ние и парализовало силы. Времени до удара оставалось сорок минут, а
приказ на пульт все еще не был подтвержден, и узкий экран темной коро-
бочки все еще требовательно мигал красным. "Граф" катился по дороге -
медленно, со скоростью гуляющего велосипедиста; Великий Инквизитор
Вижны стискивал зубы, методично инвентаризируя все свои, не растрачен-
ные до сего момента силы.
Что ты, Клав, испуганно говорила Дюнка. Тебя не хватит, ты и ми-
нуты не продержишься...
Не продержусь, соглашался он сумрачно.
Что ты, Клав!.. Ведь Атрик Оль не тем силен, что его сожгли - а
тем, что он остановил матку... Для того, чтобы остановить ее, тебе
вовсе не требуется умирать так обидно и страшно...
Да, сказал он себе, изо всех сил ударяя ладонью по баранке. Да,
да, да, да...
"Граф" вскричал противным сиплым голосом. И еще, и еще; сигнал ее
разлегся по округе, и если здесь остался еще кто-нибудь из живых людей
- наверняка содрогнулся в уверенности, что конец света уже наступа-
ет...
Что с тобой, Клав, грустно спросила Дюнка.
Прости, Дюночка. Я не знаю.
Зачем тебе это, Клав?!
А зачем я днями и ночами сидел на могиле, спрятав лицо в увядаю-
щих венках. А зачем все...
Клав, ты хочешь... Ты, никогда не помышлявший о самоубийстве, ты,
в ком самое сильное желание всегда было - выжить? И бессмысленно уме-
реть, Клав, потому что развязка этой трагедии никак не требует твоего
присутствия...
Я не могу тебе объяснить, Дюн. Моего присутствия требует что-то
другое.
И это говоришь ты, умеющий ПЫТАТЬ?
Машина, ползущая по бетонному шоссе, вильнула.
Я много чего умею, Дюн.
На панели экстренного вызова вспыхнул красный огонек.
Клавдий содрогнулся. Ему не мерещилось; огонек мигал и мигал,
просил ответить, требовал...
- Да погибнет скверна, - со смешком сказал он в трубку. - Я слу-
шаю.
Короткое молчание.
- Клавдий...
Он не узнал голоса. Слишком много помех, слишком искаженный, да-
лекий, неправдоподобный.
- Клавушка, это я, Федора... Мы знаем... Герцог оставил... те-
бе... Клавушка, отдавай приказ. Скорее. Скорее.
- Где ты?
- В Альтице... Плотность ведьм на единицу населения резко умень-
шилась, они собираются в комок там, под Вижной, критическая масса...
- Дети с тобой?
- Да... Где ты, Клав? Отдавай приказ с отсрочкой, вертолет забе-
рет тебя, только скажи, где ты...
Вертолет.
Он на минуту опустил веки. Ему никогда не удавалось в точности
определить чувство, которое эта женщина к нему испытывала. Может быть,
именно это и называется любовью?
- Координаты, Клав, скажи координаты...
Он покосился на карту. Точно не определить, но, кажется, до села
Подральцы остается совсем немного...
- Клав, скорее!! Будет поздно...
- Помолчи.
И зачем же ему, взрослому серьезному мужчине, дано воображение
такой силы. Вот он видит тушу вертолета, поднимающуюся из-за холма,
видит размазанные в воздухе лопасти, видит опускающуюся лестницу,
чувствует дуновение ветра...
Издалека пришел ветер. Еще. Еще, сильнее, налег на "графа", будто
пытаясь сдуть его с дороги; отступил. Притих.
- Я не могу принять твоего предложения, Федора. Но все равно -
спасибо.
- Клавдий! Клавдий, ты где?! Клав...
Он открыл панель. Аккуратно выдернул провод из блока питания.
Красный огонек погас, трубка умерла. Клавдий бросил ее на сидение ря-
дом.
Озорная девчонка, ведьмочка на помеле, смотрела на него с картин-
ки, прилепленной сбоку на ветровом стекле. Смотрела с веселым сочувс-
твием; до назначенного удара оставалось двадцать минут, когда внезапно
налетевший ветер развернул машину поперек дороги и одним ударом выда-
вил все боковые стекла.
Клавдий успел пригнуться. Скорчился на дне машины, защищая своим
телом коробочку с кнопкой; давление Матки сделалось еще сильнее, еще
ощутимее. Звезды над головой пропали, пропало все, даже далекий отсвет
пожарища, машина поднялась на задние колеса, как цирковой пудель, пос-
тояла, потом грохнулась на все четыре, осыпая остатки стекла; озорная
девчонка с картинки исчезла, перестала существовать.
