иностранцам) тотчас нашли и очистили бабушке место, несмотря на всю эту
тесноту, у самой средины стола, подле главного крупера, и подкатили туда ее
кресло. Множество посетителей, не играющих, но со стороны наблюдающих игру
(преимущественно англичане с их семействами), тотчас же затеснились к
столу, чтобы из-за игроков поглядеть на бабушку. Множество лорнетов
обратилось в ее сторону. У круперов родились надежды: такой эксцентрический
игрок действительно как будто обещал что-нибудь необыкновенное.
Семидесятилетняя женщина без ног и желающая играть - конечно, был случай не
обыденный. Я протеснился тоже к столу и устроился подле бабушки. Потапыч и
Марфа остались где-то далеко в стороне, между народом. Генерал, Полина,
Де-Грие и m-lle Blanche тоже поместились в стороне, между зрителями.
Бабушка сначала стала осматривать игроков. Она задавала мне резкие,
отрывистые вопросы полушепотом: кто это такой? это кто такая? Ей особенно
понравился в конце стола один очень молодой человек, игравший в очень
большую игру, ставивший тысячами и наигравший, как шептали кругом, уже
тысяч до сорока франков, лежавших перед ним в куче, золотом и в банковых
билетах. Он был бледен; у него сверкали глаза и тряслись. руки; он ставил
уже без всякого расчета, сколько рука захватит, а между тем все выигрывал
да выигрывал, все загребал да загребал. Лакеи суетились кругом него,
подставляли ему сзади кресла, очищали вокруг него место, чтоб ему было
просторнее, чтоб его не теснили, - все это в ожидании богатой
благодарности. Иные игроки с выигрыша дают им иногда не считая, а так, с
радости, тоже сколько рука из кармана захватит. Подле молодого человека уже
устроился один полячок, суетившийся изо всех сил, и почтительно, но
беспрерывно что-то шептал ему, вероятно, указывая, как ставить, советуя и
направляя игру, - разумеется, тоже ожидая впоследствии подачки. Но игрок
почти и не смотрел на него, ставил зря и все загребал. Он, видимо, терялся.
Бабушка наблюдала его несколько минут.
- Скажи ему - вдруг засуетилась бабушка, толкая меня, - скажи ему,
чтоб бросил, чтоб брал поскорее деньги и уходил. Проиграет, сейчас все
проиграет! - захлопотала она, чуть не задыхаясь от волнения. - Где Потапыч?
Послать к нему Потапыча! Да скажи же, скажи же, - толкала она меня, - да
где же, в самом деле, Потапыч! Sortez, sortez!35 - начала было она сама
кричать молодому человеку. - Я нагнулся к ней и решительно прошептал, что
здесь так кричать нельзя и даже разговаривать чуть-чуть громко не
позволено, потому что это мешает счету, и что нас сейчас прогонят.
--------
35 - Уходите, уходите! (франц.).
- Экая досада! Пропал человек, значит сам хочет... смотреть на него не
могу, всю ворочает. Экой олух! - и бабушка поскорей оборотилась в другую
сторону.
Там, налево, на другой половине стола, между игроками, заметна была
одна молодая дама и подле нее какой-то карлик. Кто был этот карлик - не
знаю: родственник ли ее, или так она брала его для эффекта. Эту барыню я
замечал и прежде; она являлась к игорному столу каждый день, в час
пополудни, и уходила ровно в два; каждый день играла по одному часу. Ее уже
знали и тотчас же подставляли ей кресла. Она вынимала из кармана несколько
золота, несколько тысячефранковых билетов и начинала ставить тихо,
хладнокровно, с расчетом, отмечая на бумажке карандашом цифры и стараясь
отыскать систему, по которой в данный момент группировались шансы. Ставила
она значительными кушами. Выигрывала каждый день одну, две, много три
тысячи франков - не более и, выиграв, тотчас же уходила. Бабушка долго ее
рассматривала.
- Ну, эта не проиграет! эта вот не проиграет! Из каких? Не знаешь? Кто
такая?
- Француженка, должно быть, из эдаких, - шепнул я.
- А, видна птица по полету. Видно, что ноготок востер. Растолкуй ты
мне теперь, что каждый поворот значит и как надо ставить?
