Рауль с радостью пожал руку старому приятелю.
- Имей в виду, Рауль, - сказал даАртаньян, - вторая лошадь в пятом
ряду потеряет подкову прежде, чем вы доберетесь до моста Мари. В подкове
на передней ноге осталось всего два гвоздя.
- Подождите меня, - сказал Рауль, - я пойду с вами.
- Ты бросишь отряд?
- Меня заменит корнет.
- Пойдем обедать?
- С удовольствием.
- Так слезай на землю или вели подать мне коня.
- Я предпочел бы пройтись.
Рауль тотчас договорился с корнетом, который занял его место, потом
спешился, отдал поводья солдату и весело взял под руку даАртаньяна, ко-
торый смотрел на его действия с одобрением знатока.
- Ты прямо из Венсена? - спросил он.
- Да, сударь.
- А что кардинал?
- Очень плох, говорят даже, что умер.
ДаАртаньян пренебрежительно пожал плечами, желая показать, что смерть
кардинала ничуть не огорчает его, и спросил:
- Ты хорош с Фуке?
- С Фуке? - повторил Рауль. - Я его не знаю.
- Тем хуже. Новый король всегда избирает новых любимцев.
- Но король милостив ко мне.
- Я говорю тебе не о короне, - возразил даАртаньян, - а о короле...
Теперь, когда кардинал умер, королем стал Фуке. Надо быть в ладах с Фу-
ке, если ты не хочешь прозябать всю жизнь, как я... Впрочем, у тебя есть
и другие покровители, к величайшему твоему счастью.
- Во-первых, принц...
- Старо, старо, друг мой!
- Далее, граф де Ла Фер.
- Атос? Это другое дело... Если ты хочешь служить в Англии, то не
найдешь лучшего покровителя. Скажу тебе без хвастовства, что я и сам
имею некоторый вес при дворе Карла Второго. Вот это король!
- Вот как! - сказал Рауль с простодушным любопытством.
- Да, настоящий король; он веселится, это правда, но, когда нужно, он
умеет и сражаться, умеет и ценить людей. Атос хорош с Карлом Вторым. По-
езжай-ка в Англию, брось этих взяточников, которые одинаково воруют и
французскими руками, и итальянскими пальцами. Брось этого плаксу Людови-
ка Четырнадцатого, который повторит царствование Франциска Второго. Зна-
ешь ты историю, Рауль?
- Знаю, шевалье.
- Так ты знаешь, что у Франциска Второго всегда болели уши?
- Нет, я этого не знал.
- А у Карла Четвертого всегда болела голова?
- А!
- А у Генриха Третьего - живот?
Рауль рассмеялся.
- Ну, любезный друг мой, а у Людовика Четырнадцатого всегда болит
сердце; жаль смотреть, как он вздыхает с утра до вечера и за целый день
ни разу не скажет: "Черт возьми!" или чего-нибудь бодрящее в этом роде.
- И за этого вы и вышли в отставку, шевалье? - спросил Рауль.
- Да.
- И вы махнули на все рукой? Таким способом вы никогда не устроите
своих дел.
- О, мои дела теперь в порядке, - сказал даАртаньян беззаботно. - У
меня есть наследственное имущество.
Рауль взглянул на него. Бедность даАртаньяна вошла в пословицу. Но
мушкетер был гасконцем и порой любил пустить пыль в глаза.
ДаАртаньян заметил удивление Рауля.
- Отец твой говорил тебе, что я ездил в Англию?
- Говорил.
- И что там у меня была счастливая встреча?
- Нет, этого я не знал.
- Да, один из лучших моих друзей, именитый вельможа, вице-король Шот-
ландии и Ирландии, помог мне отыскать наследство.
- Наследство?
- Да, и довольно большое.
- Так вы разбогатели?
- Гм!
- Позвольте поздравить вас от всей души.
- Благодарю... вот мой дом.
- На Гревской площади?
- Да. Тебе не нравится место?
- Нет, нет, славный вид на реку... Прекрасный старинный дом.
- Это старый трактир "Нотр-Дам"; в два дня я его превратил в
собственный дом.
- Но трактир все еще открыт?
- Да.
- А где же вы живете?
- У Планше.
- Вы же только что сказали: "Вот мой дом".
- Да, потому что дом действительно мой. Я купил его.
- А, - пробормотал Рауль.
- Десять процентов чистого дохода, любезный Рауль, прекрасная сделка!
Я купил дом за тридцать тысяч ливров; есть и сад, выходящий на улицу
Мортельри. Трактир "Нотр-Дам" и второй этаж сданы за тысячу ливров? а за
чердак, или третий этаж, я получаю пятьсот ливров.
