мотря на алмазы, все-таки крест, - поклянемся, что бы ни случилось, веч-
но сохранять дружбу. И пусть эта клятва свяжет не только нас, но и наших
потомков. Согласны вы на такую клятву?
- Да, - ответили все в один голос.
- Ах, предатель! - шепнул д'Артаньян на ухо Арамису. - Вы заставили
нас поклясться на кресте фрондерки!
XXXII
ПАРОМ НА УАЗЕ
Мы надеемся, что наши читатели не совсем забыли молодого путешествен-
ника, оставленного нами по дорого во Фландрию. Потеряв из виду своего
покровителя, который, стоя перед старинной церковью, провожал его глаза-
ми, Рауль пришпорил лошадь, чтобы избавиться от грустных мыслей и скрыть
от Оливена волнение, исказившее его лицо.
Все же одного часа быстрой езды оказалось достаточно, чтобы рассеять
печаль, омрачавшую живое воображенние молодого человека. Неведомое досе-
ле наслаждение полной свободой, наслаждение, которое имеет свою прелесть
даже для того, кто никогда не тяготился своей зависимостью, золотило для
него небо и землю, в особенности же тот отдаленный горизонт жизни, кото-
рый мы зовем своим будущим. Все же после нескольких попыток завязать
разговор с Оливеном юноша почувствовал, что долгое время вести такую
жизнь ему будет очень скучно. Разглядывая проездом разные города, он
вспоминал ласковые, поучительные, глубокие беседы графа: теперь никто не
сообщит ему об этих городах таких ценных сведений, какие получил бы он
от Атоса, образованнейшего и занимательнейшего собеседника.
Еще одно воспоминание печалило Рауля. Подъезжая к городку Лувру, он
увидел прятавшийся за стеною тополей маленький замок, который до того
напомнил ему замок Лавальер, что он остановился и смотрел на него минут
десять, затем, грустно вздохнув, поехал дальше, не ответив Оливену, поч-
тительно осведомившемуся о причинах такого внимания к незнакомому дому.
Вид внешних предметов - таинственный проводник, который сообщается с
тончайшими нитями нашей памяти и иногда, помимо пашей воли, пробуждает
ее. Эти нити, подобно нити Ариадны, ведут нас по лабиринту мыслей, где
мы иногда теряемся, гоняясь за тенями прошлого, именуемыми воспоминания-
ми. Так, вид этого замка отбросил Рауля на пятьдесят миль к западу и
заставил его припомнить всю свою жизнь, от момента прощания с маленькой
Луизой до того дня, когда он увидел ее впервые. Каждая группа дубков,
каждый флюгер на черепичной крыше напоминал ему, что он не приближается,
а, наоборот, с каждым шагом все больше и больше удаляется от друзей сво-
его детства и, может быть, покинул их навсегда.
Наконец, не умея справиться со своей подавленностью и печалью, он
спешился, велел Оливену отвести лошадей в небольшой трактир, видневшийся
впереди при дороге на расстоянии мушкетного выстрела от них. Он сам ос-
тался подле красивой группы каштанов в цвету, вокруг которых жужжали рои
пчел, и приказал Оливену прислать ему с трактирщиком бумагу и чернил на
стол, точно нарочно здесь для этого поставленный.
Оливен покорно поехал дальше, и Рауль сел, облокотясь, за стол, уст-
ремив рассеянный взгляд на чудесный пейзаж, на зеленые поля и рощи и от
времени до времени стряхивая с головы цвет каштана, падавший, точно
снег. Рауль просидел так минут десять и уж совсем углубился в мечты,
когда вдруг он заметил странную фигуру с багровым лицом, с салфеткой
вместо передника и с другой салфеткой под мышкой, поспешно приближающую-
ся к нему с бумагой, пером и чернилами в руках.
- Ах, ах, - сказало это видение, - видно, у вас, дворян, у всех одни
и те же мысли. Не больше четверти часа назад молодой господин на такой
же красивой лошади и такого же барского вида, как вы, и, наверное, ваше-
го возраста, остановился около этих деревьев, велел принести сюда стол и
стул и пообедал здесь вместе с пожилым господином, должно быть своим
воспитателем. Они съели целый паштет без остатка и выпили до дна бутылку
старого маконского вина. Но, по счастью, у нас есть еще запасной паштет
и такое же вино, так что, если вашей милости угодно приказать...
