Теперь коза переводила встревоженный взгляд с одного на другого и все
пятилась, пятилась, пока не наткнулась на кресло.
Арман решительно шагнул вперед - коза, знавшая его как ужасного
дракона, заблеяла в тихой панике. Арман ухватил ее за миниатюрные рожки, а
Юта накинулась сзади, грохнула кувшин на пол и обеими руками вцепилась в
тощее козье вымя.
Коза завопила что есть силы. Вымя выскользнуло из Ютиных пальцев, а
кувшин, громыхая, покатился по полу, ударился о стену и рассыпался грудой
черепков.
- Что же ты... - пробормотал Арман. Вырвавшаяся коза забилась в угол
и оттуда посверкивала круглыми от ужаса глазами.
- Милостивый государь, - сказала Юта горделиво. - Неужели вы думаете,
что принцессы во дворце ничем другим не занимаются, только вот коз доят,
да?
Арман не нашелся, что ответить.
После еще нескольких неудачных попыток подоить козу Арман предложил
задрать ее и съесть. Впрочем, добросердечная принцесса сумела-таки
отговорить его - животное было выпущено на вольную волю. Юта же осталась в
заточении.
Гигантские птицы - калидоны - вывели птенцов. Щурясь от ветра, Юта
смотрела, как поднимаются над кромкой гнезда сиреневые головки, покрытые
свалявшимся пушком, как разеваются желтые рты и как деловитые родители
забрасывают туда мелкую рыбешку. Взрослые калидоны были белыми, как
облака, и грациозными, хотя и крайне скандальными созданиями.
Однажды Арман спустился в подземелье, в клинописный зал, и не велел
Юте беспокоить его.
Юта и не беспокоила. В последнее время она несколько охладела к
тайнам клинописи, уединение же Армана показалось ей весьма удачным
обстоятельством: теперь она имела возможность посетить давно интересующее
ее место. Местом этим была комната, которую, и не без оснований, она
считала обиталищем Армана.
Трудно сказать, почему ее так туда влекло. Она прекрасно понимала
некоторую бестактность такой затеи и мучилась стыдом; ясно было также, что
Арману не понравится ее визит, если он о нем узнает. Но любопытство ее, не
утоленное загадками клинописного зала, оказалось сильнее и страха, и
деликатности.
Тяжелая дверь не была заперта; воровато оглянувшись, Юта скользнула
вовнутрь, оставив ее приоткрытой.
Комната оказалась неожиданно большой, пустынной, пыльной; одно узкое
окошко под потолком едва пропускало свет дня.
Юта огляделась; вдоль стены тянулась узкая деревянная скамья,
напротив, тяжело вдавившись в каменный пол, возвышался сундук -
отшлифованный до блеска, но потускневший от времени. А в отдаленном,
затянутом паутиной углу...
Юта встрепенулась. Там, в углу, стояло большое зеркало, тусклое,
надтреснутое.
Горгулья, кто бы мог подумать, что в этом замке может оказаться
зеркало! Даже такое пыльное... Неужели Арман имеет обыкновение глядеться в
него, прихорашиваться?! По нему не скажешь, однако зеркало - вот оно!
Юта шагнула вперед и лицом к лицу встретилась со своим отражением.
Она не видела себя уже невесть сколько времени; темная бесформенная
хламида, небрежно стянутые в пучок волосы, да и обветренные губы - не
украшение... Раздумывая, она провела рукой по запылившейся поверхности, и
в ту же секунду зеркало осветилось изнутри.
Юта отпрянула, а в овальной раме замелькали вдруг лица, и крыши
деревенских домов, и высокая трава, и снова лица... Что-то сердито спросил
женский голос - он доносился прямо из зеркала, Юта даже ущипнула себя за
руку! Но происходящее не было наваждением и не пропало от этого щипка, и
мужской голос, тоже сердитый, громко ответил:
- Да почем я знаю?! В кладовке смотри!
Лай собаки. Мычанье коровьего стада, и сразу, без перехода - бой
башенных часов.
Магическое зеркало! Вот и награда принцессе за страх и неловкость!
