общества. А люди добродушные интересами общества не горят, они
любят попить чаек, посудачить, они не отказывают себе в покупке
модных вещей, в посещении нашумевших фильмов. Вроде бы они
живут полной жизнью, но что это за полнота! Это суррогат
полноты.
-- Но раз есть интересы общества, значит, существует и
проблема ответственности интеллигентного человека? В чем вы ее
видите?
-- Я свою ответственность постоянно чувствую, когда во мне
формируется новый замысел. Вот я написал два романа, которые,
надеюсь, имели кое-какой общественный смысл. Моя
ответственность -- в моей позиции. Она шла впереди обоих этих
романов. В молодости я писал рассказы, но все они носили
характер полулакировочный. Они все были созданы без
нравственной нагрузки пишущей души, как и почти вся сталинская
литература, отмеченная премиями и звездами. А вот когда я
поездил по редакционным делам, когда столкнулся с подлинным
страданием, тогда и произошла моя встреча с шестикрылым
серафимом. Опыт жизни и практика произвели необходимый массаж,
который вел к развитию души.
-- В течение долгих лет социально-политические условия
нашей жизни не способствовали воспитанию нравственных качеств.
Скорее наоборот. И сегодня мы с горечью говорим о дефиците
чести, достоинства, жертвенности, сострадания. И надеемся, что
позитивные перемены, переживаемые нашим государством,
благотворно скажутся и на духовном здоровье общества, излечат
его от равнодушия и разобщенности...
-- Позвольте, я внесу ясность. Эпоха сталинизма воспитала
не только плохих, но и хороших людей. На формирующее
воздействие общества можно ведь реагировать и со знаком плюс, и
со знаком минус. Правда, то, что было при Сталине, нельзя
рассматривать только как воспитание обществом: происходил
физический отбор. Сталин и сталинисты собирали с молока пенки и
отправляли их в лагеря. Все нравственное, все правильное и
глубоко мыслящее было убрано, была произведена строгая
селекция, не воспитание, а именно селекция, поколение за
поколением уничтожались, и не надо полагать, что все люди
искренне думали, что убивают врагов народа... Были, конечно, и
такие, но что о них говорить. Иногда и сегодня читаешь в прессе
письмо такого "верующего", который как поверил смолоду, так
больше никакой иной мысленной работы уже не совершил. Какой с
него спрос?! А вот мыслящие... Среди них и сегодня много тих,
кто говорит: я сталинист! И знаете, почему говорит? Потому что
это форма маскировки своей проявленной некогда подлости,
аморальности. Он видит, как дела складываются, понимает, а
покаяться не хочет! Он мог 6ы стать во весь рост и сказать: да,
я делал то-то и то-то, я понял все, теперь я прошу прощения, я
готов понести наказание! Такой поступок для всего общества стал
бы величайшим актом прогресса. Но подлость на то и подлость,
что эгоистична и амбициозна. Кроме того, многие из тех, кто
получил при Сталине, а то и позже ордена и звезды, искренне
считают, что они -- именно такие, кем значатся в формуле
постановления о награждении: "За выдающиеся заслуги в деле
литературы..." А раз так, то и тот, кто заметил и поощрил эти
заслуги, тоже безупречен. Но ведь сам ход такой мысли
безнравственен и требует маскировки! "Я не знал, что были
аресты..." Знал! Но принимал, потому что для него этот вождь,
эта группа сталинистов способствовала выполнению его личной,
антиобщественной, антинравственной программы.
-- Но ведь и Симонов в дневниках пишет, что верил Сталину,
что не подозревал о многом.
-- Знаете, я за Симонова в этом случае заступаться не
буду. Вот я -- я слушал лекции Крыленко и аплодировал. А потом
слушал, что он враг народа и расстрелян, -- и тоже аплодировал.
Когда следователь в НКВД бил меня, юриста-школяра, ребром
ладони по носу, я делал ему замечание, какую статью закона он
нарушает. А он смеялся... Но мне тогда было 18 лет. Я занимался
спортом, ухаживал за своей будущей женой, и, когда она
спрашивала меня, кого я больше люблю, ее или Сталина, я
возмущенно говорил: "Ну как ты можешь сравнивать несравнимые
вещи? Прекрати, пожалуйста!" Но так, как я ответил ей тогда. в
тридцать лет я бы уже ответить не мог. Я ужа многое понимал.
Вот вы помните, я говорил о намагничивании? Намагничиваться
может только ферромагнитный материал.. Дурак не может
магнетизироваться. Интеллигентность -- качество общественное,
и, видимо, судьба человеческой популяции состоит в том, чтобы в
ней постепенно все большее и большее место занимали молекулы
добра и серьезной мысли, стремящейся к истине. А для этого
интеллигентность как качество должна сохраняться,
культивироваться и передаваться. И в ней должны быть
заинтересованы и общество, и власти. Пока же... Пока же
бюрократия, которая, в сущности, управляет обществом, не
солидарна ни с кем: ни с рабочими, ни с крестьянами, им с
интеллигенцией.
Конечно, здоровое общество тесно связано с формой власти
-- потому-то о власти у нас сегодня столько разговоров. Но вот
что я вам скажу... Помните, был когда-то в анкетах вопрос --
испытывал ли колебания? И был анекдот: колебался вместе с
линией партии. Так вот, главный изъян этих колебаний состоял в
том, что, когда наставал новый поворот в амплитуде колебаний,
обещающий вроде бы улучшение, те, кто был повинен в
предшествующем витке, принесшем ухудшение, -- все оставались у
власти! Самое большее -- осуждался умерший глава, все же
реальные проводники "отклонений" ничем не платились! Только
пересаживались, как в "Квартете", из кресла в кресло. И
продолжали формировать новый виток колебаний! И получилось:
"Ударили в смычки, дерут, а топку нет". Значит, первое: народ
должен убедиться в целесообразности той или иной формы
государственного управления, поверить в нее, тогда общество
будет здоровым.