Ветер стих.
Ночь пахла грозой. Свежо и остро, даже приятно - если бы дух Ма-
тери-ведьмы, возрастающий с каждым мгновением, не отравлял ее своим
торжествующим присутствием; в двух шагах от машины лежал, безжалостно
придавив придорожные кусты, огромный концертный рояль.
Клавдий неуверенно нажал на сцепление.
Машина была еще жива. Машина послушалась - и двинулась вперед,
объезжая квадратные туши телевизоров с лопнувшими кинескопами, дере-
вянные ящики с битым стеклом и еще какой-то невозможный, фантастичес-
кий хлам; камеры понемногу стравливали воздух, машина делалась неуп-
равляемой, но, подобно живому существу, полностью разделяющему желания
хозяина, ползла и ползла вперед.
До взрыва оставалось семь минут; приказ следовало подтвердить не-
медленно, Клавдий отлично понимал, что ракетам потребуется минуты три,
чтобы долететь.
Семь минут жизни. Безумно много; он успеет выкурить сигарету. Он
успеет посидеть в траве, посмотреть на звезды и вспомнить Ивгу - какой
она была, стоя нагишом на берегу пруда, покрытая гусиной кожей, тон-
кая, почти прозрачная, до такой страшно дотронуться, на такую можно
только смотреть - из-под руки, сквозь щелочку в неплотно сомкнутых
пальцах...
Ты убьешь ее, печально сказала Дюнка. Ведь меня же ты убил?
- Что ты говоришь!! - закричал он вслух, забыв, что разговаривает
сам с собой. - Что ты говоришь, я никогда...
Он никогда не узнает - свою Дюнку он убил той страшной ночью или
чудовище, морока, принявшего ее черты.
Или узнает. Через семь... виноват, шесть минут. И ракетам ведь
надо время, чтобы взлететь.
- Ты умерла раньше, - сказал он Дюнке, и губы его еле двигались.
- Ты умерла в тот день, когда мы с тобой купались... в камышах...
А Ивга тоже умерла раньше, подхватила Дюнка охотно. Когда с ней
совершили инициацию.
- Я видел ее после инициации, - сказал Клавдий, глядя прямо перед
собой. - Она была прежней. Она была ведьмой, но ведь и Ивгой она оста-
валась тоже...
Когда вы говорили с ней в подвале, ее инициация еще не заверши-
лась, уточнила Дюнка невозмутимо. Ты помнишь, что случилось потом.
- Но ведь она меня не убила?!
Ну и что, удивилась Дюнка.
- А то, что как Матерь-ведьма она ОБЯЗАНА была меня убить!..
Я не знала, смутилась Дюнка, и Клавдий почти увидел, как хлопают
слипшиеся сосульками ресницы. Я не знала... ты думаешь, она ПОЖАЛЕЛА
тебя? А не просто отмела в сторону, как неинтересный, неопасный му-
сор?..
- Моей жизни осталось четыре минуты, - сказал он глухо. - А ты
говоришь... это.
Ее жизни ведь тоже осталось - четыре минуты, горько сказала Дюн-
ка. Разве ты не простишь ее - перед смертью?..
Клавдий вытащил из кармана коробочку, методично требующую подт-
верждения приказа. Поморщился, как от боли; оказывается, он в тайне от
себя надеялся, что и пульт, и ракетные шахты перестали его слышать. Что
красная кнопка мертва; он испытал бы облегчение, вышвыривая бесполез-
ный груз в окно. Тогда, по крайней мере, уже не пришлось бы ничего ре-
шать...
Можно переменить время, деловито предложила Дюнка. Дать ей, и се-
бе заодно, еще полчаса... Если до времени икс ты не подтвердишь прика-
за, команда автоматически отменится и можно будет набрать все снача-
ла...
- Зачем?
Затем, что вы успеете встретиться...
- Зачем?!
А зачем ты сюда ехал, удивилась Дюнка. Если тебе охота свести
счеты с жизнью - мир вокруг представляет столько неиспользованных воз-
можностей, не связанных ни с ведьмами, ни с ядерными ракетами...
Клавдий молчал. Ветер давил ему на лицо, заставляя глаза слезить-
ся.
