Марина ДЯЧЕНКО
Сергей ДЯЧЕНКО
РИТУАЛ
1
Сладкое пламя гортань распирает.
Будто случайно оброненный кубок
Земля ускользает.
Арм-Анн
Его шаги гулко отдавались в тишине, долго метались коридорами,
ударяясь о невидимые в темноте стены.
Потом звук стал глуше - кожей лица он ощутил едва уловимое затхлое
дуновение и ускорил шаг.
Стены расступились. Свет уже не достигал их, хотя факел горел ровно и
ярко. Сводчатый потолок тоже терялся во тьме.
Он бывал здесь немыслимое число раз. Откуда же снова это навязчивое
ощущение чьего-то присутствия, разве не канули в землю те, чьи имена
высечены здесь, на камне?
Факел выхватил из темноты неправильной формы колонну - тяжелую,
приземистую. Поверхность ее казалась покрытой сетью замысловатых кружев.
Откуда знает лист на дереве, когда вырываться из почки? Когда
оборачиваться к солнцу, когда менять цвет и падать под ноги живущим? Разве
самый последний лист не продолжает веточку, не продолжает ветвь, не
продолжает ствол, разве самый наипоследний листочек не есть посланец
корней, которые и видеть-то дано не всякому?
Он провел рукой по избороздившим камень древним письменам.
"И воззвал могущественный Сам-Ар, скликая союзников, и был его рев
подобен голосу больного неба, и были его слова горьки, как отравленная
медь. Сзывал он детей своих под свое крыло, и племянников, и всех родичей,
носивших огонь... И была великая битва, и пали под ударами Юкки дети его,
и племянники, и родичи, исходящие пламенем... Огляделся Сам-Ар и увидел
чудовищного Юкку, снова поднимающегося из воды... И сразились они, и
солнце закрыло лик свой от ужаса, и звезды бежали прочь, и ветер,
обожженный, ослабел и рухнул на землю... Непобедим был Сам-Ар, и одолевал
уже он, но Юкка, да изведет проклятие его имя, исхитрился подло и
захлестнул в петли свои Сам-Ара, и увлек в пучину, и угасил пламя его, и
обезоружил его. Так погиб могущественный Сам-Ар, и помните, потомки, чья
кровь питает вас"...
Он читал с трудом - кое-где текст истерся, осыпался, хоть много веков
его не касались ни солнце, ни дождь, ни ветер.
Надо решаться, подумал он устало. Все сроки прошли. Надо решаться, и
то, что должно быть совершено, да свершится. "Чья кровь питает вас"...
Он обошел приземистую колонну кругом - на другой ее стороне высечен
был рисунок - огромный, прекрасно сохранившийся: хлестали морские волны,
поднималось из глубин отвратительное, вселяющее ужас чудовище, а над ним
вился в небе огнедышащий дракон.
"Чья кровь питает вас"...
Надо решаться. Необходимо. Ведь это всего лишь ритуал, тягостный, но
совершенно безобидный. Всего лишь ритуал.
Сквозь темноту он прошел к другой колонне, такой же массивной и
бесформенной. Поднес факел, вглядываясь в знаки, символы, обрывки
текстов...
"Дни... прославится... опустошает... имя Лир-Ира, сына Нур-Ара,
внука... его преуспеяние в промысле".
Преуспеяние...
Обратный путь он проделал решительно, даже поспешно. Переходы замка
были известны ему с колыбели, при случае он мог обойтись бы без факела -
свет был необходим ему только для того, чтобы разбирать вырезанные на
камне письмена.
В большой и пыльной комнате, где узкое окошко нехотя цедило серый
свет, он погасил факел и подошел к большому надтреснутому зеркалу.
Надо решаться.
Явился из глубин памяти сладкий цветочный запах, потемнело в глазах,
тугой волной накатила тошнота, и только отчаянным усилием воли ему удалось
справиться с собой.
Проклятая слабость...
Он провел рукой по тусклой зеркальной поверхности, стирая толстый
слой пыли.
Из мутной глубины на него глянул узколицый темноволосый человек,
невысокий, худощавый, чем-то подавленный и удрученный.
