вы Эпикура с Пифагором, дорогой Конрар?
- Напомню вам также, что древний философ вовсе не был в дружбе с бо-
гами и правителями.
- Что также сближает его с Фуке, - отозвался Лафонтен.
- Не делайте этого сравнения, - взволнованно произнес Конрар, - иначе
вы подтвердите слухи, которые уже ходят о нем и сейчас.
- Какие слухи?
- Что мы плохие французы, равнодушные к королю и глухие к закону.
- О! - вскричал Лафонтен. - Если мы и плохие граждане, то не потому,
что следуем принципам своего учителя! Вот один из излюбленных афоризмов
Эпикура: "Желайте хороших правителей".
- Так что же?
- А что твердит нам постоянно Фуке? Когда же нами будут управлять как
следует?" Говорит он это? Будьте же искренни, Конрар!
- Правда, говорит.
- Так это же учение Эпикура.
- Да, но это пахнет бунтом.
- Как! Желание, чтобы нами хорошо управляли, есть бунт?
- Несомненно, если правители плохи.
- Слушайте дальше. Эпикур говорил: "Повинуйтесь дурным правителям".
Теперь вернемся к Фуке, Не твердил ли он нам целыми днями, что за педант
Мазарини, что за осел, что за пиявка! И что все же нужно повиноваться
этому уроду! Ведь он говорил это, Конрар?
- Да, могу подтвердить, что он говорил это, и даже слишком часто.
- Так же как Эпикур, мой друг, совсем как Эпикур; повторяю: мы - эпи-
курейцы, и это очень забавно...
Понемногу все гуляющие, привлеченные возгласами двух спорщиков, соб-
рались вокруг беседки, в которой укрылись оба поэта. Их спор слушали со
вниманием, и сам Фуке подавал пример корректности, хотя и сдерживал себя
с трудом.
В конце концов он разразился громким хохотом, а вслед за ним и все
окружающие.
В самый разгар общего веселья, в ту минуту, когда дамы наперебой уп-
рекали обоих противников за то, что они не включили женщин в систему
эпикурейского благополучия, в дальнем конце сада показался Гурвиль. Он
направился прямо к Фуке, который, тотчас отделившись от общества, пошел
к нему навстречу. Министр сохранил на лице беззаботную улыбку. Но,
скрывшись от посторонних взоров, он сбросил маску.
- Ну что, где Пелисон? Что он сделал? - взволнованно спросил он.
- Пелисон вернулся из Парижа.
- Привез узников?
- Нет, ему не удалось даже повидать тюремного смотрителя.
- Как! Разве он не сказал, что послан мною?
- Сказал, но смотритель велел ему передать, что если он является от
господина Фуке, то должен представить от него письмо.
- О, если дело только за письмом...
- Нет, - послышался голос Пелисона, вышедшего из-за кустов, - нет,
монсеньер... Поезжайте туда сами и поговорите со смотрителем лично.
- Да, вы правы, я удалюсь под предлогом занятий.
Пелисон, не велите распрягать лошадей. Гурвиль, задержите гостей.
- Позвольте дать вам еще один совет, монсеньер, - сказал Гурвиль.
- Говорите.
- Повидайтесь со смотрителем только в самом крайнем случае: это сме-
ло, но неосторожно. Простите, господин Пелисон, если я высказываю мне-
ние, противоположное вашему. Пошлите сначала кого-нибудь другого. Смот-
ритель - человек любезный; но не вступайте с ним лично в переговоры.
- Я подумаю, - сказал Фуке. - Впрочем, у нас впереди еще целая ночь.
- О, не надейтесь слишком на время, монсеньер, - возразил Пелисон, -
оно летит с ужасающей быстротой. Никогда не пожалеешь, что явился слиш-
ком рано.
- Прощайте, Гурвиль, - сказал министр. - Поручаю вам своих гостей.
Пелисон, вы отправитесь со мною.
И они уехали.
Эпикурейцы не заметили исчезновения своего главы.
В саду всю ночь раздавалась музыка.
XI
ОПОЗДАЛ НА ЧЕТВЕРТЬ ЧАСА
Уезжая вторично в этот день из дому, Фуке чувствовал себя легче и
спокойнее, чем можно было ожидать.
Он повернулся к Пелисону, который, забившись в угол кареты, обдумывал
средства борьбы с Кольбером.
- Дорогой Пелисон, - сказал Фуке, - как жаль, что вы не женщина!
- Напротив, я считаю это большим счастьем, - возразил тот, - ведь я
чрезвычайно безобразен.