- Пятьсот ливров за чердак? Но там нельзя жить!
- Да в нем никто и не живет. Но видишь в нем два окна, выходящие на
площадь?
- Вижу.
- Когда казнят, колесуют, вешают, четвертуют или сжигают людей, окна
отдаются внаймы за двадцать пистолей.
- О! - вскрикнул Рауль с отвращением.
- Что? Отвратительно? Не так ли? - спросил д'Артаньян. - Отврати-
тельно, но таковы люди... парижские зеваки - точно людоеды. Не постигаю,
как люди с совестью могут пускаться на такие спекуляции!
- Правда.
- Если бы я жил в этом доме, - продолжал д'Артаньян, - я затыкал бы
даже замочные скважины во время казней; но я не живу в нем.
- И этот чердак вы сдаете за пятьсот ливров?
- Да, жестокому кабатчику, который отдает окна уже от себя... Итак, я
насчитал уже полторы тысячи ливров.
- Только пять процентов! Не так много! - сказал Рауль.
- Правильно. Но остается еще задний флигель, магазины, квартиры и
погреба, заполняемые каждую зиму; все это отдается за двести ливров. А
сад, очень хороший, превосходно обработанный, очень укромный, там, у ог-
рады церкви Сен-Жерве, приносит тысячу триста.
- Тысячу триста? Так много!
- Видишь ли, я подозреваю, что какой-нибудь из аббатов здешнего при-
хода (наши аббаты богаты, как Крезы) нанял мой сад ради своего удо-
вольствия. Наниматель назвал себя Годаром... Когда я встретил тебя, мне
пришла в голову мысль купить еще дом на площади Бодуайе. Он примыкает к
моему саду. От этой мысли отвлекли меня твои драгуны. Послушай, пой-
дем-ка по улице Ванри: мы попадем прямо к Планше.
ДаАртаньян ускорил шаг и привел Рауля к Планше, в комнату, которую
лавочник уступил своему господину. Планше отсутствовал, но обед был уже
готов. Лавочник по-прежнему соблюдал воинскую аккуратность и точность.
ДаАртаньян опять заговорил о будущности Рауля.
- Отец твой строг к тебе? - спросил оп.
- Отец справедлив, сударь.
- О, я знаю, Атос справедлив, но строг. Ты не стесняйся, если тебе
когда-нибудь понадобятся деньги: старый мушкетер к твоим услугам.
- Любезный господин даАртаньян...
- Играешь ты в карты?
- Никогда.
- Так, верно, счастлив в любви?.. Ты покраснел! О, маленький Арамис!
Женщины обходятся гораздо дороже карт. Правда, когда проиграешь, можно
драться, и это некоторое вознаграждение. Но, впрочем, нынешний плак-
са-король берет штрафы с людей, обнажающих шпагу. Какое царствование,
бедный мой Рауль, какое царствование! Как вспомнишь, что в мое время
мушкетеров осаждали в домах, как Гектора и Приама в Трое. Женщины плака-
ли, сами стены смеялись, и пятьсот негодяев кричали: "Бей, бей!" И не
могли справиться ни с одним мушкетером. Черт возьми! Ваш брат этого не
увидит.
- Вы очень строги к королю, дорогой господин д'Артаньян. Ведь вы едва
знаете его.
- Я едва знаю его!.. Выслушай, Рауль, и заметь хорошенько: я предска-
жу тебе все его поступки день за днем. Когда кардинал умрет, он станет
плакать; это еще не так глупо, особенно если сам не будет верить своим
слезам.
- Потом?
- Потом он потребует от господина Фуке денег и отправится в Фонтенбло
сочинять стихи для какой-нибудь Манчини, у которой королева выцарапает
глаза. Ведь королева - испанка, Рауль, и свекровь у нее Анна Австрийс-
кая. О, знаю я этих испанок из австрийского дома!..
- А потом?
- Потом, сорвав со своих швейцарцев серебряные галуны, потому что се-
ребро обходится дорого, он прикажет мушкетерам ходить пешком, потому что
овес и сено для лошади стоят пять су в день.
- О, не говорите этого!
- Какое мне дело! Я уже не мушкетер! Пускай ездят верхом или ходят
пешком, пусть носят вертел вместо шпаги - мне все равно!
- Дорогой даАртаньян, умоляю вас, не говорите при мне так о короле...
Я ведь служу все равно что у него, и отец очень рассердится на меня, ес-
ли узнает, что я слушал, даже от вас, оскорбительные для его величества
речи.
