Гревской площади. Время от времени она останавливалась, прижимала руку к
сердцу, прислонялась к стене, чтобы передохнуть, и затем еще быстрее
устремлялась вперед.
На Гревской площади Лавальер столкнулась с тремя подвыпившими обор-
ванцами, которые сходили с барки, причаленной к набережной. Барка была
нагружена вином, и было видно, что эти люди отдали честь ее грузу.
Нестройными голосами они воспевали Бахуса и, спустившись на набереж-
ную, загородили дорогу молодой девушке. Лавальер остановилась. Они тоже
остановились при виде женщины в придворном костюме. Потом взялись за ру-
ки и окружили Лавальер, напевая:
Бедняжка, ты скучаешь,
Пойдем посмеемся вместе.
Лавальер поняла, что эти люди помешают ей идти дальше. Она сделала
несколько попыток к бегству; но все они были безуспешны. Ноги у нее под-
косились, она почувствовала, что сейчас упадет, и отчаянно закричала. Но
в то же мгновенье окружавшее ее кольцо разорвалось под чьим-то мощным
натиском. Один из оскорбителей кубарем полетел налево, другой покатился
направо, к реке, третий пошатнулся.
Перед девушкой стоял офицер мушкетеров, с нахмуренными бровями, угро-
жающе сжатыми губами и поднятой рукой. При виде мундира, особенно же ис-
пытав силу человека, носившего его, пьяницы разбежались.
- Вот тебе раз! - воскликнул офицер. - Да ведь это мадемуазель де Ла-
вальер!
Ошеломленная тем, что произошло, пораженная звуками своего имени, Ла-
вальер подняла глаза и узнала даАртаньяна.
- Да, сударь, это я.
И она схватила его за руку.
- Вы защитите меня, господин д'Артаньян? - произнесла она умоляющим
голосом.
- Конечно; но куда же вы идете в такой ранний час?
- В Шайо.
- В Шайо, через Ране? Ведь вы, мадемуазель, удаляетесь от него.
- В таком случае, сударь, будьте добры, укажите мне дорогу и проводи-
те меня.
- С большим удовольствием!
- Но как вы очутились здесь? По какой милости неба вы подоспели мне
на помощь? Право, мне кажется, что я вижу сон или схожу с ума.
- Я очутился здесь, мадемуазель, потому что у меня дом на Гревской
площади. Вчера я пришел сюда за квартирной платой и здесь заночевал. Те-
перь мне хочется пораньше попасть во дворец, чтобы проверить караулы.
- Спасибо, - сказала Лавальер.
"Я объяснил ей, что я делал, - подумал ДаАртаньян, - но что делала
она и зачем идет в Шайо в такой час?"
Он подал ей руку. Лавальер оперлась на нее и быстро пошла. Однако
чувствовалось, что она была очень слаба. ДаАртаньян предложил ей отдох-
нуть; она отказалась.
- Вы, должно быть, не знаете, где Шайо? - поинтересовался ДаАртаньян.
- Не знаю.
- Туда очень далеко.
- Все равно!
- По крайней мере лье.
- Ничего, я дойду.
ДаАртаньян больше не спорил; по тону голоса он всегда отличал серьез-
но принятые решения.
Он скорее нес, чем провожал Лавальер.
Наконец показались холмы.
- К кому вы идете, мадемуазель? - спросил д'Артаньян.
- К кармелиткам, сударь.
- К кармелиткам?! - с изумлением повторил д'Артаньян.
- Да; и раз господь послал вас на моем пути, примите мою благодар-
ность и прощайте.
- К кармелиткам! Вы прощаетесь! Значит, вы хотите постричься?.. -
вскричал ДаАртаньян.
- Да, сударь.
- Вы!!!
В этом вы, за которым мы поставили три восклицательных знака, чтобы
придать ему как можно больше выразительности, заключалась целая поэма.
Оно воскресило у Лавальер старые воспоминания о Блуа и ее недавнее прош-
лое в Фонтенбло; оно говорило ей: "Вы могли бы быть счастливы с Раулем и
стать такой могущественной с Людовиком, и вы хотите постричься!"
- Да, сударь, - отвечала она, - я. Я хочу стать служительницей
божьей; я отказываюсь от мира.
- Но не ошибаетесь ли вы относительно своего призвания? Не обманывае-
тесь ли относительно воли божьей?
