она перестала их видеть. Она вглядывалась в себя - так внимательно и
пристально, как никогда до сих пор. Она себя ВИДЕЛА.
Это я. Это по-прежнему я, я, я...
Потом она поняла, что смотрит чужими глазами. Равнодушными. По-
дозрительными. Сочувствующими. Глазами полицейского на вокзале, глаза-
ми чугайстра Прова, глазами одноклассников, глазами брата, и хозяйки
антикварного магазина, и еще чьими-то, жаждущими раздеть, и еще каки-
ми-то, совершенно безразличными...
Она сама себе напоминала девочку-подростка, впервые вставшую пе-
ред зеркалом без одежды и удивленно изучающую наметившиеся изменения.
Картинки были поучительными, порой жестокими - но во всех глазах она
узнавала себя. Может быть, не сразу - но узнавала.
Она долго и печально разглядывала свое лицо глазами Назара.
Глянула глазами матери, но сразу же потупилась и слизнула со щеки сле-
зу. Чтобы отвлечься, посмотрела глазами маленькой собачки с площади
Победного Штурма...
И только глазами Клавдия она так и не решилась на себя взглянуть.
Зеркала замутились; Ивга сидела, положив подбородок на гладкое
дерево колодки, и ни о чем не думала. Просто существовала - стараясь
при это не задремать, потому что в дреме обязательно явится полосатая
змеиная спина. А Ивге не хотелось встречаться сейчас со змеей.
Ей хотелось видеть Клавдия. Она знала, что он обязательно явится
снова, и потому покорно и терпеливо ждала. Он давно должен был прийти,
он придет, хотя бы по долгу службы...
Эта мысль неожиданно ужаснула ее. Он придет по долгу службы и в
сопровождении палача; если раньше Ивга была для него случайной девоч-
кой-подкидышем, то теперь она попросту враг, и притом запятнанный пре-
дательством, с чего она взяла, что он испытывает к ней не предусмот-
ренные протоколом чувства?..
Мысль оказалась страшнее и колодок, и давящего пресса. Ивга не
боялась палача - зато ее страх перед Клавдием ожил с такой силой, что
ей ясно припомнилась их первая встреча, тошнота, подступающая к горлу,
и визитная карточка, оставляющая на ладони красный след ожога...
Его душа - пустой замок, полный чудовищ. И где-то там бродит
призрак его единственной женщины, ревностный, не терпящий соперничест-
ва. Ивга - властительница большого и странного мира, но над Клавдием
Старжем ее власти нет и не будет, и не только потому, что он Великий
Инквизитор...
Перед глазами ее мелькнула полосатая змеиная спина. Нет, сказала
она себе, только не сейчас; всякий раз после ЭТОГО мир меняется снова,
и кажется, будто инициация продолжается и длится путь по спине желтой
змеи. Не сейчас, сказала она испуганно, я не хочу, чтобы Клавдий видел
меня ТАКОЙ...
В этот же момент в тюремном блоке случилось некое движение.
Дежуривший на входе инквизитор заволновался. Получил приказ, сми-
рился, двинулся по лестнице вниз - Ивга понимала, что дежурный не
один, но его спутник все еще оставался невидимым для ее чутья. Как и в
прошлый раз...
Теперь двое подошли так близко, что она могла слышать голоса.
- Будьте добры, откройте.
Ивга почувствовала, как подступает к горлу горячий ком.
Дежурный колебался. Ох, как он колебался, он просто вибрировал,
он даже осмелился произнести вслух:
- Патрон, техника безопасности...
- Это приказ, Куль.
Дежурному было страшно.
Скрежетнул сейфовый замок. И еще один; двери камер не скрипели,
здесь ничего не было рассчитано на эффект, здесь все было подчинено
одной только надежности, Ивга знала, что даже и сейчас ей было бы му-
чительно трудно открыть эту дверь изнутри...
В приоткрытый проем просунулся факел; Ивга прищурилась, только
теперь с удивлением осознав, что сидела до того в кромешной тьме.
- Патрон, не переступайте порога... Действие знаков... а-а-а!..
Долгая пауза; близоруко хлопая ресницами, Ивга тем не менее зна-
ла, куда смотрит Клавдий. Вслед за трясущимся пальцем дежурного,
вверх, на обезображенный пресс-знак.
