нии обеих королев и принцессы спустился по парадной лестнице к карете,
запряженной шестеркой лошадей, нетерпеливо бивших копытами землю. Весь
двор в дорожных костюмах ожидал короля. Блестящее зрелище представляло
это множество оседланных лошадей, экипажей, толпы нарядных мужчин и жен-
щин со своею челядью - лакеями и пажами.
Король сел в карету с двумя королевами. Принцесса поместилась с прин-
цем. Фрейлины последовали примеру особ королевской фамилии и сели по две
в приготовленные для них экипажи. Карета короля: двинулась во главе кор-
тежа, за ней карета принцессы, дальше остальные, согласно требованиям
этикета.
Было жарко, легкий ветерок, который утром приносил свежесть, вскоре
накалился от лучей солнца, спрятавшегося за облаками, и только обжигал
своим дуновением. Горячий ветер поднимал тучи пыли, слепившей глаза пу-
тешественников.
Принцесса первая стала жаловаться на духоту. Принц вторил ей, отки-
нувшись на спинку кареты с таким видом, точно собирался лишиться чувств,
и все время с громкими вздохами освежал себя солями и благовониями. Тог-
да принцесса весьма учтиво обратилась к нему:
- Право, принц, я думала, что в эту жару вы из любезности предостави-
те всю карету мне одной, а сами поедете верхом.
- Верхом! - испуганно воскликнул принц, показывая этим возгласом,
насколько странным кажется ему предложение принцессы. - Верхом! Что с
вами, принцесса, у меня вся кожа сойдет от этого раскаленного ветра.
Принцесса рассмеялась.
- Возьмите мой зонтик, - предложила она.
- А кто будет его держать? - самым хладнокровным тоном отвечал принц.
- К тому же у меня нет лошади.
- Как нот лошади? - удивилась принцесса, которая, не добившись свое-
го, хотела, по крайней мере, подразнить супруга. - Нет лошади? Вы ошиба-
етесь, сударь, вон ваш гнедой любимец.
- Мой гнедой конь? - спросил принц, пробуя наклониться к дверце; од-
нако это движение причинило ему столько беспокойства, что он снова отки-
нулся на спинку и замер в неподвижности.
- Да, - сказала принцесса, - ваш конь, которого ведет на поводу гос-
подин де Маликорн.
- Бедный конь! - отозвался принц, - Как ему, должно быть, жарко.
И с этими словами он закрыл глаза, точно умирающий, готовый испустить
последний вздох.
Принцесса лениво вытянулась в другом углу кареты и тоже закрыла гла-
за, но не для того, чтобы спать, а чтобы отдаться на досуге своим мыс-
лям.
Между тем король, поместившийся на переднем сиденье кареты, так как
задние места были уступлены королевам, испытывал досаду, свойственную
влюбленным, которые никак не могут утолить жажду постоянно созерцать
предмет своей любви и расстаются с ним неудовлетворенные, чувствуя еще
более жгучее желание.
Возглавляя, как мы сказали, процессию, король не мог со своего места
видеть кареты придворных дам и фрейлин, которые ехали позади. Вдобавок
ему нужно было отвечать на постоянные обращения молодой королевы, кото-
рая была очень счастлива в присутствии дорогого мужа и, забывая о прид-
ворном этикете, изливала на него всю свою любовь и окружала всевозможны-
ми заботами, опасаясь, как бы его не отняли у нее или как бы у него не
возникла мысль покинуть ее.
Анна Австрийская, которую мучили приступы глухой боли в груди, стара-
лась казаться веселой. Она угадывала нетерпение короля, но умышленно
продлевала его пытку, неожиданно начиная разговор как раз в те минуты,
когда король отдавался грезам о своей тайной любви.
Наконец заботливость молодой королевы и уловки Анны Австрийской стали
невыносимы для короля, не умевшего сдерживать движений своего сердца.
Он пожаловался сначала на жару; затем пошли другие жалобы. Однако Ма-
рия-Терезия не догадалась о намерениях мужа. Поняв слова короля бук-
вально, она стала обмахивать Людовика веером из страусовых перьев.