- Пелисон! Пелисон! - сказал министр, смеясь. - Вы так часто говорите
о своем безобразии, будто страдаете от него.
- И очень, монсеньер. Нет человека несчастнее меня. Я был красив, но
оспа обезобразила мое лицо, я лишился верного средства очаровывать лю-
дей, а ведь я ваш главный доверенный и должен заботиться о вашей пользе;
если б я был сейчас красивой женщиной, то оказал бы вам огромную услугу.
- Какую?
- Я отправился бы к коменданту тюрьмы, который слывет галантным кава-
лером и волокитой, постарался бы его очаровать и вернулся бы к вам с
обоими узниками.
- Ах! - воскликнул Фуке, охваченный сладостным воспоминанием. - Я
знаю одну женщину, которая могла бы сыграть именно такую роль перед
смотрителем тюремного замка!
- А я, монсеньер, знаю пятьдесят таких женщин, которые разгласят по
всему свету о вашем великодушии и преданности друзьям; губя себя, они
рано или поздно погубят и вас.
- Я говорю не об этих женщинах, Пелисон, я говорю о прекрасном, бла-
городном существе, соединяющем чисто женский ум с храбростью и хладнок-
ровием мужчины; я говорю о женщине такой прекрасной, что самые стены
тюрьмы склонятся перед нею, и такой сдержанной, что никто не догадается,
кем она послана.
- Настоящее сокровище, - сказал Пелисон. - Вы как нельзя более угоди-
те коменданту тюрьмы. Может случиться, что ему отрубят голову, зато на
его долю выпадет небывалое счастье.
- Ему не отрубят головы, - сказал Фуке, - я дам ему лошадей, чтобы он
мог бежать, и пятьсот тысяч ливров, с которыми он сможет прилично жить в
Англии. Притом от этой женщины, моего друга, он не получит ничего, кроме
лошадей и денег. Едем к ней, Пелисон.
Министр протянул руку к шелковому шнуру, висевшему внутри кареты. Пе-
лисон остановил его.
- Монсеньер, - сказал он, - вы потратите на розыски этой женщины
столько же времени, сколько Колумб - на поиски Нового Света. А между тем
в нашем распоряжении всего два часа. Если смотритель ляжет спать, трудно
будет проникнуть к нему без шума. А когда рассветет, нам уже ничего
нельзя будет сделать. Идите, монсеньер, к нему сами и не ищите этой
ночью ни ангела, ни женщины.
- Дорогой Пелисон, мы у ее дверей.
- У дверей ангела?
- Да.
- Но ведь это особняк госпожи де Бельер?
- Тише!
- О боже! - воскликнул Пелисон.
- Вы как будто имеете что-то против нее? - спросил Фуке.
- Увы, ровно ничего! Это-то и приводит меня в отчаяние... Ах, отчего
я не могу наговорить о ней столько дурного, чтобы помешать вам войти в
ее дом!
Фуке приказал кучеру остановить карету.
- Помешать? - повторил он. - Ничто в мире не может мне помешать поже-
лать доброго вечера госпоже дю Плесси-Бельер. И, может быть, нам еще по-
надобится ее помощь. Вы войдете со мною?
- Нет, монсеньер, я останусь здесь.
- Но я не хочу вас заставлять дожидаться меня, - возразил Фуке с при-
сущей ему любезностью.
- Лишняя причина, чтобы я остался: зная, что я жду вас, вы скорее
вернетесь... Но будьте осторожны: во дворе экипаж, - значит, у нее
кто-то в гостях.
Фуке уже опустил ногу на подножку экипажа, когда Пелисон вдруг воск-
ликнул:
- Умоляю вас, не ходите к этой даме, пока не побываете в тюрьме.
- Я только на пять минут, - отвечал Фуке, взбегая по ступенькам
подъезда.
Пелисон, насупившись, забился в угол кареты.
Поднявшись по лестнице, Фуке приказал доложить о себе лакею; его имя
вызвало почтительную суету, доказывавшую, что оно пользовалось почетом в
доме маркизы.
- Ах, господин министр! - воскликнула, сильно побледнев, маркиза, вы-
ходя к нему. - Какая неожиданная честь!.. Осторожнее: у меня Маргарита
Ванель, - шепнула она ему.
- Маркиза, - ответил смущенный Фуке, - я по делу... Всего два слова.
И он вошел в гостиную.
Сидевшая там госпожа Ванель поднялась с места.