Испугается?
Молчание.
- Ступайте, Куль.
Дежурный повиновался неожиданно покорно. Он, вероятно, был уже
сломлен. Он тридцать лет служил в тюремном блоке. Он привык думать,
что знает о ведьмах все.
Факел горел спокойно и ровно. Здесь не было сквозняков, здесь во-
обще не двигался воздух. В приоткрытой двери неподвижно стоял человек;
Ивга поняла, почему она вот уже дважды не смогла почуять Клавдия на
расстоянии. Он был будто в броне. Ходячая крепость; неудивительно, что
в его присутствии большинство ведьм были близки к обмороку. А удиви-
тельно, что Ивга столь быстро приспособилась, научилась быть так близ-
ко...
Близко. На краю; теперь она впервые осознала его инквизиторскую
мощь. Он был не похож на прочих, он был - пропасть, черная яма, и даже
теперь, исполненная своим большим миром, она не могла разглядеть у
этой пропасти дно.
И у нее вырвалось совершенно против ее воли:
- Какой вы... страшный, Клавдий.
Он усмехнулся, и явно через силу:
- А ты бы видела себя.
Она опустила ресницы.
Совершенное неправдоподобие этого разговора. Ровный огонь факела,
неподвижный человек в дверях.
Возможно, с некоторым усилием она сумела бы, хоть поверхностно,
понять его побуждения. Она уже потянулась к нему, к его броне - но
сразу же отказалась от своей затеи и опустила невидимые бесплотные ру-
ки. Он заметил ее попытку - но ничем этого не выказал. По-прежнему
молчал, сжимая факел.
- Клавдий... Я так боялась, что вы не придете.
- Но знала ведь, что приду?..
- Клавдий... Не верьте, что в души... ведьм при инициации вселя-
ется другое существо. Что они меняются... перестают быть собой... это
неправда.
Факел в его руке качнулся:
- Ивга...
- Да...
- Ты знаешь... КТО ты?
- Не может быть, - сказала она быстро. - Нет, это было бы слиш-
ком. Так не бывает.
Он поднял глаза, и она вслед за ним; пресс-знак почти полностью
скрывался в узоре трещин.
- Он мешал мне, - сказала она виновато. - Но... это ведь ни о чем
не говорит, он мешал мне и я его сломала, мало ли что, новоиницииро-
ванные ведьмы сильны, я просто ведьма, я обыкновенная ведьма, я...
По ходу тирады она постепенно теряла веру в собственные слова, а
потому голос ее становился все тише, пока, наконец, не замолк.
Клавдий молчал.
- Клав... - сказала Ивга почти беззвучно. - Мне очень многое нуж-
но сказать.
- Говори.
- Мир... ну, он не такой, каким вы его видите. Каким мы его... с
вами... видели... Он другой. Я не могу объяснить.
Человек в дверях еле заметно вздохнул:
- А не можешь - зачем и пытаться?
- Но вы же хотели?
- Что?
- Понять ведьм?
Молчание. Ивга успела почуять, как неподалеку исходит тоскливым
страхом дежурный по блоку Куль.
- Теперь не хочу.
Он отвернулся. Ивге показалось, что он сейчас просто повернется и
уйдет. И захлопнет за собой дверь. Вот он уже сделал движение...
- Клав!!
Ее порыв был таким сильным, что она коснулась-таки его защиты.
Бронированные пластины инстинктивно сдвинулись; Ивга отшатнулась.
Клавдий медленно повернул голову.
Нет, Ивге не надо было продираться сквозь его броню. Достаточно
было просто встретиться глазами, чтобы понять - ему тягостно видеть ее
в колодках; Ивга почти ощутила отраженную боль. свою собственную боль,
преломленную в Великом Инквизиторе Вижны.
- Клавдий... я не умею объяснить...
- Молчи.
- Не уходите.
- Я здесь.
- Клавдий... подойдите ко мне. Пожалуйста.
Он помедлил. Потом аккуратно прикрыл за собой дверь, вошел и
вставил факел в жирандоль; в полутьме глаза его сделались странно сос-
редоточенными. Будто он напряженно складывал в уме многозначные числа.
- Ивга, ты... Ты просто чудовищная. Я никогда в жизни не видел
таких ведьм... Прости.