Я по возможности растолковал бабушке, что значат эти многочисленные
комбинации ставок, rouge et noir, pair et impair, manque et passe36 и,
наконец, разные оттенки в системе чисел. Бабушка слушала внимательно,
запоминала, переспрашивала и заучивала. На каждую систему ставок можно было
тотчас же привести и пример, так что многое заучивалось и запоминалось
очень легко и скоро. Бабушка осталась весьма довольна.
--------
36 - красное и черное, чет и нечет, недобор и перебор (франц.).
- А что такое zero? Вот этот крупер, курчавый, главный-то, крикнул
сейчас zero? И почему он все загреб, что ни было на столе? Эдакую кучу, все
себе взял? Это что такое?
- А zero, бабушка, выгода банка. Если шарик упадет на zero, то все,
что ни поставлено на столе, принадлежит банку без расчета. Правда, дается
еще удар на розыгрыш, но зато банк ничего не платит.
- Вот-те на! а я ничего не получаю?
- Нет, бабушка, если вы пред этим ставили на zero, то когда выйдет
zero, вам платят в тридцать пять раз больше.
- Как, в тридцать пять раз, и часто выходит? Что ж они, дураки, не
ставят?
- Тридцать шесть шансов против, бабушка.
- Вот вздор! Потапыч! Потапыч! Постой, и со мной есть деньги - вот!
Она вынула из кармана туго набитый кошелек и взяла из него фридрихсдор. -
На, поставь сейчас на zero.
- Бабушка, zero только что вышел, - сказал я, - стало быть, теперь
долго не выйдет. Вы много проставите; подождите хоть немного.
- Ну, врешь, ставь!
- Извольте, но он до вечера, может быть, не выйдет, вы до тысячи
проставите, это случалось.
- Ну, вздор, вздор! Волка бояться - в лес не ходить. Что? проиграл?
Ставь еще!
Проиграли и второй фридрихсдор; поставили третий. Бабушка едва сидела
на месте, она так и впилась горящими глазами в прыгающий по зазубринам
вертящегося колеса шарик. Проиграли и третий. Бабушка из себя выходила, на
месте ей не сиделось, даже кулаком стукнула по столу, когда крупер
провозгласил "trente six"37 вместо ожидаемого zero.
--------
37 - Тридцать шесть (франц.).
- Эк ведь его! - сердилась бабушка, - да скоро ли этот зеришка
проклятый выйдет? Жива не хочу быть, а уж досижу до него! Это этот
проклятый курчавый круперишка делает, у него никогда не выходит! Алексей
Иванович, ставь два золотых за раз! Это столько проставишь, что и выйдет
zero, так ничего не возьмешь.
- Бабушка!
- Ставь, ставь! Не твои.
Я поставил два фридрихсдора. Шарик долго летал по колесу, наконец стал
прыгать по зазубринам. Бабушка замерла и стиснула мою руку, и вдруг - хлоп!
- Zего, - провозгласил крупер.
- Видишь, видишь! - быстро обернулась ко мне бабушка, вся сияющая и
довольная. - Я ведь сказала, сказала тебе! И надоумил меня сам господь
поставить два золотых. Ну, сколько же я теперь получу? Что ж не выдают?
Потапыч, Марфа, где же они? Наши все куда же ушли? Потапыч, Потапыч!
- Бабушка, после, - шептал я, - Потапыч у дверей, его сюда не пустят.
Смотрите, бабушка, вам деньги выдают, получайте! Бабушке выкинули
запечатанный в синей бумажке тяжеловесный сверток с пятидесятью
фридрихсдорами и отсчитали не запечатанных еще двадцать фридрихсдоров. Все
это я пригреб к бабушке лопаткой.
- Faites le jeu, messieurs! Faites le jeu, messieurs! Rien ne va
plus?38 - возглашал крупер, приглашая ставить и готовясь вертеть рулетку.
--------
38 - Делайте вашу ставку, господа! Делайте вашу ставку! Больше никто
не идет? (франц.).
- Господи! опоздали! сейчас завертят! Ставь, ставь! - захлопотала
бабушка, - да не мешкай, скорее, - выходила она из себя, толкая меня изо
всех сил.
- Да куда ставить-то, бабушка?
- На zero, на zero! опять на zero! Ставь как можно больше! Сколько у
нас всего? Семьдесят фридрихсдоров? Нечего их жалеть, ставь по двадцати
фридрихсдоров разом.
- Опомнитесь, бабушка! Он иногда по двести раз не выходит! Уверяю вас,
вы весь капитал проставите.