Она слышала о подобных чудесах с колыбели - няньки с удовольствием
рассказывают детишкам сказки про Ложку-всех-накормешку, про
Палку-всех-побивалку, Мальчика-из-морковки и Говорящее Зеркало; считалось,
впрочем, что волшебные предметы хранятся далеко за морем. Но зеркало - вот
оно!
Юта подалась вперед, жадно всматриваясь в обычную, будничную, но
такую далекую и недостижимую для нее жизнь. Картины сменялись бессвязно и
путано - некоторые из них, откровенно интимные, заставляли принцессу
краснеть и отворачиваться. Звуки доносились то ясно, то приглушенно, то
вообще невнятно, и Юта уже несколько ошалела от мельтешения красок и
разноголосицы, когда вдруг стало тихо, и в раме появился изысканный
интерьер, сразу же оказавшийся комнатой во дворце короля Акмалии.
Комната полна была народу, похоже, в ней происходил пышный прием.
Король и королева мило беседовали с парой туго накрахмаленных послов - Юта
тут же узнала их, это были послы Верхней Конты! Лакеи разносили вино в
высоких бокалах, покачивались пудреные прически дам, кто-то непринужденно
смеялся, но Юта не слышала ни звука - зеркало загадочно молчало... Рюшики,
бантики, брошки и подвески - как она ненавидела их раньше, и какими милыми
казались они теперь! Потом в унылую пустую комнату заброшенного замка
ворвались и смех, и голоса, и звон бокалов, и все пространство внутри рамы
заняло сияющее личико прекрасной принцессы Оливии.
Юта закусила губу.
Оливия, окруженная кавалерами, милостиво принимала знаки внимания.
Вот рядом с ней мелькнула в толпе светловолосая голова - и Юта покрылась
потом, но нет, это был не Остин. Контестарского принца не было на приеме.
- Ну для чего же существуют летние резиденции? - тонко улыбаясь,
говорила Оливия. - Конечно, для пикников и прогулок при луне... Для
романтических встреч, и не смейся, Вертрана!
Оливия повернулась - и Юта увидела сестру. Верта сдерживала смех; на
платье ее, на плече, болталась тонкая траурная ленточка.
Юта обомлела.
Как же так. Как же так, послушайте! Она ведь еще жива... Они
похоронили ее, но как же так! Как могут они смеяться, пить вино... Они
ведь ДАЖЕ НЕ ПОПЫТАЛИСЬ спасти ее!
Оливия в зеркале поднялась - засуетились многочисленные поклонники.
Акмалийка двинулась к двери, за которой виден был пышный экзотический сад,
но приостановилась. Спросила вполоборота:
- Кстати, Верта... Что слышно о бедняжке Юте?
Вертрана виновато пожала плечами:
- Ты знаешь, герольды вызывали рыцарей раз двести... Ни один не
явился. И почему?
- Почему? - усмехнулась Оливия. - Очаровательная наивность... Да ведь
по закону освободителя жениться заставили бы, вот почему. Ты
представляешь, жениться на Юте! - и, развернувшись, пустилась прочь,
сопровождаемая топотом воздыхателей.
Юта сидела застывшая, оцепеневшая; зеркало погасло, и в мутной его
поверхности она увидела себя - некрасивую, нескладную, с крупными каплями
слез на впалых щеках... А потом она увидела стоящего за ее спиной Армана.
- Никто не придет, - сказала Юта тихо.
Арман молчал.
- Никто не приедет! - повторила она громче. - Зачем вы похитили меня,
за мной же никто не приедет!
- Это не твое дело, - сказал Арман сумрачно.
- Не мое? - пальцы Юты комкали и рвали подол балахона. - Не мое? Надо
было сразу и сожрать меня, а не маяться самому и меня... морочить.
Арман смотрел в покрытую паутиной стену.
- Зачем... - голос Юты дрожал. - Если бы вы похитили красивую
девушку... За ней бы явились, чтобы биться, сотни рыцарей... Вы же этого
хотите? Я знаю, я давно поняла... Так зачем же вы похитили... меня?
Арман спросил медленно:
- Тебя, значит, Ютой зовут?
Юта осеклась, и Арман отвернулся.