Когда нельзя было больше негодовать на жару, король сказал, что у не-
го затекли ноги. Так как в эту самую минуту карету остановили, чтобы пе-
ременить лошадей, то королева предложила:
- Не хотите ли пройтись? У меня тоже затекли ноги. Мы пойдем немного
пешком, потом карета догонит нас, и мы снова усядемся.
Король нахмурил брови; жестокому испытанию подвергает неверного суп-
руга ревнивая женщина, если она достаточно владеет собой, чтобы не дать
ему повода рассердиться.
Тем не менее король не мог отказаться. Он вышел из кареты, подал ко-
ролеве руку и сделал с нею несколько шагов, пока меняли лошадей. Он с
завистью посматривал на придворных, пользовавшихся счастьем ехать вер-
хом.
Королева вскоре заметила, что прогулка пешком доставляла королю так
же мало удовольствия, как и путешествие в карете. Поэтому она попросила
его снова сесть и экипаж. Король довел королеву до подножки, но не под-
нялся вслед за ней. Отойдя на три шага, он стал искать в веренице экипа-
жей тот, что так живо интересовал его.
В дверце шестой кареты виднелось бледное лицо Лавальер. Замечтавшись,
король не заметил, что все уже готово и ждут только его. Вдруг в нес-
кольких шагах от него раздался почтительный голос. Это был г-н Маликорн,
державший под уздцы двух лошадей.
- Ваше величество спрашивали лошадь? - обратился он к королю.
- Лошадь? Вы привели мою лошадь? - спросил король, не узнавая этого
придворного, к лицу которого он еще не привык.
- Государь, - отвечал Маликорн, - вот конь к услугам вашего величест-
ва.
И Маликорн указал на гнедого коня принца, которого заметила из кареты
принцесса. Это была великолепная, прекрасно оседланная лошадь.
- Но ведь это не моя лошадь, - заметил король.
- Государь, это лошадь из конюшни его высочества. Но его высочество
не ездит верхом, когда так жарко.
Король ничего не ответил, но быстро подошел к коню. Маликорн тотчас
же подал стремя; через секунду его величество был уже в седле. Повеселев
от этой удачи, король с улыбкой подъехал к карете ожидавших его королев
и, не замечая испуганного лица Марии-Терезии, воскликнул:
- Какое счастье! Я нашел лошадь. В карете я задыхался. До свидания,
государыни!
И, грациозно нагнувшись к крутой шее своего коня, моментально исчез.
Анна Австрийская высунулась из окошка и посмотрела, куда он едет. Порав-
нявшись с шестой каретой, он осадил коня и снял шляпу. Его поклон обра-
щен был к Лавальер, которая при виде короля вскрикнула от изумления и
покраснела от удовольствия. Монтале, сидевшая в другом углу кареты, пок-
лонилась королю. Потом, как женщина умная, притворилась, что вся погло-
щена пейзажем, открывавшимся из левого окна.
Разговор короля и Лавальер, как все разговоры влюбленных, начался с
красноречивых взглядов и лишенных всякого смысла фраз. Король объяснил,
что в карете он изнемогал от жары и поездка верхом показалась ему нео-
быкновенно приятной.
- Нашелся благодетель, - сказал король, - который угадал мои желания.
Мне очень хотелось бы знать, кто этот дворянин, сумевший так искусно ус-
лужить королю и избавить его от жестокой скуки.
В эту минуту Монтале как бы очнулась от своих мечтаний и устремила
взор на короля.
Поскольку король смотрел то на Лавальер, то на нее, она могла поду-
мать, что вопрос обращен к ней, и, следовательно, имела право ответить.
И она ответила:
- Государь, лошадь, на которой едет ваше величество, принадлежит
принцу, и ее вел дворянин, состоящий на службе его высочества.
- Не знаете ли вы, мадемуазель, как его зовут?
- Господин Маликорн, государь. Да вот он сам едет слева от кареты.
И она показала на Маликорна, который действительно с блаженным лицом
галопировал у левой дверцы кареты, хорошо зная, что в эту минуту разго-
вор идет о нем, но не подавая виду, точно глухонемой.
- Он самый, - кивнул король. - Я запомнил его лицо и не забуду его
имени.
Король нежно посмотрел на Лавальер.
Ора сделала свое дело: она вовремя бросила имя Маликорна, и оно упало
на хорошую почву; ему оставалось только пустить корни и принести плоды.