- Ну, врешь, врешь! ставь! Вот язык-то звенит! Знаю, что делаю, - даже
затряслась в исступлении бабушка.
- По уставу разом более двенадцати фридрихсдоров на zero ставить не
позволено, бабушка, - ну вот я поставил.
- Как не позволено? Да ты не врешь ли? Мусье! мусье! - затолкала она
крупера, сидевшего тут же подле нее слева и приготовившегося вертеть, -
combien zero? douze? douze?39
Я поскорее растолковал вопрос по-французски.
- Oui, madame40, - вежливо подтвердил крупер, - равно как всякая
единичная ставка не должна превышать разом четырех тысяч флоринов, по
уставу, - прибавил он в пояснение.
- Ну, нечего делать, ставь двенадцать.
- Le jeu est fait!41 - крикнул крупер. Колесо завертелось, и вышло
тринадцать. Проиграли!
--------
39 - сколько зеро? двенадцать? двенадцать? (франц.).
40 - Да, сударыня (франц.).
41 - Ставка сделана! (франц.).
- Еще! еще! еще! ставь еще! - кричала бабушка. Я уже не противоречил
и, пожимая плечами, поставил еще двенадцать фридрихсдоров. Колесо вертелось
долго. Бабушка просто дрожала, следя за колесом. "Да неужто она и в самом
деле думает опять zero выиграть?" - подумал я, смотря на нее с удивлением.
Решительное убеждение в выигрыше сияло на лице ее, непременное ожидание,
что вот-вот сейчас крикнут: zero! Шарик вскочил в клетку.
- Zero! - крикнул крупер.
- Что!!! - с неистовым торжеством обратилась ко мне бабушка.
Я сам был игрок; я почувствовал это в ту самую минуту. У меня
руки-ноги дрожали, в голову ударило. Конечно, это был редкий случай, что на
каких-нибудь десяти ударах три раза выскочил zero; но особенно
удивительного тут не было ничего. Я сам был свидетелем, как третьего дня
вышло три zero сряду и при этом один из игроков, ревностно отмечавший на
бумажке удары, громко заметил, что не далее, как вчера, этот же самый zero
упал в целые сутки один раз.
С бабушкой, как с выигравшей самый значительный выигрыш, особенно
внимательно и почтительно рассчитались. Ей приходилось получить ровно
четыреста двадцать фридрихсдоров, то есть четыре тысячи флоринов и двадцать
фридрихсдоров. Двадцать фридрихсдоров ей выдали золотом, а четыре тысячи -
банковыми билетами.
На этот раз бабушка уже не звала Потапыча; она была занята не тем. Она
даже не толкалась и не дрожала снаружи. Она, если можно так выразиться,
дрожала изнутри. Вся на чем-то сосредоточилась, так и прицелилась:
- Алексей Иванович! он сказал, зараз можно только четыре тысячи
флоринов поставить? На, бери, ставь эти все четыре на красную, - решила
бабушка.
Было бесполезно отговаривать. Колесо завертелось.
- Rouge! - провозгласил крупер.
Опять выигрыш в четыре тысячи флоринов, всего, стало быть, восемь.
- Четыре сюда мне давай, а четыре ставь опять на красную, -
командовала бабушка.
Я поставил опять четыре тысячи.
- Rouge! - провозгласил снова крупер.
- Итого двенадцать! Давай их все сюда. Золото ссыпай сюда, в кошелек,
а билеты спрячь.
- Довольно! Домой! Откатите кресла!
Глава XI
Кресла откатили к дверям, на другой конец залы. Бабушка сияла. Все
наши стеснились тотчас же кругом нее с поздравлениями. Как ни эксцентрично
было поведение бабушки, но ее триумф покрывал многое, и генерал уже не
боялся скомпрометировать себя в публике родственными отношениями с такой
странной женщиной. С снисходительною и фамильярно-веселою улыбкою, как бы
теша ребенка, поздравил он бабушку. Впрочем, он был видимо поражен, равно
как и все зрители. Кругом говорили и указывали на бабушку. Многие проходили
мимо нее, чтобы ближе ее рассмотреть. Мистер Астлей толковал о ней в
стороне с двумя своими знакомыми англичанами. Несколько величавых
зрительниц, дам, с величавым недоумением рассматривали ее как какое-то
чудо. Де-Грие так и рассыпался в поздравлениях и улыбках.
- Quelle victoire!42 - говорил он.
