тельные надежды, и со слезами на глазах завещал ему сохранить секрет
приготовления макарон, офранцузить свое имя, жениться на француженке и,
наконец, когда политический горизонт очистится от туч, приказать сосед-
нему кузнецу сделать большую вывеску, на которой знаменитый живописец
напишет портреты двух королев с надписью: "Гостиница Медичи".
Добряку Крополи, после всех этих заветов, едва хватило сил указать
своему юному наследнику на камин, под плиту которого он засунул когда-то
тысячу луидоров, - и испустить дух.
Крополи-сын начал с того, что приучил публику произносить конечное
"и" своей фамилии так слабо, что вскоре, при общем снисхождении, его фа-
милия стала звучать просто Крополь - имя чисто французское.
Потом - он женился; у него как раз была на примете француженка, в ко-
торую он был влюблен, и он сумел получить за ней порядочное приданое,
показав предварительно тайник в камине.
Выполнив первые два пункта отцовского завещания, он принялся искать
живописца для вывески.
Скоро отыскался и живописец.
То был старый итальянец, последователь Рафаэля и Каррачи, но последо-
ватель неудачливый. Он причислял себя к венецианской школе, вероятно,
потому, что очень любил яркие тона. Работы его, из которых он за всю
свою жизнь не продал ни одной, так не нравились горожанам, что он нако-
нец перестал писать.
Он всегда хвалился, что расписал банную комнату для супруги маршала
д'Анкра, и сожалел, что сия комната сгорела во время беспорядков, свя-
занных с именем маршала.
Крополи проявлял снисходительность к своему соотечественнику Питрино,
- так звали художника. Быть может, он видел знаменитую роспись банной
комнаты, - во всяком случае, он относился к этому Питрино с таким уваже-
нием и обращался с ним так дружески, что даже поселил его в своем доме.
Благодарный Питрино, питаясь макаронами, прославил национальное ку-
шанье и оказал своим неутомимым языком большие услуги дому Крополи.
В старости он привязался к сыну, как некогда к отцу, и мало-помалу
сделался чем-то вроде смотрителя при доме, где его неподкупная чест-
ность, признанная всеми скромность, невиданная душевная чистота и тысячи
других добродетелей, перечислять которые здесь мы почитаем излишним, да-
ровали ему постоянное место у семейного очага, с правом распоряжаться
всею прислугою. Сверх того, это именно он пробовал макароны, дабы под-
держать чистоту вкуса старинной традиции, и надо заметить, что он не
прощал ни лишнего зернышка перца, ни недостающего атома пармезана.
Он чрезвычайно обрадовался, когда Крополи-сын доверил ему тайну и по-
ручил написать знаменитую вывеску.
Надо было видеть, как страстно рылся он в своем старом ящичке в поис-
ках кистей, слегка объеденных крысами, но еще вполне годных, пузырьков с
полузасохшими красками, льняного масла в бутыли и старой палитры, при-
надлежавшей еще Бронзино, этому "богу живописи", как утверждал на своем
ломаном итало-французском языке артист из-за гор.
Питрино буквально вырос от радости, чувствуя, что восстановит свою
былую славу.
Он сделал то же, что сделал Рафаэль: переменил манеру и написал, под-
ражая Альбано, не двух королев, а двух богинь. Августейшие дамы поражали
такой грацией, представляли удивленным взорам такое соединение роз и ли-
лий - очаровательное следствие перемены манеры Питрино, - возлежали в
таких соблазнительных позах сирен, что начальник полиции, когда ему дали
взглянуть на это монументальное украшение дома Крополя, тотчас объявил,
что эти дамы слишком хороши и что их прелести действуют слишком сильно,
чтобы их можно было оставить на вывеске на виду у всех прохожих.
- Его высочество герцог Орлеанский, - сказал он Питрино, - часто по-
сещает наш город, и ему, наверное, не понравится, что его знаменитая ма-
тушка так мало прикрыта. Он способен засадить вас в подземную темницу,
потому что у прославленного принца сердце далеко не всегда мягкое. Из-
вольте замазать либо обеих сирен, либо надпись, - иначе я не позволю вам
выставить эту вывеску напоказ. Я забочусь о вашей пользе, Крополь, и о
вашей тоже, синьор Питрино.