- Нет, друг мой, - сказал Рауль, улыбаясь, - в настоящий момент мне
нужно лишь то, о чем я просил. Мне только хотелось бы, чтобы чернила бы-
ли черные, а перо хорошее. В таком случае я готов заплатить за перо
столько, сколько стоит вино, а за чернила - сколько стоит паштет.
- Тогда я отдам вино и паштет вашему слуге, - отвечал трактирщик, - а
перо и чернила вы получите в придачу.
- Делайте, как хотите, - сказал Рауль, только еще начинавший знако-
миться с этой особой породой людей, которые состояли раньше в содружест-
ве с разбойниками большой дороги, а теперь, когда разбойники повывелись,
с успехом их заменили.
Хозяин, успокоившись насчет платы, поставил на стол чернила, перо и
бумагу. Перо случайно оказалось сносным, и Рауль принялся за письмо. Хо-
зяин продолжал стоять перед ним, с невольным восхищением глядя на это
очаровательное лицо, такое кроткое и вместе с тем строгое. Красота всег-
да была и будет великой силой.
- Этот не таков, как тот, что сейчас проехал, - сказал хозяин Оливе-
ну, который подошел осведомиться, не нужпо ли чего-нибудь Раулю. - У ва-
шего хозяина совсем нет аппетита.
- Три дня тому назад у него был аппетит, но что поделаешь, с позавче-
рашнего дня он потерял его.
Оливен и хозяин направились в трактир. Оливен, по обычаю слуг, до-
вольных своим местом, рассказал трактирщику все, что, по его мнению, мог
рассказать о молодом дворянине.
Рауль между тем писал следующее:
"Сударь, после четырех часов езды я остановился, чтобы написать вам,
ибо каждую минуту я чувствую ваше отсутствие и беспрестанно готов обер-
нуться, чтобы ответить вам, как если бы вы были здесь и говорили со
мной. Я был так потрясен отъездом и так огорчен нашей разлукой, что мог
только весьма слабо выразить вам всю ту любовь и благодарность, которые
я питаю к вам. Вы прощаете меня, не правда ли, ведь ваше великодушное
сердце поняло все, что происходило в моем. Пишите мне, прошу вас: ваши
советы - часть моего существования. Кроме того, осмелюсь вам сказать, я
очень обеспокоен: мне кажется, вы сами готовитесь к какому-то опасному
предприятию, о котором я не решился вас расспрашивать, раз вы сами мне о
нем ничего не сказали. Вы видите, мне крайне необходимо получить от вас
письмо. С тех пор как вас нет здесь, подле меня, я каждую минуту боюсь
наделать ошибок.
Вы были мне могущественной опорой, и сейчас, клянусь вам, я очень
одинок.
Не будете ли вы так добры, сударь, если получите известия из Блуа,
сообщить мне несколько слов о моей маленькой подруге мадемуазель де Ла-
вальер, здоровье которой накануне нашего отъезда, как вы помните, внуша-
ло опасения.
Вы понимаете, мой дорогой воспитатель, как мне дороги и ценны воспо-
минания о времени, проведенном вместе с вами. Я надеюсь, что и вы изред-
ка вспоминаете обо мне, и если вам иногда меня недостает, если вы хоть
немного сожалеете о моем отсутствии, - я буду счастлив узнать, что вы
почувствовали мою любовь и преданность и что я сумел показать их вам,
когда имел радость жить с вами вместе".
Окончив письмо, Рауль почувствовал, что на душе у него стало спокой-
нее. Убедившись, что ни Оливен, ни хозяин за ним не подсматривают, он
запечатлел на письме поцелуй - немая и трогательная ласка, о которой
способно было догадаться сердце Атоса, когда он станет распечатывать
конверт.
Тем временем Оливен съел свой паштет и выпил бутылку вина. Лошади то-
же отдохнули. Рауль знаком подозвал хозяина, бросил на стол экю, вскочил
на лошадь и в Сен-Лисе сдал письмо на почту.
Отдых, подкрепивший как всадников, так и лошадей, позволил им продол-
жать путь без остановок. В Вербери Рауль велел Оливену справиться о мо-
лодом дворянине, который, по словам трактирщика, ехал впереди них. Тот,
оказывается, проехал всего лишь три четверти часа тому назад, но у него
была отличная лошадь, и он ехал очень быстро.