Поэтому Монтале снова откинулась в свой угол и знаками приветствовала
Маликорна, только что имевшего счастье понравиться королю. Она шепнула
ему:
- Все идет хорошо.
Слова эти сопровождались мимикой, которая должна была изображать по-
целуй.
- Увы, мадемуазель, - вздохнул король; - вот и конец сельской свобо-
де; ваши обязанности на службе у принцессы станут более сложными, и мы
больше не будем видеться.
- Ваше величество так любите принцессу, - заметила Луиза, - что буде-
те часто навещать ее; а проходя через комнату, ваше величество...
- Ах, - нежно сказал король, понизив голос, - встречаться не значит
только видеться, а для вас этого, кажется, достаточно.
Луиза ничего не ответила; у нее готов был вырваться вздох, но она по-
давила его.
- У вас большое самообладание, - произнес король.
Лавальер грустно улыбнулась.
- Употребите эту силу на любовь, - продолжал он, - и я буду благода-
рить бога за то, что он дал ее вам.
Лавальер промолчала и только посмотрела на короля. Людовик, точно
обожженный этим взглядом, провел рукой по лицу и, пришпорив лошадь, ус-
какал вперед.
Откинувшись на спинку кареты и полузакрыв глаза, Лавальер любовалась
красивым всадником с развевающимися от ветра перьями на шляпе. Бедняжка
любила и упивалась своей любовью. Через несколько мгновений король вер-
нулся.
- Своим молчанием вы терзаете меня. Вы, наверное, изменчивы, и вам
ничего не стоит порвать добрые отношения... словом, я страшусь рождаю-
щейся во мне любви.
- Государь, вы ошибаетесь, - отвечала Лавальер, - если я полюблю, то
на всю жизнь.
- Если полюбите! - надменно воскликнул король. - Значит, теперь вы не
любите.
Она закрыла лицо руками.
- Вот видите, - сказал король, - я был прав, вы изменчивы, капризны,
может быть, кокетка. Ах, боже мой, боже мой!
- О нет, успокойтесь, государь; нет, нет, нет!..
- И вы можете обещать, что никогда не изменитесь по отношению ко мне?
- Никогда, государь!
- И никогда не будете жестокой?
- Нет, нет!
- Хорошо; вы знаете, я люблю обещания, люблю охранять клятвой все,
что трогает мое сердце. Обещайте мне или лучше поклянитесь, что если
когда-нибудь в предстоящей жизни, полной жертв, тайн, горестей, пре-
пятствий и недоразумений, мы провинимся чем-нибудь друг перед другом,
будем неправы, - поклянитесь мне, Луиза...
Лавальер вся затрепетала; в первый раз слышала она свое имя из уст
короля.
Людовик же, сняв перчатку, протянул руку в карету.
- Поклянитесь, - продолжал он, - что, поссорившись, мы непременно бу-
дем искать к вечеру примирения, приложим старания, чтобы свидание или
письмо, если мы будем далеко друг от друга, принесло нам утешение и ус-
покоение.
Лавальер схватила своими похолодевшими пальцами горевшую руку влюб-
ленного короля и нежно пожала ее; это рукопожатие было прервано движени-
ем лошади Людовика, испугавшейся вращавшегося колеса.
Лавальер поклялась.
- Теперь, государь, - попросила она, - вернитесь к королеве; я
чувствую, что там собирается гроза и мне она несет несчастья и беды.
Людовик повиновался, поклонился Монтале и пустил лошадь вдогонку за
каретой королев. В одной из карет он увидел заснувшего принца.
Но принцесса не спала, и когда король проезжал мимо, она обратилась к
нему:
- Какая чудесная лошадь, государь!.. Да ведь это гнедой конь принца!
А молодая королева спросила только:
- Ну, что, вам лучше, дорогой государь?
XXX
ТРИУМФЕМИНАТ [31]
Приехав в Париж, король отправился в совет и часть дня работал. Моло-
дая королева осталась с Анной Австрийской и по уходе короля разрыдалась.
- Ах, матушка, - сказала она, - король больше меня не любит. Что бу-
дет со мной, боже праведный?
- Муж всегда любит такую жену, как вы, - отвечала Анна Австрийская.
- Может наступить время, матушка, когда он полюбит другую.
