаза. Он все равно был красив - даже более красив, чем тогда на
площади, перед влюбленной толпой.
Будь счастлива, Юта.
Арман наклонил голову и шагнул вперед. Остин стремительно размахнулся
и ударил Армана прямо по голове - у того искры из глаз посыпались.
Зашатавшись, Арман рухнул на землю. Остин размахнулся еще раз и снова
ударил по костяному гребню. Жалобно застонав, дракон откатился в сторону -
только камни хрустели под чешуей. Остин поспешил за ним - но ящер
уклонился, тяжело поднялся, снова застонал - уже в воздухе. Сделал вид,
что падает - и в последний момент удержался на лету. Неровно, зигзагами,
полетел прочь.
Остин выкрикивал ему вслед что-то азартное, боевое; он прыгал на
месте и потрясал палицей, до сих пор не веря, что справился с чудовищем.
Он приглашал Армана вернуться, громко сожалея, что не успел срубить
отвратительную башку... А через камни и трещины к победителю бежала Юта.
Весь поединок она простояла на вершине скалы. Она видела, как Арман
сбросил Остина с седла, и прокусила до крови руку, испугавшись за жизнь
принца. Несколько минут после этого она просто сидела на корточках,
зажмурив глаза и зажав ладонями уши, а когда решилась, наконец,
посмотреть, то увидела принца, опускающего шипастую палицу на голову
распростертого дракона... И тогда она расцарапала щеку от страха за
Армана.
Когда Арман взлетел, у Юты немного отлегло от сердца, но она тут же
снова испугалась за принца. Арман камнем рухнул вниз - принцесса закричала
от страха, что он разобьется. Дракон удержался - и Юта обессиленно
выдохнула.
Теперь Арман улетал. Юта не до конца понимала, что произошло, но
Остин жив, размахивает своим оружием, и ветер доносит его воинственные
крики... И дракон жив, летает. Кто кого победил?
Она неслась через камни, то и дело теряя Остина из виду, а в
отдалении взмахивал крыльями Арман...
Огромным усилием воли Арман удержал себя и не спустился, чтобы в
последний раз взглянуть на нее. Он сделал свое дело, теперь надо было
поскорее исчезнуть, улететь, спрятаться... Этим двоим нельзя мешать,
нельзя подглядывать, нельзя...
Им предстоит еще добраться до людей, а конь убежал, а Юта, наверное,
голодна. Она почти босиком, а там острые камни. И не попали бы в каменную
трясину, откуда он когда-то ее вызволял... Но они уже встретились, и ни
помочь, ни помешать - не в его власти.
Развернувшись навстречу бледной луне, чахнущей на голубом небе, он
полетел прочь.
9
Через сотни ночей к последнему утру тянусь.
Не зови меня. Я и без зова
Явлюсь.
Арм-Анн
Через месяц по контестарской столице катил свадебный кортеж.
Главная улица еще за неделю до праздника была выстлана плетеными
ковриками из золотой соломы; жители окрестных домов поставили на парадные
подоконники цветы в горшках - все, какие только сумели раздобыть, и улица
походила теперь на лавку зеленщика. На высоко натянутых веревках развешены
были флаги - контестарский с коричневым богомолом и Верхней Конты с
кошачьей мордой. Кое-где, правда, между флагами колыхались на ветру
простыни и рубашки - ведь обычно веревки служили для просушки белья...
О приближении кортежа возвестили истошные крики мальчишек, оседлавших
крыши.
Открывали шествие двадцать три ученые белые мыши - запряженные и
взнузданные, они торжественно влекли игрушечную повозку, на которой по
традиции помещались роза со сточенными шипами, баночка меда и пригоршня
семян - таким образом молодым предвещались любовь без раздоров, сладкая
жизнь и множество детей.
- Слава! Слава! - кричали люди, гроздьями свисающие из окон, с крыш и
фонарных столбов. - Слава! Совет да любовь!
Далее торжественным маршем шел сводный отряд шарманщиков - их
шарманки, тщательно настроенные и надраенные, играли одну и ту же мелодию
- свадебный марш. Счастливые и гордые своей миссией, шарманщики изо всех
сил вертели головами - видят ли их друзья и знакомые?
За шарманщиками катилась двуколка, на которой юноша, одетый
коричневым богомолом, и девушка, одетая кошкой, танцевали танец братания
королевств. Оба уже здорово запыхались - ведь танцевать приходилось всю
долгую дорогу! Но оказанная им честь была так велика, что, позабыв
усталость, они плясали все задорнее.
Следом, свирепо вскинув подбородки, чеканили шаг гвардейцы -
контестарские в ярко-зеленых, верхнеконтийские в красно-белых мундирах.
Сверкали на солнце освобожденные из ножен клинки - кривые контестарские и
узкие контийские. На верхушках причудливых шлемов курились благовония, и
казалось, что гвардия движется в сизом ароматном облаке.
И в этом же облаке не ехала - плыла над землей открытая карета
новобрачных.
Принц и принцесса восседали на бархатных подушках; Остин был
необыкновенно хорош в военном мундире - а ведь он, по традиции, с рождения
был полковником гвардии. В правой руке у него было длинное копье с
насаженной на него маленькой головой дракона - из папье-маше.
- Победитель чудовища! Победитель дракона! - кричали люди. - Слава!
Слава!
Принцессу Юту такой еще не видели.