- Твой отец! Он заступается за всех, даже когда не следует. Черт
возьми, твой отец храбрый воин, настоящий Цезарь, но он плохо разбирает-
ся в людях.
- Однако, шевалье, - сказал Рауль, засмеявшись, - вы начинаете уже
бранить и моего отца, того самого человека, которого вы называли великим
Атосом! Сегодня вы в дурном настроении; богатство озлобило вас, как дру-
гих озлобляет бедность.
- Ты прав, черт возьми! А я глуп и говорю вздор. Я несчастный старик,
растрепанная веревка, пробитый панцирь, сапог без подошвы, шпора без
звездочки... Но бросим это, порадуй меня, скажи лучше...
- Что именно?
- Скажи: "Мазарини был подлец!"
- Он, может быть, умер.
- Потому-то я и говорю: был; если бы я не надеялся, что он умер, то
попросил бы тебя сказать: "Мазарини подлец". Сделай одолжение, скажи это
из любви ко мне...
- Извольте!
- Так говори.
- Мазарини был подлец, - сказал Рауль с улыбкой мушкетеру, который
пришел в восторг.
- Постой! - сказал он. - Ты произнес только начало, а вот и заключе-
ние. Повтори за мной, Рауль, повтори: "Но я пожалею о Мазарини".
- Шевалье!
- Ах, ты не хочешь повторить? Так я скажу за тебя: "Но я пожалею о
Мазарини".
Они смеялись и болтали, когда вошел один из приказчиков и сказал да-
Артаньяну:
- Вам письмо.
- Благодарю... Ого! - воскликнул мушкетер.
- Почерк графа, - заметил Рауль.
- Да, да...
ДаАртаньян распечатал письмо.
"Любезный друг, - писал Атос, - король поручает мне отыскать вас!"
- Меня! - вскричал даАртаньян, роняя распечатанное письмо на стол.
Рауль взял письмо и прочел дальше:
"Поспешите... Его величеству очень нужно переговорить с вами... Ко-
роль ждет вас в Лувре".
- Меня? - еще раз повторил мушкетер.
- Вас, именно вас, - ответил Рауль.
- Ого! Что бы это значило? - спросил ДаАртаньян.
V
КОРОЛЬ
Когда первая минута удивления прошла, даАртаньян перечел письмо еще
раз.
- Странно, что король зовет меня к себе.
- Почему, - возразил Рауль, - не предположить, что король сожалеет о
таком преданном человеке, как вы?
- Ого! Вот так штука, милый Рауль! - отвечал мушкетер, принужденно
смеясь. - Если б король жалел обо мне, Так не отпустил бы меня в отстав-
ку! Нет, нет, тут кое-что получше или, пожалуй, похуже, если хочешь.
- Похуже? Что же такое?
- Ты молодой, доверчивый, милый... Как бы я хотел быть на твоем мес-
те! Двадцать четыре года, ни одной морщины на лбу, а в голове - никаких
забот, кроме, пожалуй, сердечных... Ах, Рауль, пока еще тебе не улыба-
лись короли и не поверяли своих тайн королевы, покаты не похоронил двух
кардиналов - тигра и лисицу, пока ты не испытал... Но к чему весь этот
вздор?.. Нам надо расстаться, Рауль!
- Как вы опечалены!
- Да, дело-то не шуточное... Слушай, я хочу дать тебе серьезное пору-
чение.
- Я вас слушаю, любезный даАртаньян.
- Предупреди отца о моем отъезде.
- Вы уезжаете?
- Скажи отцу, что я уехал в Англию и живу там в своей усадьбе.
- В Англию!.. А королевский приказ?
- Твоя наивность не знает предела. Ты воображаешь, что я пойду в Лувр
и сам отдамся в лапы этого коронованного волчонка?
- Волчонка? Короля? Ах, шевалье, вы сходите с ума!
- Напротив, я никогда не был так умен, как сейчас. Значит, ты не зна-
ешь, что хочет сделать со мной этот достойный сын Людовика Справедливо-
го?.. Но, черт возьми, таковы уже правила политики!.. Он хочет упрятать
меня в Бастилию...
- За что же? - вскричал Рауль, пораженный тем, что услышал.
- За что? А за то, что я высказал ему когда-то в Блуа... Я погорячил-
ся тогда, и он не забыл...
- Что же вы сказали ему?
- Что он скуп, глуп и труслив.
- Боже мой! Неужели такие слова могли вырваться у вас?
- Слова, может быть, были не те, но смысл именно такой.
