тив себя всю толпу, и двадцать тысяч голосов кричали: "Казнить! Казнить
его!"
Франц отшатнулся; но граф снова схватил его за руку и держал у окна.
- Что с вами? - спросил он его. - Вам жаль его? Нечего сказать,
уместная жалость! Если бы вы узнали, что под вашим окном бегает бешеная
собака, вы схватили бы ружье, выскочили на улицу и без всякого сожаления
застрелили бы в упор бедное животное, которое в сущности только тем и
виновато, что его укусила другая бешеная собака, и оно платит тем же, а
тут вы жалеете человека, которого никто не кусал и который тем не менее
убил своего благодетеля и теперь, когда он не может убивать, потому что
у него связаны руки, исступленно требует смерти своего товарища по зак-
лючению, своего товарища по несчастью! Нет, смотрите, смотрите!
Требование графа было почти излишне: Франц не мог оторвать глаз от
страшного зрелища. Помощники палача втащили осужденного на эшафот и,
несмотря на его пинки, укусы и крики, принудили его стать на колени. Па-
лач стал сбоку от него, держа палицу наготове; по его знаку помощники
отошли. Осужденный хотел приподняться, но не успел: палица с глухим сту-
ком ударила его по левому виску; Андреа повалился ничком, как бык, потом
перевернулся на спину. Тогда палач бросил палицу, вытащил нож, одним
ударом перерезал ему горло, стал ему на живот и начал топтать его нога-
ми. При каждом нажиме ноги струя крови била из шеи казненного.
Франц не мог дольше выдержать; он бросился в глубь комнаты и почти
без чувств упал в кресло.
Альбер, зажмурив глаза, вцепился в портьеру окна.
Граф стоял, высоко подняв голову, словно торжествующий гений зла.
XV. КАРНАВАЛ В РИМЕ
Когда Франц пришел в себя, он увидел, что Альбер, бледный как смерть,
пьет воду, а граф уже облачается костюм паяца. Франц невольно взглянул
на площадь: гильотина, палачи, казненный - все исчезло; оставалась
только толпа, шумная, возбужденная, веселая. Колокол Монте Читорио, ко-
торый возвещает только смерть папы и открытие карнавала, громко гудел.
- Что происходит? - спросил он графа.
- Ничего, ровно ничего, как видите, - отвечал тот. - Только карнавал
открылся. Одевайтесь скорее.
- Удивительно, - сказал Франц, - этот ужас рассеялся, как сон.
- Да это и был только сон, - кошмар, который вам привиделся.
- Мне - да; а казненному?
- И ему тоже; только он уснул навсегда, а вы проснулись; и кто ска-
жет, который из вас счастливее?
- А где же Пеппино? - спросил Франц. - Что с ним сталось?
- Пеппино малый рассудительный, без излишнего самолюбия; вместо того
чтобы обидеться, что о нем позабыли, он воспользовался этим и нырнул в
толпу, не поблагодарив даже почтенных священников, которые сопровождали
его до эшафота. Поистине человек - животное неблагодарное и эгоистич-
ное... Но одевайтесь, сударь, смотрите, ваш друг подает вам пример.
В самом деле, Альбер уже натянул атласные штаны поверх черных панта-
лон и лакированных башмаков.
- Ну как, Альбер, - спросил Франц, - расположены вы дурачиться?
Только говорите правду.
- Нет, не расположен, - отвечал Альбер, - но в сущности я рад, что
видел это. Я согласен с графом: если однажды хватило сил перенести такое
зрелище, то в конце концов оно оказывается единственным, которое еще
способно доставить сильные ощущения.
- Не говоря уже о том, что только в такие минуты можно изучать людей,
- сказал граф. - На первой ступени эшафота смерть срывает маску, которую
человек носил всю жизнь, и тогда показывается его истинное лицо. Надо
сознаться, лицо Андреа было не из привлекательных... Какой мерзавец!..
Одевайтесь, господа, одевайтесь!
Со стороны Франца было бы смешно разыгрывать институтку и не последо-
вать примеру своих спутников. Он надел костюм и маску, которая была нис-
колько не бледнее его лица.
Окончив туалет, они сошли вниз. У дверей их ждала коляска, полная
конфетти и букетов.
Они заняли свое место в веренице экипажей.