Второе. Народ прекрасен. Не бунтует, послушно следует всем
"поворотам". Но у него постепенно отмирает интерес к
созидательной деятельности, потому что он проходит к следующему
выводу: меня зовут трудиться, но дают за это очень мало денег.
Он знает, что во всем мире платят людям эквивалентно за труд,
но и знает, что наш работающий и, допустим, американский
работающий за одну и ту же работу получают по-разному! Ведь он
сам наблюдает, что мы, если приглашаем финского рабочего,
платим ему гораздо больше, чем своему! Разве это порядок? Я
понимаю, что у всех последствий есть свои причины, может, не
устранимые сразу, но ведь думать об этом надо! Каждый труд
должен быть оплачен эквивалентно, иначе он называется
эксплуатацией. Тогда появятся в магазинах товары, а в глазах
людей -- счастье. Человек должен понять, что о нем
действительно заботятся по-настоящему, и когда он увидит, что
из его кармана вынута чужая рука, тогда у него и появится иное
отношение ко всему. Вот вам второй компонент здоровья общества.
И третье -- нужно восстановить в обществе мысль. Нужно
сделать так, чтобы общество имело возможность "выталкивать"
наварх новых, наиболее одаренных, наиболее порядочных, наиболее
интеллигентных представителей. Этому могут способствовать
демократические выборы с правом выбирающих публично обсуждать
кандидатуры и предлагать достаточное количество соискателей.
Потому я с таким воодушевлением воспринял решения
партконференции. Лед, кажется, тронулся, хотя сама система
выборов делегатов еще носила черты вчерашнего дня,
-- А вы уверены, что народ станет избирать именно
интеллигентных людей? Не грешите ли вы идеализмом?
-- Ничего подобного. Если я, председатель райисполкома,
живу в такой же квартире, как и средний рабочий, если моя жена
не ездит по своим делам на моей служебной машине и работает,
как все, если я сам хожу пешком, если народ знает, что я могу
обиженных утешить, нуждающимся помочь -- ко мне установится
очередь, обо мне пойдет слава, и народ выберет меня кандидатом.
Он не будет размышлять, интеллигентный ли я человек, а будет
знать, что это наш человек, мой человек, хороший человек. И
выберет его естественным путем.
Если же таких изберут, те сразу поймут, что первым делом
обществу нужно прибавить ума. А для этого нужно улучшить
образование. И начинать со школьного образования. Школьный
педагог должен иметь университетское образование, во-первых, и
на своем школьном педагогическом посту он должен получать
достаточно, во-вторых. Но и университетское образование -- это
не так просто. Нужно, чтобы профессора были настоящие, не
берущие взятки, не какие-то подлипалы. У нас теперь и врачи
берут взятки, и профессора -- это все болезнь отсутствия
интеллигентности. Болезнь "образованцев", как их назвал
Солженицин. Дореволюционный врач, если бы его уличили в таком
черном деле, как взятка, мог положить жизнь, чтобы очиститься,
или покончить с собой, если это не удавалось. Дореволюционный
профессор мог уйти из академии в знак протеста, но я еще не
видел нашего советского академика, который ушел бы в знак
протеста из академии, хотя поводы были. Когда-то у нас в стране
была подлинная грибница интеллигентных людей. Эта гробница
плодила интеллигенцию -- настоящих, благородных людей, для
которых важнее всего был голос их совести. Эту грибницу и
уничтожили в несколько туров, а заодно с ней и преемственность
культуры. Ее и надо восстанавливать. Но где взять профессоров?
Надо отобрать их среди еще уцелевших мамонтов, чтобы научить
будущих профессоров. И не только предмету, но и общему взгляду
на жизнь. Поэтому профессор должен быть шире своей
специальности. Он должен быть философом по складу мысли,
гуманным человеком, нравственным человеком, завораживающим
своей нравственностью. Я еще застал таких профессоров. Вот в
такой среде надо готовить учителей, передавать этот магнетизм
наиболее одаренной часта молодежи, которая потом, придя в
школу, будет "намагничивать" народ. И вот таким образом
появится то духовное единство, которое характерно для здорового
общества.
-- Долгий же процесс нам предстоит!
-- А вы как думали? Строить -- не разрушать. Надо
расплачиваться за то, что натворили те, о ком писал Платонов в
"Чевенгуре".
-- То, что наше общество нуждается в духовном
оздоровлении, ни у кого сомнения не вызывает, однако оказалось,
что содержание и смысл процесса видятся нам по-разному,
представления о нем подчас взаимоисключающие. Споры в среде
интеллигенции временами просто неприличны, аргументы
фальсифицированы, нечистоплотны, нападки недостойны. Раздаются
призывы чуть ли не к гражданской войне. Грустно, что эти споры
особенно жарки кругу литераторов.
-- Гласность -- это элемент демократии. Когда ее начали
"проводить в жизнь", в литературном процессе сразу же была
выправлена какая-то главная, до этого сильно искривленная
линия. Раньше талантливые вещи испытывали при прохождении
сильное сопротивление, а вещи низкою качества, полуодаренные и
недостаточно грамотные, отличающиеся плоскостью мысли,
отсутствием остроумия. грубостью, -- вот эти вещи шли по
зеленой улице. Если мы признаем, что нравственная коррозия
поразила врачей м ученых, почему не сказать и о писателях?
Разве мало среди них таких же ложных интеллигентов, которые
способны и взять взятку. и заниматься мамоны ради темными
делами? Издатели издают себя в соседних издательствах и