Надо решаться.
Он снова провел ладонью - зеркало засветилось изнутри. Зарябили
блики, цветные пятна, появилась большая лошадиная голова, потом копыто...
Колесо повозки...
Подавшись вперед и нахмурившись, он вглядывался в сменяющие друг
друга картины.
Много людей, суета... Похоже, ожидается праздник... Горы шляпных
коробок... Карнавал, будет шляпный карнавал. Разукрашенные башни
королевского дворца... Полотер с тряпкой, повара на кухне... Портьера...
За портьерой паж бесстыдно задирает чью-то юбку... Снова кухня... Бальный
зал... Девушки... Женщины... Какой галдеж!
"Примерьте, принцесса!" - зеркало донесло приглушенный обрывок
разговора.
Принцесса...
Он прищурился.
Очаровательное юное создание, светлые кудряшки, круглые голубые
глаза, пышное платье цвета бирюзы...
"Дивно, принцесса!"
Чьи-то руки водрузили на белокурую головку большую бархатную шляпку,
голубую, нарядную, и на верхушке ее он разглядел декоративную лодочку под
парусом.
Он стиснул зубы. Помните, чья кровь питает вас.
Шестнадцатилетняя принцесса Май отступила еще на шаг, тряхнула
кудряшками и счастливо рассмеялась. Довольно улыбнулся шляпных дел мастер,
благосклонно кивнули две портнихи, а горничная, с трудом удерживающая
большое овальное зеркало, пробормотала под нос что-то одобряющее.
Бирюзовое с серебром платье облегало точеную фигурку принцессы мило и
естественно, крохотные, расшитые драгоценностями туфельки дробно
постукивали от радостного нетерпения, сияли ясные голубые глаза в дымке
тончайшей вуали, а шляпа...
Шляпных дел мастер крякнул и в который раз удовлетворенно потер руки.
Шляпка маленькой принцессы Май обещала стать настоящим событием
предстоящего шляпного карнавала. Изготовленная с замечательным искусством,
она изображала бурю на море - поверх широченных полей гуляли голубые
бархатные волны с кружевными барашками пены на гребешках; одна волна,
самая высокая, вздымалась над тульей, приподнимая рыбачью лодочку под
белым накрахмаленным парусом - крохотную, не больше табакерки. В лодочке
боролся со стихией фарфоровый рыбак - присмотревшись, можно было сосчитать
пуговицы на его куртке, терзаемой невидимым ветром. Когда Май покачивала
головой, лодочка кренилась то вправо, то влево, колыхался парус, играли
блестки на поверхности бархатного моря, и у всех захватывало дух от
мужества фарфорового рыбака.
- Дивно, принцесса, - сказала горничная. Ее товарки - а в просторной
гостиной их было видимо-невидимо - согласно закивали головами.
Маленькая Май совершенно не умела еще скрывать свои чувства - забыв,
что принцессе приличествуют выдержка и достоинство, она принялась радостно
и шумно кружить по комнате.
Сестра ее Вертрана, тоже принцесса, но двумя годами старше,
усмехнулась снисходительно. Вертрана не уступала сестре в изяществе и
миловидности, разве что кудряшки у нее были темнее, а нрав несколько
серьезнее. Сейчас она примеряла восхитительное платье цвета чайной розы с
маленьким бантиком на правом бедре, и длинные кружевные перчатки. На шляпе
ее вели хоровод веселые поселяне - но не фарфоровые, а атласные, набитые
ароматическими солями и расточавшие поэтому тонкий, изысканный запах,
который вряд ли свойствен настоящим танцующим крестьянам.
- Я обожаю тебя, Верта! - Май, чуть не сбив с ног снующую вокруг
сестры портниху, кинулась Вертране на шею и чмокнула ее в щеку так
искренне, что фарфоровый рыбак едва не опрокинулся в бархатную пучину.
- Ах, Май, - и Вертрана снова снисходительно улыбнулась.
- Я обожаю тебя, Юта! - воскликнула Май и, оставив Вертрану, обвила
руками шею своей самой старшей сестры, которая примеряла платье в углу
возле дверей.