Как неуместен был весь этот разговор, особенно сейчас, после долгих
часов, проведенных в подземелье, наедине с предками, с родом, с Законом...
Он спрашивал у мертвого камня совета, и получал все один и тот же ответ:
"Преуспей в промысле..."
Значит, придется отвести Юту в ритуальную комнату. Она права -
освободителя ждать уже бессмысленно. Возможно, это... к лучшему? Почему
он, Арм-Анн, до сих пор остается недостойным предков, никчемнейшим,
ничтожнейшим из рода? Он, чистокровный потомок Сам-Ара! Чем эта принцесса
лучше, или хуже сотен других таких же принцесс, нашедших в ритуальной
комнате свой ужасный, но такой торжественный конец?
Что-то изменилось в его лице. Юта заметила это мгновенно, и сразу же
перестала плакать. Новый страх, не похожий на прежние, ползущий и
цепенящий страх возник вдруг по неведомой причине и в короткие несколько
мгновений завладел принцессой полностью. Арман поднял на нее глаза - и в
человеческих чертах его она увидела и костяной гребень, и кривые
обнаженные зубы, и отблеск пламени из-под тяжелых надбровных дуг. Дракон.
- Юта, - сказал Арман. Голос его, обычно хрипловатый, сейчас
прозвучал, как скрежет. - Юта.
Она не могла произнести ни слова. Арман встал.
Сейчас? Прямо сейчас?
- Пойдем, - сказал он, и слова его упали, как занесенный топор.
Она поднялась, покорная, оцепеневшая под его взглядом. Так смотрел
отец его, и дед его, и двести поколений...
Но зрение его помутилось.
Перед ним стояла девушка, жалкая и беспомощная. Лицо ее подернулось
дымкой, но он ясно, яснее чем следовало, увидел ее ресницы, стрелочками
слипшиеся от слез.
Проклятье.
Юта качнулась, заколебалась, растворилась в накатывающей мути, и по
жирному склизкому склону покатились бесформенные комья.
Резко, невыносимо пахло цветами; комья катились и катились, большие,
маленькие, пульсирующие; каждый оставлял в покрывавшей склон жиже неровную
дорожку, и дорожки эти пересекались, сходились и расходились, и Арман не
мог уже на это смотреть.
Двумя руками держа себя за горло, он опустился на каменный пол; Юта,
придя в себя, стояла над ним - растерянная, испуганная, дрожащая.
Двести первый потомок никогда не сможет исполнить предначертанное.
Род закончился бесславно, произведя на свет несомненного и презренного
выродка.
5
Рождается месяц - изогнутый коготь
Первого в мире дракона.
Ночь ненасытна. Небо бездонно.
Арм-Анн
Надвигался шторм.
Весь день море колотилось о скалы, а под вечер стало тихо и душно, и
даже на верхушке башни не чувствовалось ни дуновения. Затишье было
нехорошим, многообещающим.
Арман сходил с ума.
Бледный до синевы, отощавший, исполненный едкой иронии, он восседал в
кресле перед камином, забросив ноги в сапогах на захламленный стол,
прикладывался к бутылке и вслух беседовал с самим собой. Юту, притаившуюся
за дверью, бросало в жар от этой беседы.
- И явился на свет двести первый потомок! - провозглашал Арман,
сдерживая дикий смех. - И остался в живых... И не подавился вином, вот...
- он поднес горлышко к губам и сделал большой глоток, - и не свалился в
море... И не окочурился ненароком, как это бывает с вы...выродками... И
преуспел... преуспел в промысле, да в каком! Он проникся...
преисполнился... возлюбил... голубую шляпку. Шляпку, да! Он задумал сам
себя перехитрить... Явится, мол, дурень... недоумок, да... И освободит
потомка от... от... Прокля-атье!
Скорчившись, Арман заколотил по столу кулаками. Юта, глядевшая в
щелку двери, дрожала, но вот уже час не решалась уйти. Все, все давно
стало ей понятно. История Ютиного похищения, лишившись недомолвок и
прикрас, оказалась всего лишь глупой ошибкой.
- Он перехитрил себя! - орал Арман злобно. - Но судьбу... Не