Он поднял руку, так, будто собирался посмотреть, который час. И
привычным движением освобождал запястье из-под обшлага.
Ивга вскрикнула.
Будто стены камеры на мгновение сдвинулись и припечатали ее с че-
тырех сторон. Задохнувшись от боли, она вдруг вспомнила, как в стенах
горящего театра Клавдий Старж накрыл своей волей одновременно с деся-
ток разнообразных ведьм.
Боль ушла.
Теперь она сидела в тесной клетке. Бесплотной клетке, установлен-
ной его волей; усилие, по-видимому, было нерядовым, потому что на лице
Великого Инквизитора явственно блестели в свете факела бисерные капли
пота.
- Извини... Я должен воспользоваться превосходством в силе. Пока
оно у меня есть, это превосходство.
Он шагнул вперед - Ивга зажмурилась. И, не открывая глаз, ощутила
прикосновение его ладони к своей собственной, онемевшей в колодках ру-
ке.
- Ивга.
Она хотела снять с него ощущение вины, явственно скользнувшее в
этом еле слышном зове. Она хотела сказать, что отвратительные колодки
уже почти не мешают. Что еще несколько шагов по желтой змеиной спине -
и она одолеет и клетку; она совершенно искренне хотела об этом ска-
зать, но вовремя прикусила язык.
- Клавдий... Ладно. Только не уходите.
* * *
Он привык к свету факелов. За много лет он научился работать при
диком и древнем освещении - но сейчас огонь тяготил его. Беспокоил.
Приходилось прикрывать глаза.
Возможно, было бы легче, если бы он говорил с ней. Но минута тя-
нулась за минутой, Ивга молчала, он молчал тоже, смотрел в усталые
лисьи глаза и с ужасом понимал, что осуществить задуманное с каждой
секундой труднее.
Если вообще возможно.
Служебная кобура, которую он надевал под мышку в основном тогда,
когда хотел произвести впечатление на очередную любовницу, умелой ру-
кой превращена была в ножны. И, прижавшись холодным боком к теплым че-
ловеческим ребрам, там помещался теперь изогнутый серебряный кинжал.
Ритуальный нож, некогда извлеченный Клавдием прямиком из сердца зако-
ловшейся ведьмы.
"Ты умрешь, Великий Инквизитор."
"Все умрут."
"Все умрут тоже, но ты умрешь раньше. Нерожденная мать ждет те-
бя... будет ждать... Довольствуйся тем, что ты видишь глазами..."
Основное чувство, владевшее им весь этот долгий день с утра и до
вечера, не было ни страхом, ни удивлением, ни бойцовской решимостью;
то была обида, почти детская и оттого особенно неприличная. Клавдий
Старж горько обиделся на судьбу.
Именно с таким выражением лица пожилая соседка выговаривала своей
пожилой, досадно оскандалившейся собачке: "Хельза, как ты могла?!"
Как ты могла, думал Клавдий утром, расхаживая взад-вперед по сво-
ему заваленному картами кабинету. И не мог определить, кому он пеняет
- безнадежно потерянной ведьме-Ивге или собственной бесчестной судьбе,
которая с ухмылкой предала ему прямо в руки матерь-ведьму, оглушенную
и, кажется, не вполне осознающую себя...
К четырем часам дня из Дворца Инквизиции был эвакуирован весь
вспомогательный состав и часть основного. Референт Миран долго маялся,
разрываясь между показным благородством, искренней привязанностью к
патрону и обыкновенным житейским благоразумием - последнее победило,
реыерент виновато хлопнул ресницами и сдал Клавдию все свое хозяйство
в порядке и целости.
Около часа Старж провел в компании хорошей армейской рации. Дво-
рец Инквизиции пустовал, зато эфир, притихший было, теперь наполнялся
снова. Взывали к народу наместники и бургомистры, разом превратившиеся
вдруг в единоличных правителей; равнодушно перекликались посты чугайс-
тров, через равные промежутки времени звучали военные позывные, по
всему миру буянили многоголосые радиолюбители, захлебывались маленькие
частные радиостанции, и именно с их трескучих голосов Клавдий и узнал,
что половина провинции Одница затоплена морем, в Ридне обрушился ги-