Та вздрогнула и отстранилась, одарив Май вымученной улыбкой.
Платье принцессы Юты было розовым, как младенец. Оно казалось
коротковатым - подол болтался высоко над землей, открывая взорам большие,
чуть косолапые ступни. Юта уставилась в зеркало тупо и мрачно - а из
зеркала на нее тупо и мрачно взирала некрасивая долговязая девица, которой
роскошное платье шло так же, как парчовый жилет балаганной обезьянке.
- Не сутультесь, принцесса, - деловито потребовала портниха.
Юта ответила ей тяжелым взглядом.
- Шляпку, ваше высочество, - почтительно предложил шляпных дел
мастер.
Юта отвернулась.
Шляпка, впрочем, была совсем не плохая - она изображала поединок дня
и ночи. Со стороны ночи мерцал черный бархат, усыпанный маленькими
стеклянными звездами, со стороны дня - трепетал лоскутками розовый шелк, и
над всем этим покачивались на ниточках золотое солнце с иголками-лучами и
перламутровая пуговица-луна.
- Отвратительно, - сказала Юта.
Мастер обиженно захлопал глазами:
- Но, принцесса, это же одобренный вами эскиз! Все... все в
точности...
Веселая конопатая горничная с пучком железных шпилек во рту уже
крепила шляпку к жестким Ютиным волосам.
Юта метнула безнадежный взгляд в зеркало - теперь поля скрывали
половину лица, коротенькая вуаль свисала с кончика острого носа, а большой
тонкогубый рот под ее бахромой кривился в презрительной гримасе.
- Может, убрать вуальку? - предположила конопатая горничная.
Портниха прищурилась оценивающе, одернула подол пышного розового
платья:
- Вуальку надо погуще... Совсем густую, понимаешь? И длинную, до
шеи...
Смышленая горничная закивала, едва сдерживая смех. Или Юте
показалось?
Снова подскочила принцесса Май, радостно всплеснула руками, принялась
трогать и луну, и солнце, укололась о золотой луч, расхохоталась:
- Юта, это чудо! Как здорово, какое у тебя платье!
Маленькая Май была наивна даже для своих шестнадцати лет. Вертрана
поглядывала на Юту издали, вздыхала и поправляла бантик на правом бедре.
Юта между тем вертела шляпку так и сяк, надвигала на лоб и натягивала
на затылок, кусая губы и становясь от этого еще некрасивее. Горничные
искоса переглядывались за ее спиной; ловя в зеркале их взгляды, она едва
сдерживала злые слезы. Уродина. Как ни верти - уродина.
- Ваше высочество, - мягко начал мастер, но его дернули за рукав, и
он растерянно замолк; кто-то в углу хихикнул тонко, на него зашикали сразу
несколько голосов. Юта покраснела, как рак.
- А ты не горбься, Юта, - издали посоветовала принцесса Вертрана. -
Не грызи губы, не морщи лоб и не кривись так - тебе не к лицу...
Сестра ее развернулась резко, как на пружине:
- Зато тебе к лицу... Тебе к лицу эта... это...
Она так и на придумала, что сказать дальше. Горничные зароптали
удивленно, Юта повернулась на каблуках и выскочила из гостиной, хлопнув
дверью.
Маленькая Май широко распахнула голубые глаза, которые тут же
наполнились слезами:
- Зачем же... Портить себе праздник...
- И другим, между прочим, - негромко заметила Вертрана, снова
поворачиваясь к зеркалу.
Три королевства существовали бок о бок вот уже невесть сколько веков,
и, если верить летописям, войны между ними случались только дважды: первый
раз, когда принц страны Контестарии похитил принцессу из соседней Акмалии
и взял ее в жены без разрешения родителей, а спустя пару сотен лет второй
раз - когда какой-то акмалийский жестянщик, подвыпив в трактире, оскорбил
действием вертевшуюся под ногами кошку, которая, как известно, является
геральдическим зверем королевства Верхняя Конта. В остальное же время три
королевства сосуществовали тихо и мирно, время от времени заключая