Что тут скажешь? Пришлось поблагодарить начальника полиции за его за-
ботливость, что и сделал Крополь.
Но разочарованный Питрино упал духом. Он чувствовал, чем все это кон-
чится.
Едва ушел начальник полиции, как Крополь спросил, скрестив руки:
- Что же нам делать?
- Мы сотрем надпись, - печально отвечал Питрино. - Мы можем сделать
это в одно мгновение и заменить наших "Медичи" "Нимфами" или "Сиренами",
как вам будет угодно.
- Нет, нет, - сказал Крополь, - тогда воля моего отца не будет выпол-
нена. Мой отец очень хотел...
- Чтобы были фигуры, - продолжил Питрино.
- Надписи, - поправил его Крополь.
- Он завещал, чтобы они были похожи, и они похожи. Значит, он желал
фигур, - возразил Питрино.
- Да, но если бы сходства не было, кто узнал бы их без надписи? Те-
перь, когда в памяти жителей Блуа образы этих прославленных дам уже нем-
ного стерлись, кто узнает Екатерину и Марию без надписи "Медичи"?
- Что же будет с моими фигурами?.. - в отчаянии вымолвил Питрино,
чувствовавший правоту слов Крополя. - Я не хочу уничтожать плоды моих
трудов.
- А я не хочу, чтобы вас посадили в тюрьму, а меня в подземелье.
- Сотрем слово "Медичи", - умолял Питрино.
- Нет, - твердо отвечал Крополь. - Мне пришла в голову мысль... прек-
расная мысль... Останутся и ваши фигуры, и моя надпись... Medici
по-итальянски, кажется, значит доктор?
- Да, во множественном числе.
- Так закажите другую вывеску у кузнеца. На ней вы нарисуете мне
шесть лекарей и сделаете надпись: "Медичи"... это будет очень милая игра
слов!
- Шесть лекарей! Невозможно! А композиция?.. - вскричал Питрино.
- Это уже ваше дело. Но будет так, как я хочу... Так надо... Мне не-
когда: макароны пригорят.
Против таких доводов возражать не приходилось. Питрино повиновался.
Он состряпал вывеску с лекарями и с надписью. Начальник полиции похвалил
ее и дозволил.
Вывеска чрезвычайно понравилась в городе: это лишний раз доказало,
что поэзия, как говорил Питрино, недоступна мещанам.
Чтобы вознаградить живописца, Крополь повесил нимф первой вывески в
своей спальне, и госпожа Крополь краснела каждый раз, как взглядывала на
них, раздеваясь на ночь.
Так дом с вышкой получил вывеску, и, таким образом, достигнув процве-
тания, гостиница "Медичи" вынуждена была расширить свое пространство за
счет четырехугольного здания, которое мы описали. И так появилась в Блуа
вышеназванная гостиница, хозяином коей был Крополь, а вывеска принадле-
жала кисти безвестного художника Питрино.
VI
НЕЗНАКОМЕЦ
Основанная таким образом и прославленная своею вывеской, гостиница
Крополя быстро преуспевала.
Крополь не надеялся сильно разбогатеть: ему довольно было удвоить
сумму в тысячу луидоров, оставленную ему отцом, затем продать дом со
всеми запасами и счастливо зажить на свободе в качестве гражданина горо-
да Блуа.
Крополь был падок на барыши и пришел в полный восторг, узнав о приез-
де короля Людовика XIV.
Он, жена его, Питрино и два поваренка тотчас принялись бить голубей,
домашнюю птицу и кроликов; в минуту двор гостиницы огласился пронзи-
тельными криками и жалобными стонами.
В это время у Крополя жил только один постоялец.
Это был человек лет тридцати, красивый, высокий, мрачный или, вернее
сказать, задумчивый.
Он был одет в черное бархатное платье, расшитое бисером. Простой бе-
лый воротник, как у самых строгих пуритан, открывал красивую нежную шею.
Небольшие светлые усы обрамляли презрительно сжатые губы.
Говоря с людьми, он смотрел им прямо в лицо, не вызывающе, но твердо,
холодные голубые глаза его так блестели, что многие взоры опускались пе-
ред ним, как более слабая шпага во время поединка.