- Нет, потому что бог послал мне вас навстречу. Без вас я, наверное,
не попала бы сюда. Значит, бог хотел, чтобы я дошла до цели.
- Сомневаюсь, - сказал в ответ ДаАртаньян, - ваше рассуждение кажется
мне чересчур хитроумным.
- Во всяком случае, - продолжала Лавальер, - вы теперь посвящены в
мои планы. Мне остается только попросить вас о последней любезности, за-
ранее принося вам благодарность.
- Говорите, мадемуазель.
- Король не знает о моем бегстве из дворца.
ДаАртаньян отступил в удивлении.
- Король, - продолжала Лавальер, - не знает, что я собираюсь пост-
ричься.
- Король не знает!.. - вскричал ДаАртаньян. - Берегитесь, мадемуа-
зель, вы не предусмотрели всех последствий вашего поступка. Без ведома
короля ничего нельзя предпринимать, особенно придворным.
- Я больше не придворная, сударь.
ДаАртаньян смотрел на девушку с все возраставшим удивлением.
- Не беспокойтесь, сударь, - говорила она, - все предусмотрено, и к
тому же теперь было бы поздно менять решение. Дело сделано.
- Что же вам угодно, мадемуазель?
- Сударь, я умоляю вас дать мне клятву - из жалости, из великодушия,
из чувства чести.
- В чем?
- Поклянитесь мне, господин ДаАртаньян, что вы не расскажете королю о
встрече со мной и о том, что я в монастыре кармелиток.
ДаАртаньян покачал головой.
- Я не дам вам такой клятвы, - отказался он.
- Почему же?
- Потому что я знаю короля, знаю вас, знаю себя самого, знаю челове-
ческую природу вообще; нет, такой клятвы я вам не дам.
- В таком случае, - произнесла Лавальер с силой, которой от нее
нельзя было ожидать, - вместо того, чтобы благословлять вас до конца мо-
их дней, скажу вам - будьте прокляты! Вы делаете меня несчастнейшей из
всех женщин!
Мы уже говорили, что даАртаньян умел различать голос сердца; воскли-
цание Лавальер взволновало его. Он увидел, как исказилось ее лицо, как
дрожь пробежала по ее хрупкому и нежному телу; он понял, что сопротивле-
ние убьет ее.
- Пусть будет по-вашему, - согласился он. - Будьте спокойны, мадемуа-
зель, я ничего не скажу королю.
- Спасибо вам, спасибо! - воскликнула Лавальер. - Вы великодушнейший
из всех людей.
И в порыве радости она схватила руку даАртаньяна и крепко пожала ее.
Мушкетер был тронут.
- Вот тебе раз! - удивился он. - Она начинает тем, чем другие конча-
ют. Как тут не растрогаться!
В припадке горя Лавальер присела было на камень, во собралась с сила-
ми, встала и направилась к монастырю, очертания которого обрисовывались
на бледнеющем небе. ДаАртаньян издали следил за нею. Дверь в монастырс-
кую приемную была приоткрыта. Лавальер скользнула туда, как тень, и,
поблагодарив даАртаньяна легким движением руки, скрылась.
Оставшись один, даАртаньян задумался над только что происшедшим.
- Вот так положение! - размышлял он. - Хранить такую тайну - все рав-
но что носить в кармане раскаленный уголь и надеяться, что он не прожжет
платья. Выдать же тайну после того, как поклялся хранить ее, было бы
бесчестно. Обыкновенно хорошие мысли приходят мне в голову мгновенно;
однако на этот раз, если я не ошибаюсь, придется порядком потрудиться,
прежде чем я найду решение вопроса... Куда направить путь?.. Ей-богу, в
Париж; это правильная дорога... Только придется бежать бегом... А бежать
лучше на четырех ногах, чем на двух. К несчастью, у меня теперь только
две... Коня! "Корону за коня!" - сказал бы я, как говорят в театре...
Впрочем, это будет стоить мне подешевле... У заставы Конферанс стоит пи-
кет мушкетеров, и там я найду целый десяток лошадей.
Приняв это решение, ДаАртаньян тотчас же направился к пикету, выбрал
лучшую лошадь и через десять минут был во дворце. На башне дворца проби-
ло пять.
ДаАртаньян осведомился о короле. Король лег в обычный час, после ау-
диенции, данной им Кольберу, и, вероятно, еще спал.
