- Чтобы пораньше прийти к вам, отец, - ответил молодой человек. - Мне
не терпелось увидеться с вами.
- Моррель, должно быть, обиделся, - продолжал Кадрусс, - а когда ме-
тишь в капитаны, не следует перечить арматору.
- Я объяснил ему причину отказа, и он понял меня, надеюсь.
- Чтобы стать капитаном, надобно немножко подольститься к хозяевам.
- Я надеюсь быть капитаном и без этого, - отвечал Дантес.
- Тем лучше, тем лучше! Это порадует всех старых твоих друзей. А там,
за фортом святого Николая, я знаю кое-кого, кто будет особенно доволен.
- Мерседес? - спросил старик.
- Да, отец, - сказал Дантес. - И теперь, когда я вас повидал, когда я
знаю, что вы здоровы и что у вас есть все, что вам нужно, я попрошу у
вас позволения отправиться в Каталаны.
- Ступай, дитя мое, ступай, - отвечал старый Дантес, - и да благосло-
вит тебя господь женой, как благословил меня сыном.
- Женой! - сказал Кадрусс. - Как вы, однако, спешите; она еще не жена
ему как будто!
- Нет еще, но, по всем вероятием, скоро будет, - отвечал Эдмон.
- Как бы то ни было, - сказал Кадрусс, - ты хорошо сделал, что поспе-
шил с приездом.
- Почему?
- Потому что Мерседес - красавица, а у красавиц нет недостатка в пок-
лонниках; у этой - особенно: они дюжинами ходят за ней.
- В самом деле? - сказал Дантес с улыбкой, в которой заметна была
легкая тень беспокойства.
- Да, да, - продолжал Кадрусс, - и притом завидные женихи; но, сам
понимаешь, ты скоро будешь капитаном, и тебе едва ли откажут.
- Это значит, - подхватил Дантес с улыбкой, которая едва прикрывала
его беспокойство, - это значит, что если бы я не стал капитаном...
- Гм! Гм! - пробормотал Кадрусс.
- Ну, - сказал молодой человек, - я лучшего мнения, чем вы, о женщи-
нах вообще и о Мерседес в особенности, и я убежден, что, буду я капита-
ном или нет, она останется мне верна.
- Тем лучше, - сказал Кадрусс, - тем лучше! Когда женишься, нужно
уметь верить; но все равно, приятель, я тебе говорю; не теряй времени,
ступай, объяви ей о своем приезде и поделись своими надеждами.
- Иду, - отвечал Эдмон.
Он поцеловал отца, кивнул Кадруссу и вышел.
Кадрусс посидел у старика еще немного, потом, простившись с ним, тоже
вышел и вернулся к Данглару, который ждал его на углу улицы Сенак.
- Ну, что? - спросил Данглар. - Ты его видел?
- Видел, - ответил Кадрусс.
- И он говорил тебе о своих надеждах на капитанство?
- Он говорит об этом так, как будто он уже капитан.
АР.
- Вот как! - сказал Данглар. - Уж больно он торопится!
- Но Моррель ему, как видно, обещал...
- Так он очень весел?
- Даже до дерзости; он уже предлагал мне свои услуги, как какая-ни-
будь важная особа; предлагал мне денег, как банкир.
- И ты отказался?
- Отказался. А мог бы взять у него взаймы, потому что не кто другой,
как я, одолжил ему первые деньги, которые он видел в своей жизни. Но те-
перь господин Дантес ни в ком не нуждается: он скоро будет капитаном!
- Ну, он еще не капитан!
- Правду сказать, хорошо было бы, если бы он им и не стал, - продол-
жал Кадрусс, - а то с ним и говорить нельзя будет.
- Если мы захотим, - сказал Данглар, - он будет тем же, что и теперь,
а может быть, и того меньше.
- Что ты говоришь?
- Ничего, я говорю сам с собою. И он все еще влюблен в прекрасную ка-
таланку?
- До безумия; уже побежал туда. Но или я очень ошибаюсь, или с этой
стороны его ждут неприятности.
- Скажи яснее.
- Зачем?
- Это гораздо важнее, чем ты думаешь. Ведь ты не любишь Дантеса?
- Я не люблю гордецов.
- Так скажи мне все, что знаешь о каталанке.
- Я не знаю ничего наверное, но видел такие вещи, что думаю, как бы у
будущего капитана не вышло неприятностей на дороге у Старой Больницы.