В те времена, когда люди, созданные богом равными, так же резко раз-
делялись благодаря предрассудкам на две касты - дворян и простонародье,
как они разделяются на белую и черную расу, в те времена, говорим мы,
этого незнакомца непременно приняли бы за дворянина, и притом за дворя-
нина самой лучшей породы. Для этого достаточно было взглянуть на его ру-
ки с длинными тонкими пальцами; жилки виднелись под кожей при малейшем
движении.
Незнакомец приехал к Крополю один. Не колеблясь, не задумавшись ни на
минуту, он занял лучшие комнаты, предложенные ему хозяином гостиницы,
указавшим их ему в низких целях - сорвать лишний куш, как сказали бы од-
ни, или с самыми похвальными намерениями, как сказали бы другие, если
принять во внимание, что Крополь был физиономистом и оценивал людей с
первого взгляда.
Комнаты эти занимали всю лицевую сторону старого треугольного дома: в
первом этаже находилась гостиная с двумя окнами, возле нее вторая комна-
та, а наверху спальня.
С самого приезда дворянин едва прикасался к кушаньям, которые ему по-
давали в его комнату. Он сказал только два слова хозяину, приказав впус-
тить к себе некоего Парри, который должен был скоро приехать.
Затем он погрузился в такое упорное молчание, что Крополь, любивший
хорошее общество, почти оскорбился.
В то утро, с которого началась наша повесть, этот дворянин встал
очень рано, сел к окну в гостиной и стал с печалью пристально глядеть в
конец улицы, вероятно, поджидая путешественника, о котором он предупре-
дил хозяина гостиницы.
Так увидел он кортеж правителя, возвращавшегося с охоты, а потом мог
снова насладиться тишиной города, погруженного в ожидание.
И вдруг - общая суматоха: слуги, бросившиеся в поля за цветами, ска-
чущие курьеры, метельщики улиц, поставщики герцога, встревоженные и
болтливые лавочники, стук экипажей, мелькание парикмахеров и пажей, -
весь этот шум и суета поразили его, не нарушив, однако, его бесстрастно-
го величия, которое придает взгляду льва или орла такое высокомерное
спокойствие посреди криков "ура!", топота охотников и зевак.
Однако крики жертв, умерщвляемых на птичьем дворе, беготня госпожи
Крополь по узкой и скрипучей деревянной лестнице и метания Питрино, ко-
торый еще утром курил у ворот хладнокровно, как голландец, - несколько
удивили и встревожили путешественника.
Он уже встал, чтобы навести справки, когда дверь отворилась. Незнако-
мец подумал, что к нему вводят нетерпеливо поджидаемого путешественника.
Поэтому он быстро сделал несколько шагов по направлению к двери.
Но вместо человека, которого он ожидал, появился Крополь. Позади
трактирщика, на лестнице, мелькнуло хорошенькое личико г-жи Крополь. Она
бросила украдкой взгляд на молодого человека и тотчас исчезла.
Крополь вошел, улыбаясь, с колпаком в руках, скорее сгибаясь, чем
кланяясь.
Незнакомец, не говоря ни слова, вопросительно взглянул на него.
- Сударь, я пришел спросить вас, - сказал Крополь. - Но как прикажете
вас называть: вашим сиятельством, маркизом или...
- Называйте меня просто сударь и говорите скорее, - отвечал незнако-
мец надменным тоном, не допускающим ни споров, ни возражений.
- Я пришел спросить вас, сударь, как вы провели ночь и угодно ли вам
оставить за собою квартиру?
- Да.
- Но, сударь, явилось новое обстоятельство, которого мы не предвиде-
ли.
- Какое?
- Его величество Людовик Четырнадцатый приедет сегодня в наш город и
пробудет здесь целый день, а может быть и два.
Лицо незнакомца выразило крайнее изумление.
- Французский король приедет в Блуа?
- Он уже в дороге.
- Тем более мне нужно остаться здесь, - сказал незнакомец.
- Как вам угодно. Но желаете ли вы, сударь, оставить за собою всю
квартиру?
- Я вас не понимаю. Почему сегодня я должен занимать меньшее помеще-
ние, чем вчера?
- А вот почему, сударь. Вчера, когда ваша светлость изволили выбирать