- Да, - сказал мушкетер, - она не обманула меня. Король ничего не
знает. Если бы ему была известна хоть половина того, что произошло, во
дворце все были бы на ногах.
XXXIV
КАК ПРОВЕЛ ЛЮДОВИК ВРЕМЯ ОТ ПОЛОВИНЫ ОДИННАДЦАТОГО ДО ДВЕНАДЦАТИ
Вернувшись от Лавальер, король застал у себя Кольбера, который ожидал
его распоряжений по поводу назначенного на следующий день церемониала.
Как мы уже сказали, речь шла о приеме голландского и испанского пос-
лов. Людовик XIV имел серьезные поводы для недовольства Голландией. Шта-
ты уже несколько раз пускались на всевозможные уловки в своих отношениях
с Францией и, как бы не придавая значения могущему последовать разрыву,
снова отступали от союза с христианнейшим королем и затевали интриги с
Испанией.
После того как Людовик XIV обрел всю полноту власти, то есть после
смерти Мазарини, он сразу же столкнулся с этим положением вещей.
Молодому человеку нелегко было разрешить вопрос; но так как в эту
эпоху нация была единодушна с королем, то тело с готовностью исполняло
все решения, которые принимала голова. Достаточно было вспышки гнева,
прилива молодой и живой крови к мозгу, и прежний политический курс ме-
нялся, создавалась новая комбинация. Роль дипломата той эпохи сводилась
к подготовка переговоров, которые могли быть полезны государям.
В своем тогдашнем настроении Людовик не способен был принимать мудрые
решения. Еще взволнованный ссорой с Лавальер, он расхаживал по кабинету,
с жадностью отыскивая предлог для взрыва после долгого периода сдержан-
ности.
Увидя короля, Кольбер сразу понял положение и угадал намерения монар-
ха. Он стал лавировать. Когда государь спросил, что следует сказать
завтра послу, помощник интенданта выразил удивление, каким образом г-н
Фуке не осведомил ни о чем его величество.
- Господину Фуке, - сказал он, - известно все, что касается Голлан-
дии; вся корреспонденция попадает в его руки.
Король, привыкший к нападкам Кольбера на г-на Фуке, пропустил это за-
мечание мимо ушей.
Увидя, какое впечатление произвели его слова, Кольбер пошел на попят-
ную, заявив, что г-н Фуке не так уж виноват, как это кажется с первого
взгляда, если принять во внимание его теперешние заботы. Король насторо-
жился.
- Какие заботы? - спросил он.
- Государь, люди всегда люди, и у господина Фуке наряду с большими
достоинствами есть и недостатки.
- У кого их нет, господин Кольбер!
- У вашего величества они тоже есть, - смело заявил Кольбер, умевший
приправить грубую лесть легким порицанием.
Король улыбнулся.
- Какой же недостаток у господина Фуке? - спросил он.
- Все тот же, государь; говорят, он влюблен.
- В кого?
- Не знаю наверное, государь; я мало вмешиваюсь в любовные дела.
- Но раз вы говорите, значит, вы что-нибудь знаете?
- Только по слухам.
- Что же вы слышали?
- Одно имя.
- Какое?
- Не помню.
- Все же скажите.
- Как будто имя одной из фрейлин принцессы.
Король вздрогнул.
- Вам известно больше, чем вы хотите сказать, господин Кольбер, -
прошептал он.
- Уверяю вас, государь, нет!
- Но ведь фрейлины принцессы известны все наперечет, и если я назову
вам их имена, вы, может быть, припомните.
- Нет, государь.
- Постарайтесь.
- Напрасный труд, государь. Когда речь заходит об имени скомпромети-
рованной дамы, моя память делается железной шкатулкой, от которой поте-
ряли ключ.
По лицу короля прошло облако; потом, желая показать, что он вполне
владеет собой, Людовик тряхнул головой и сказал:
- Перейдем теперь к голландским делам.
- Прежде всего, государь, в котором часу вашему величеству угодно бу-
дет принять послов?
- Рано утром.
- В одиннадцать часов?
- Это слишком поздно... В девять.
- Это слишком рано.
- Для друзей это безразлично; с друзьями можно не церемониться; если
же враги обидятся, тем лучше. Признаться, я охотно покончил бы со всеми
этими болотными птицами, которые надоели мне своим криком.
- Государь, будет сделано, как угодно вашему величеству. Значит, в