На ее помертвевшем лице ясно читалась обуревавшая ее зависть. Напрас-
но Фуке обратился к ней с самым любезным приветствием; в ответ она
только бросила убийственный взгляд на него и на маркизу, острый взгляд
ревнивой женщины, как стилет пронзающий самую прочную броню. Она покло-
нилась своей приятельнице, еще ниже министру и удалилась, сославшись на
необходимость побывать еще где-то в этот вечер; ни смущенная маркиза, ни
охваченный беспокойством Фуке не успели удержать ее.
Оставшись с маркизой, Фуке молча опустился перед ней на колени.
- Я ждала вас, - с нежной улыбкой проговорила маркиза.
- Нет, - возразил Фуке, - если бы вы меня ждали, вы постарались бы
удалить эту женщину.
- Она явилась всего четверть часа тому назад.
- Любите ли вы меня хоть немножко, маркиза?
- Не в этом теперь дело, господин Фуке. Нужно Думать об опасности,
нависшей над вами. Что вы намерены предпринять?
- Я хочу вырвать сегодня моих друзей из тюрьмы.
- Каким образом?
- Подкупив коменданта тюрьмы.
- Он мой друг: не могу ли я помочь осужденным, не повредив вам?
- О маркиза, это была бы огромная услуга! Но как вы окажете ее, не
скомпрометировав себя! Нет, я не допущу, чтобы моя жизнь, власть или
свобода были куплены ценой хотя бы одной вашей слезы, хотя бы одного об-
лачка на вашем лице.
- Монсеньер, не говорите таких слов, - они опьяняют меня. Я готова
помочь вам, не думая о последствиях. Я действительно люблю вас, люблю,
как нежный друг, и, как друг, признательна за вашу деликатность, но,
увы... я никогда не буду вашей любовницей.
- Но почему, почему, маркиза? - воскликнул Фуке с отчаянием в голосе.
- Потому, что вы слишком любимы, - тихо сказала молодая женщина, - и
слишком многими... потому, что блеск славы и богатства оскорбляет мой
взор, а печаль и страдание привлекают его; потому, что, когда вы находи-
лись на вершине могущества, я отталкивала вас, и готова, как потерянная,
броситься в ваши объятия, заметив грозящую вам беду... Теперь вы поняли
меня, монсеньер... Будьте вновь счастливы, чтобы я могла остаться чистой
сердцем и мыслью: ваше несчастье погубит меня.
- О маркиза! - произнес Фуке с волнением, какого еще никогда не испы-
тывал. - Если бы я изведал до дна все человеческие горести и услышал из
ваших уст то слово, в котором вы отказывали мне, слово люблю, - оно сде-
лало бы меня самым великим, самым знаменитым, самым счастливым из людей!
Он еще стоял на коленях, осыпая поцелуями ее руки, когда в комнату
стремительно вбежал Пелисон.
- Монсеньер, маркиза, - произнес он с беспокойством, - простите меня,
ради бога. Но, монсеньер, вот уже полчаса, как вы здесь... О, не смотри-
те на меня оба так укоризненно... Сударыня, скажите, прошу вас, кто та
дама, которая вышла отсюда после прихода монсеньера?
- Это госпожа Ванель, - сказал Фуке.
- Я так и знал! - вскричал Пелисон.
- А что случилось?
- Она села в экипаж совершенно бледная.
- Что нам до этого? - спросил Фуке.
- Да, но важно то, что она сказала кучеру.
- Боже мой! Что же? - вскричала маркиза.
- "К Кольберу", - ответил Пелисон хриплым голосом.
- Великий боже! Уезжайте, уезжайте, монсеньер, - воскликнула маркиза,
толкая Фуке к двери, в то время как Пелисон тащил его за руку.
- Да что я, ребенок, что ли, которого пугают тенью? - протестовал ми-
нистр.
- Нет, - отвечала маркиза, - вы исполин, которого ехидна хочет уку-
сить в ногу.
Пелисон продолжал тащить Фуке к экипажу.
- В замок... во весь дух! - крикнул Пелисон кучеру.
Лошади понеслись с быстротою молнии, не встречая на своем пути ника-
ких препятствий. Только под аркадами Сен-Жан у въезда на Гревскую пло-
щадь карете министра преградил дорогу конный отряд. Пробиться сквозь не-
го не было никакой возможности. Пришлось переждать, пока проехали конные
стражники вместе с конвоируемой рми тяжелой повозкой, направлявшейся к
площади Бодуайе.
Фуке и его спутник не обратили на отряд внимания.