Она была необыкновенно оживлена; глаза сияли и не казались такими уж
маленькими, а с лица исчезло угрюмое желчное выражение, к которому
привыкли все, знавшие ее. Она улыбалась, она смеялась, она хохотала;
подвенечное платье, которое двенадцать лучших портних готовили целый
месяц, скрадывало недостатки фигуры, а счастье, распирающее Юту изнутри,
сгладило и смягчило некрасивость лица.
На крышах шептались: гляди ж ты!.. в плену у дракона... вот
повезло... в когтях уволок... страху-то... гляди ж ты, гляди!
Рука принца Остина лежала на Ютиной, в кружевную перчатку затянутой
руке. Их только что сочетали браком.
- Слава! Слава! Совет да любовь!
Далее катилась целая вереница королевских экипажей. Под
государственными гербами заплаканная от счастья Ютина мать обнимала двух
младших дочерей - веселую Май и задумчивую Вертрану; отец Юты бережно
поддерживал под локоть старика Контестара - тому посчастливилось-таки
дожить до этого дня. Шумные придворные и знать двух стран грозили
опрокинуть переполненные кареты; от Акмалии был только официальный посол -
король и принцесса Оливия находились в горах на отдыхе.
В хвосте процессии валом валили горожане, подбрасывая и теряя в
сутолоке шляпы и платки. Какой-то мальчишка свалился с конька крыши и
повис, зацепившись штанами за железный штырь.
Процессия направлялась к королевскому дворцу; ворота были распахнуты,
стражники застыли, вскинув полосатые пики. Уже на просторном дворе мышей
выпрягли и собрали в ящик с дырочками - там поджидал их лакомый желтый
сахар. Танцующая пара, окончательно изнуренная, спрыгнула, наконец, с
двуколки; шарманщики и гвардейцы образовали живой коридор, и по этому-то
коридору Остин и Юта двинулись к покрытыми ковром ступенькам.
Опираясь на руку принца, Юта не шла - выступала. Четверо пажей несли
ее длинный шлейф; горделиво подняв голову, принцесса входила в дом своего
мужа - входила, сопровождаемая тысячей взглядов.
И еще один свидетель этой сцены наблюдал за Ютой, окаменев перед
магическим зеркалом.
Он видел, как готовили свадебную церемонию и накрывали столы, как
снаряжали жениха и невесту, как в присутствии горожан и знати объявили их
мужем и женой, как прокатился улицами свадебный кортеж, как Юта поднялась
по ступеням дворца... Целая толпа лакеев разводила гостей по празднично
убранным залам, усаживала за столы, и среди мелькающих кружев и бантиков
Арман потерял Юту из виду.
Зеркало замигало, покрылось будто сетью морщин... Погасло. Вспыхнуло
вновь, и Арман увидел, как Остин помогает Юте устроится в королевском
кресле, а она не то благодарно, не то просто рассеянно гладит рукав его
мундира...
Армановы руки сжали деревянные подлокотники, резко выступающие
костяшки пальцев побелели.
С утра он пытался пить - но вино не лезло ему в горло, как вчера, как
неделю назад, как вот уже почти месяц. Влитый в рот насильно, благородный
напиток не приносил ни отдыха, ни забвения - тошноту, и только.
Неделями напролет он пытался увлечь себя расшифровкой клинописи,
острым ножом вырезал на темной столешнице знаки, когда-то перерисованные
Ютой на стену около камина; он ошибался и начинал снова, но занятие это,
тяжелое и нудное, не приносило облегчения. Измучившись, отупев, он путал
знак "море" со знаком "смерть".
Тогда он стал улетать из замка далеко и надолго; однажды, поймав на
обед дикую козу, он вообразил вдруг, что несет в когтях девушку. Коза так
и осталась в живых.
Раз или два он летал в гнездо калидонов. Но первые осенние дожди уже
напитали пух влагой, он потемнел, съежился и вместо белой перины был похож
на грязную тряпку...
И все это время он часами просиживал перед зеркалом в надежде увидеть
Юту.
Она явилась ему всего дважды, мельком - один раз с матерью и один раз
- одна, бледная, отрешенная, но явно счастливая. И он радовался ее счастью
- но радость получалась неважная, принудительная какая-то, фальшивая.
Зато в день свадьбы зеркало расщедрилось, как никогда.
Устало покачиваясь взад и вперед, Арман смотрел, как молодым подносят
традиционные яства - крылья чайки и пирог с языком суслика. Как вместо
короля Контестара, которому трудно говорить, праздник начинает мэр - тот
самый мэр, речь которого не так давно была прервана наглым вмешательством
самого Армана... Как трубачи вскидывают медные трубы, как от звука их
вздрагивают язычки свечей, как в толпу, собравшуюся у входа, сыплются
цветы пополам с золотыми монетами... Как Остин нежно кладет руку на Ютины
пальцы, с которых уже стянута перчатка... Как Юта...
Остин накрыл ладонью принцессину руку. Юта вспыхнула, как факел;
горячие мурашки полчищами хлынули к щекам и ушам, и без того красным от
выпитого вина.
Близилась первая брачная ночь.
Последний месяц жизни казался Юте сказочным и беспокойным
наваждением. Она, давно уже привыкшая прятаться в тени, оказалась вдруг
героиней, спасенной жертвой, центром всеобщего внимания. Сам день
освобождения помнился ей плохо, урывками; как она встретила Остина, как
Остин встретил ее, что стряслось за время, пока они пешком брели до
ближайшей к драконову замку деревни, что случилось потом - все это плавало