- Постараемся догнать его, - сказал Рауль Оливену. - Он едет, как и
мы, в армию и будет мне приятным спутником.
Было четыре часа, когда Рауль приехал в Компьеп, Здесь он пообедал с
большим аппетитом и снова принялся расспрашивать о молодом путешествен-
нике. Подобно Раулю, тот останавливался в гостинице "Колокол и бутылка",
лучшей в Компьене, и, уезжая, говорил, что заночует в Нуайоне.
- Едем ночевать в Нуайон, - сказал Рауль.
- Сударь, - почтительно заявил Оливен, - разрешите мне заметить вам,
что мы уже сегодня утром сильно утомили наших лошадей. Я думаю, лучше
будет переночевать здесь и выехать завтра рано утром. Десять миль для
первого перехода достаточно.
- Граф де Ла Фер желает, чтобы я торопился, - возразил Рауль, - и
чтобы я догнал принца на четвертый день утром. Доедем до Нуайона, это
будет такой же переезд, какие мы делали, когда ехали из Блуа в Париж. Мы
прибудем туда в восемь часов. Лошади будут отдыхать целую ночь, а завтра
в пять часов утра поедем дальше.
Оливен не посмел противоречить и последовал за Раулем, ворча сквозь
зубы:
- Ладно, ладно, тратьте весь ваш пыл в первый день. Завтра вместо
двенадцати миль вы сделаете десять, послезавтра пять, а дня через три
окажетесь в постели. Придется-таки вам отдохнуть. Все вы, молодые люди,
хвастунишки.
Видно, Оливен не прошел школы, в которой воспитались Планше и Гримо.
Рауль и в самом деле чувствовал усталость, но ему хотелось проверить
свои силы. Воспитанный в правилах, Атоса и много раз слышавший от него о
переездах в двадцать пять миль, он и тут желал походить на своего нас-
тавника. Д'Артаньян, этот железный человек, казалось, созданный из нер-
вов и мускулов, также пленял его воображение.
И он все погонял и погонял своего коня, несмотря на доводы Оливена.
Они свернули на живописную проселочную дорогу, которая, как им сказа-
ли, на целую милю сокращала путь к парому. Въехав на небольшой холм, Ра-
уль увидел перед собой реку. На берегу виднелась группа всадников, гото-
вившихся к переправе. Не сомневаясь, что это молодой дворянин со своей
свитой, Рауль окликнул их, но было еще слишком далеко, чтобы они могли
его услышать. Тогда, несмотря на усталость лошади, Рауль погнал ее гало-
пом. Однако пригорок скоро скрыл от его взора всадников, а когда он
взобрался на возвышенность, то паром уже отчалил и направился к противо-
положному берегу.
Видя, что он опоздал и ему не удастся переправиться вместе с другими
путешественниками, Рауль остановился, поджидая Оливена.
В эту минуту с реки донесся крик. Рауль обернулся в ту сторону, отку-
да он послышался, и прикрыл рукой глаза от слепящих лучей заходящего
солнца.
- Оливен! - крикнул он. - Что там случилось?
Раздался второй крик, еще громче первого.
- Канат оборвался, сударь, - ответил Оливен, - и паром понесло по те-
чению. Но что это там в воде? Как будто барахтается что-то.
- Ясно, - воскликнул Рауль, всматриваясь в поверхность реки, ярко ос-
вещенной солнцем, - это лошадь и всадник!
- Они тонут! - крикнул Оливен.
Он не ошибся. У Рауля тоже не оставалось сомнений - на реке случилось
несчастье, и какой-то человек тонул. Он отпустил поводья и пришпорил ло-
шадь, которая, почувствовав одновременно боль и свободу, перескочила че-
рез перила, огораживавшие пристань, и бросилась в реку, далеко разбрыз-
гивая воду и пену.
- Что вы делаете! - вскричал Оливен. - Боже мой!
Рауль направил лошадь прямо к утопавшему. Впрочем, это было для него
дело привычное. Он вырос на берегах Луары, был взлелеян, можно сказать,
ее волнами и сотни раз переправлялся через нее верхом и вплавь. Атос,
желая сделать в будущем из виконта солдата, поощрял такие забавы.
- О, боже мой, - в отчаянии кричал Оливен, - что сказал бы граф, если
бы он вас видел!
- Граф поступил бы, как я, - ответил Рауль, изо всех сил понукая свою