Тогда не тяни, тихо сказала Дюнка. Это так мучительно - ожидание
смерти... Давай, ты же уже в отрочестве был мужественным, давай, да-
вай!!
Трясущейся рукой он нащупал в ящичке сигарету. С третьей попытки
закурил; ветер уносил табачный дым, а луна, уже не желтая, а горящая,
электрически-белая, заливала светом дорогу, равнину, огромную воронку
впереди, несущихся по кругу лошадей, развалины огромного супермаркета,
обгоревшую груду машин...
Какой она была - жалкая, мокрая, на ступеньках лестницы, проси-
девшая ночь под его запертой дверью.
Какой она была - смеющаяся, по пояс в воде, от хохота забывшая,
что нагая грудь ее оказалась над поверхностью, что по ней спокойно
скатываются прозрачные капли.
Какой она была - на каменном полу подземелья, в колодках, с рыжи-
ми прядями на лице, с бороздками слез, с каплями, срывающимися с под-
бородка.
"Я думала, что никогда вас не увижу".
Он так и не удосужился сказать ей, чтобы говорила ему "ты".
Ты хотел жить - но никогда не боялся смерти, тихо сказала Дюнка.
- Я не боюсь, - отозвался он глухо. - Я еще не успел... подумать.
Ты все равно умрешь. Они тебя почуяли, сказал Дюнка, и в голосе
ее скользнул страх.
- Я не боюсь. Мне надо подумать.
Ты боишься убить ЕЕ! Но МЕНЯ же ты...
- Замолчи!!
Его действительно почуяли. Он ощущал, как из воронки, оттуда, где
столбом стоит чудовищный смерч, к нему тянутся одновременно сотни
рук.
А что чувствовал Атрик Оль?
Время! Время, закричала Дюнка. Убей их, иначе они убьют этот мир,
ты в ответственности, ты страж, ты Старж, за твоей спиной сейчас чело-
вечество, ударь!!
- Бедное человечество, Дюн. Оно выбрало недостойного стража.
Я знаю, о чем ты думаешь, возмутилась Дюнка. Но ты же убил ме-
ня... у тебя есть опыт, убей и ее тоже...
- Я больше не хочу... Ты думаешь, убивать любимое существо - это
ремесло? Или спорт? И с каждым новым упражнением приходит умение? Я НЕ
ХОЧУ, с меня хватит, я хочу, чтобы она ЖИЛА...
Ты не вернешь ее, вскрикнула Дюнка в тоске.
- А вот это... посмотрим.
Он в последний раз заглянул в узкое окошко, мигающее красным,
требующее подтверждения приказа. Потом сильно размахнулся и швырнул
коробочку в лишенное стекла ветровое окно - в лицо ведьмам, кругами
поднимающимся по пологому склону.
* * *
Ее новое тело с каждым мгновением обретало силу и стройность. Ка-
жется, верхние руки смерча захватили пригоршню звезд - во всяком слу-
чае, в тугом конусе вихря носились теперь белые и желтые искры, будто
огни на праздничной карусели, путались в гривах коней - карусельных
лошадок - и соперничали в блеске с глазами ЕЕ детей.
Потом ритм сбился. Чуть-чуть. Не мгновение - когда вихрь с хохо-
том подхватил зеленую машину, замершую на краю воронки. И понес по
кругу, по спирали, забавляясь, решая, где именно зажечь дымный бензи-
новый костер...
И решил.
Взрыв расцвел, круглый, как цветок кувшинки, но сразу же взмет-
нувшийся лохмотьями огня, потерявший упругость; некоторое время ОНА
любовалась танцем пламени, идеально вплетающимся в общий ритм. И может
быть потому не срезу услышала испуганного крика дочерей.
На земле рядом с горящем машиной лежал человек, наделенный
властью. Его власть подобна была белой вспышке, его власть резко пахла
паленым, беспокоила и раздражала. ОНА видела, как дети ее, попавшие в
круг его власти, тщетно пытаются ему противостоять.
ОНА прикрыла глаза; чувство было такое, будто стиснутую руку му-
чат тупой иглой. Сильнее, сильнее...
ОНА усмехнулась. Белый круг власти, источаемой назойливым при-
шельцем, вспыхнул ярче - и почти сразу померк. ОНА попросту выдернула
иглу. Стряхнула с себя. Легко; ее дети, ее пальцы, ее послушные мышцы
еле заметно напряглись - их сила виделась темно-красными вспышками, их
сила окончательно разорвала белый круг, и белую броню, которой человек