- Что же ты видел? Ну, говори.
- Я видел, что каждый раз, как Мерседес приходит в город, ее провожа-
ет рослый детина, каталанец, с черными глазами, краснолицый, черноволо-
сый, сердитый. Она называет его двоюродным братом.
- В самом деле!.. И ты думаешь, что этот братец за нею волочится?
- Предполагаю, - как же может быть иначе между двадцатилетним детиной
и семнадцатилетней красавицей?
- И ты говоришь, что Дантес пошел в Каталаны?
- Пошел при мне.
- Если мы пойдем туда же, мы можем остановиться в "Резерве" и за ста-
каном мальгского вина подождать новостей.
- А кто нам их сообщит?
- Мы будем на его пути и по лицу Дантеса увидим, что произошло.
- Идем, - сказал Кадру ее, - но только платишь ты.
- Разумеется, - отвечал Данглар.
И оба быстрым шагом направились к назначенному месту. Придя в трак-
тир, они велели подать бутылку вина и два стакана.
От старика Памфила они узнали, что минут десять тому назад Дантес
прошел мимо трактира.
Удостоверившись, что Дантес в Каталанах, они сели под молодой листвой
платанов и сикомор, в ветвях которых веселая стая птиц воспевала один из
первых ясных дней весны.
III КАТАЛАНЦЫ
В ста шагах от того места, где оба друга, насторожив уши и поглядывая
на дорогу, прихлебывали искрометное мальгское вино, за лысым пригорком,
обглоданным солнцем и мистралями, лежало селение Каталаны.
Однажды из Испании выехали какие-то таинственные переселенцы и прис-
тали к тому клочку земли, на котором они живут и поныне Они явились не-
ведомо откуда и говорили на незнакомом языке Один из начальников, пони-
мавший провансальский язык, попросил у города Марселя позволения завла-
деть пустынным мысом, на который они, по примеру древних мореходов, вы-
тащили свои суда. Просьбу уважили, и три месяца спустя вокруг десятка
судов, привезших этих морских цыган, выросло небольшое селение В этом
своеобразном и живописном селенье, полумавританском, полуиспанском, и
поныне живут потомки этих людей, говорящие на языке своих дедов В про-
должение трех или четырех веков они остались верны своему мысу, на кото-
рый опустились, как стая морских птиц, они нимало не смешались с мар-
сельскими жителями, женятся только между собой и сохраняют нравы и одеж-
ду своей родины так же, как сохранили ее язык.
Мы приглашаем читателя последовать за нами по единственной улице се-
ления и зайти в один из домиков, солнце снаружи окрасило его стены в
цвет опавших листьев, одинаковый для всех старинных построек этого края,
а внутри кисть маляра сообщила им белизну, составляющую единственное ук-
рашение испанских роsadas [2].
Красивая молодая девушка, с черными, как смоль, волосами, с бархатны-
ми, как у газели, глазами, стояла, прислонившись к перегородке, и в тон-
ких, словно выточенных античным ваятелем пальцах мяла ни в чем не повин-
ную ветку вереска, оборванные цветы и листья уже усеяли пол; руки ее,
обнаженные до локтя, покрытые загаром, но словно скопированные с рук Ве-
неры Арльской, дрожали от волнения, а легкой ножкой с высоким подъемом
она нетерпеливо постукивала по полу, так что можно было видеть ее строй-
ные, изящные икры, обтянутые красным чулком с серыми и синими стрелками.
В трех шагах от нее, покачиваясь на стуле и опершись локтем на старый
комод, статный молодец лет двадцати - двадцати двух смотрел на нее с
беспокойством и досадой; в его глазах был вопрос, но твердый и упорный
взгляд девушки укрощал собеседника.
- Послушай, Мерседес, - говорил молодой человек, - скоро пасха, самое
время сыграть свадьбу. Ответь же мне!
- Я тебе уже сто раз отвечала, Фернан, и ты сам себе враг, если опять
спрашиваешь меня.
- Ну, так повтори еще, умоляю тебя, повтори еще, чтобы я мог пове-
рить. Скажи мне в сотый раз, что отвергаешь мою любовь, которую благос-
ловила твоя мать; заставь меня понять, что ты играешь моим счастьем, что
моя жизнь или смерть для тебя - ничто! Боже мой! Десять лет мечтать о
том, чтобы стать твоим мужем, Мерседес, и потерять эту надежду, которая
была единственной целью моей жизни!