Трудно было себе представить более резкую перемену. Вместо мрачного и
безмолвного зрелища смерти Пьяцца-дель-Пополо являла картину веселой и
шумной оргий. Маски толпами стекались отовсюду, выскакивали из дверей,
вылезали из окон; из всех улиц выезжали экипажи, нагруженные пьерро, ар-
лекинами, домино, маркизами, транстеверинцами, клоунами, рыцарями, посе-
лянами; все это кричало, махало руками, швыряло яйца, начиненные мукой
конфетти, букеты, осыпало шутками и метательными снарядами своих и чу-
жих, знакомых и незнакомых, и никто не имел права обижаться, - на все
отвечали смехом.
Франц и Альбер походили на людей, которых привели в кабак, чтобы рас-
сеять их тоску, и которые, по мере того как пьянеют, чувствуют, что
прошлое заволакивается туманом. Они еще были во власти только что виден-
ного; но мало-помалу они заразились общим весельем, им казалось что их
рассудок готов помутиться, их тянуло с головой окунуться в этот шум, в
эту сутолоку, в этот неистовый вихрь. Горсть конфетти, брошенная из со-
седнего экипажа в Морсера, осыпала Альбера и его спутников, он по-
чувствовал уколы на шее и на не защищенной маской части лица, словно в
него бросили сотней булавок; это заставило его принять участие в общей
битве, к которой уже присоединились все встречавшиеся им маски. Он тоже,
как все, встал в экипаже и, со всей доступной ему силой и ловкостью,
принялся в свою очередь осыпать соседей яйцами и драже.
Ожесточенный бой начался. Воспоминание о виденном полчаса тому назад
бесследно изгладилось из мыслей обоих друзей. Пестрая, изменчивая, голо-
вокружительная картина, бывшая у них перед глазами, поглощала их цели-
ком. Что касается графа Монте-Кристо, то он, как мы уже говорили, во все
время казни ни на минуту не терял спокойствия.
Вообразите длинную, красивую улицу Корсо, от края до края окаймленную
нарядными дворцами, все балконы которых увешаны коврами и все окна зад-
рапированы; балконах и в окнах триста тысяч зрителей - римлян, итальян-
цев, чужестранцев, прибывших со всех концов света; смесь всех аристокра-
тий, - аристократий крови, денег и таланта - прелестные женщины, увле-
ченные живописным зрелищем, наклоняются с балконов, высовываются из
окон, осыпают проезжающих дождем конфетти, на который им отвечают буке-
тами; воздух насыщен падающими вниз драже и летящими вверх цветами, а на
тротуарах - сплошная, беспечная толпа в самых нелепых костюмах: гуляющие
исполинские кочны капусты, бычьи головы, мычащие, на человеческих туло-
вищах, собаки, шагающие на задних лапах; и вдруг, во всей этой сумятице,
под приподнятой маской, как в искушении св. Антония, пригрезившемся Кал-
ло, мелькает очаровательное лицо какой-нибудь Астарты, за которой броса-
ешься следом, но путь преграждают какие-то вертлявые бесы, вроде тех,
что снятся по ночам, - вообразите все это, и вы получите слабое предс-
тавление о том, что такое карнавал в Риме.
После того как они два раза проехали по Корсо, граф воспользовался
остановкой в движении экипажей и попросил у своих спутников разрешения
покинуть их, оставив коляску в их распоряжении. Франц поднял глаза и
увидел фасад палаццо Росполи. В среднем окне, затянутом белой камкой с
красным крестом, виднелось голубое домино, под которым воображение Фран-
ца тотчас нарисовало прелестную незнакомку, виденную им в театре Арджен-
тина.
- Господа, - сказал граф, выходя из экипажа, - когда вам наскучит
быть актерами и захочется превратиться в зрителей, не забудьте, что вас
ждут места у моих окон; а до тех пор располагайте моим кучером, экипажем
и слугами.
Мы забыли сказать, что кучер графа был наряжен черным медведем,
точь-в-точь как Одри в "Медведе и Паше", а лакеи, стоявшие на запятках,
были одеты зелеными обезьянами; маски их были снабжены пружиной, при по-
мощи которой они строили гримасы прохожим.
Франц поблагодарил графа за его любезное предложение; что касается
Альбера, то он был занят тем, что засыпал цветами коляску, в которой си-
дели весьма кокетливо одетые поселянки.
К несчастью, поток экипажей снова пришел в движение, и в то время как
его уносило к Пьяцца-дель-Пополо, экипаж, привлекший внимание Альбера,
направился к Венецианскому дворцу.
- Вы видели? - сказал он Францу.
- Что? - спросил Франц.
- Вон ту коляску с поселянками?
- Нет.
- Жаль! Я уверен, что это очаровательные женщины.
- Какое несчастье, что вы в маске, - сказал Франц, - ведь это самый
подходящий случай вознаградить себя за ваши любовные неудачи!
- Я очень надеюсь, что карнавал чем-нибудь да вознаградит меня, - от-
вечал Альбер полушутя, полусерьезно.
Вопреки надеждам Альбера, день прошел без особенных приключений, если
не считать нескольких встреч с той же коляской. Во время одной из этих
встреч, случайно ли, нет ли, маска Альбера отвязалась.
Тогда он схватил в охапку весь оставшийся у него запас цветов и бро-
сил его в коляску.
Вероятно, одна из очаровательных женщин, которых Альбер угадывал под
нарядными костюмами поселянок, была тронута его вниманием; когда коляска
снова поравнялась с экипажем молодых людей, она бросила им букет фиалок.
Альбер подхватил его. Так как Франц не имел никаких оснований полагать,
что фиалки предназначаются ему, то он не препятствовал Альберу завладеть
ими. Альбер победоносно вдел букет в петлицу, и экипаж торжественно
проследовал дальше.
- Вот и начало любовного похождения! - сказал Франц.
- Смейтесь сколько угодно, - отвечал Альбер, - но я думаю, что это в
самом деле так, и с этим букетом я уже не расстанусь.
- Еще бы! - продолжал, смеясь, Франц. - Как же иначе узнать друг дру-
га?
Впрочем, шутка стала вскоре походить на правду, потому что, когда
Франц и Альбер снова встретились с той же коляской, маска, бросившая
Альберу букет, увидав, что он вдел его в петлицу, захлопала в ладоши.
- Браво, браво! - сказал Франц, - все идет как по маслу! Может быть,
вы хотите, чтобы я оставил вас одного?
- Нет, нет, не будем торопиться! Я не хочу, чтобы она думала, что ме-
ня стоит только поманить. Если прелестной поселянке угодно продолжать
игру, то мы найдем ее завтра, вернее, она сама нас найдет; она даст о
себе знать, и тогда я решу, что делать.
- Браво, Альбер, вы мудры, как Нестор, и благоразумны, как Улисс; и
если вашей Цирцее удастся превратить вас в какое-нибудь животное, то она
или очень искусна, или очень могущественна.
Альбер был прав: прекрасная незнакомка, по-видимому, решила в этот
день не продолжать заигрывания; молодые люди сделали еще несколько кру-
гов, но больше не видели коляску с поселянками; она, вероятно, свернула
в одну из боковых улиц.
Тогда они возвратились в палаццо Росполи, но там уже не было ни гра-
фа, ни голубого домино; у затянутых желтой камкой окон еще стояли зрите-
ли, вероятно приглашенные графом.
В эту минуту тот же колокол, который возвестил начало карнавала, воз-
вестил его окончание. Цепь экипажей на Корсо тотчас же распалась, и эки-
пажи мгновенно скрылись в поперечных улицах.
Франц и Альбер находились как раз против виа-деллеМаратте.
Кучер, не говоря ни слова, свернул за угол и, миновав палаццо Поли,
выехал на Пьяцца-ди-Спанья и подкатил к гостинице.
Маэстро Пастрини вышел на порог встречать своих гостей.
Первой заботой Франца было осведомиться о графе и выразить сожаление,
что они вовремя за ним не заехали; но Пастрини успокоил его, сказав, что
граф Монте-Кристо заказал для себя второй экипаж, который и заехал за
ним в палаццо Росполи. Кроме того, граф поручил ему передать молодым лю-
дям ключ от его ложи в театре Арджентина.
Франц спросил Альбера о его планах на вечер, но Альбер больше думал о
том, как осуществить некий замысел, чем о театре; вместо того чтобы от-