- По крайней мере не я поддерживала в тебе эту надежду, - отвечала
Мерседес, - ты не можешь меня упрекнуть, что я когда-нибудь завлекала
тебя. Я всегда говорила тебе, я люблю тебя, как брата, но никогда не
требуй от меня ничего, кроме этой братской дружбы, потому что сердце мое
отдано другому Разве я не говорила тебе этого, Фернан.
- Знаю, знаю, Мерседес, - прервал молодой человек - Да, ты всегда бы-
ла со мной до жестокости прямодушна, но ты забываешь, что для каталанцев
брак только между своими - священный закон.
- Ты ошибаешься, Фернан, это не закон, а просто обычай, только и все-
го, - и верь мне, тебе не стоит ссылаться на этот обычай. Ты вытянул
жребий, Фернан. Если ты еще на свободе, то это просто поблажка, не се-
годня так завтра тебя могут призвать на службу. А когда ты поступишь в
солдаты, что ты станешь делать с бедной сиротой, горемычной, без денег,
у которой нет ничего, кроме развалившейся хижины, где висят старые сети
- жалкое наследство, оставленное моим отцом матери, а матерью - мне? Вот
год, как она умерла, и подумай, Фернан, ведь я живу почти милостыней!
Иногда ты притворяешься, будто я тебе помогаю, и это для того, чтобы
иметь право разделить со мной улов; и я принимаю это, Фернан, потому что
твой отец был брат моего отца, потому что мы выросли вместе и особенно
потому, что отказ мой слишком огорчил бы тебя. Но я чувствую, что
деньги, которые я выручаю за твою рыбу и на которые я покупаю себе лен
для пряжи, - просто милостыня.
- Не все ли мне равно, Мерседес! Бедная и одинокая, ты мне дороже,
чем дочь самого гордого арматора или самого богатого банкира в Марселе!
Что надобно нам, беднякам? Честную жену и хорошую хозяйку. Где я найду
лучше тебя?
- Фернан, - отвечала Мерседес, покачав головою, - можно стать дурной
хозяйкой, и нельзя ручаться, что будешь честной женой, если любишь не
мужа, а другого. Будь доволен моей дружбой, потому что, повторяю, это
все, что я могу тебе обещать, а я обещаю только то, что могу исполнить
наверное.
- Понимаю, - сказал Фернан, - ты терпеливо сносишь свою нищету, но
боишься моей. Так знай же, Мерседес, если ты меня полюбишь, я попытаю
счастья. Ты принесешь мне удачу, и я разбогатею. Я не останусь рыбаком;
я могу наняться конторщиком, могу и сам завести торговлю.
- Ничего этого ты не можешь, Фернан; ты солдат, и если ты сейчас в
Каталанах, то только потому, что нет войны. Оставайся рыбаком, не строй
воздушных замков, после которых действительность покажется тебе еще тя-
гостней, и удовольствуйся моей дружбой. Ничего другого я тебе дать не
могу.
- Да, ты права, Мерседес, я буду моряком; надену вместо дедовской
одежды, которую ты презираешь, лакированную шляпу, полосатую фуфайку и
синюю куртку с якорями на пуговицах. Ведь так должен быть одет человек,
который сможет тебе понравиться?
- Что ты хочешь сказать? - спросила Мерседес, с гордым вызовом взгля-
нув на него. - Что ты хочешь сказать? Я не понимаю тебя.
- Я хочу сказать, Мерседес, ты так сурова и жестока со мною только
потому, что ждешь человека, который одет, как я описал. А вдруг тот, ко-
го ты ждешь, непостоянен, а если не он, непостоянно море?
- Фернан, - вскричала Мерседес, - я думала, что ты добрый, но я ошиб-
лась. Ты злой, если на помощь своей ревности призываешь божий гнев! Да,
я не скрываю: я жду и люблю того, о ком ты говоришь, и если он не вер-
нется, я не стану упрекать его в непостоянстве, а скажу, что он умер,
любя меня.
Каталанец яростно сжал кулаки.
- Я тебя поняла, Фернан: ты хочешь отомстить ему за то, что я не люб-
лю тебя. Ты хочешь скрестить свой каталанский нож с его кинжалом! И что
же? Ты лишишься моей дружбы, если будешь побежден; а если победишь ты,
то моя дружба обернется ненавистью. Поверь мне, искать ссоры с человеком
- плохое средство понравиться женщине, которая этого человека любит.
