нетерпеливым ожиданием. Замечу, что она до невероятности небрежно доселе со
мною обходилась, даже не отвечала на мои поклоны, - просто не примечала
меня.
- Алексей Иванович, - начал нежно распекающим тоном генерал, -
позвольте вам объявить, что странно, в высочайшей степени странно... одним
словом, ваши поступки относительно меня и моего семейства... одним словом,
в высочайшей степени странно...
- Eh! ce n'est pas ca, - с досадой и презрением перебил Де-Грие.
(Решительно, он всем заправлял!) - Mon cher monsieur, notre cher general se
trompe49, - впадая в такой тон (продолжаю его речь по-русски), но он хотел
вам сказать... то есть вас предупредить или, лучше сказать, просить вас
убедительнейше, чтобы вы не губили его, - ну да, не губили! Я употребляю
именно это выражение...
- Но чем же, чем же? - прервал я.
- Помилуйте, вы беретесь быть руководителем (или как это сказать?)
этой старухи, cette pauvre terrible vieille50, - сбивался сам Де-Грие, - но
ведь она проиграется; она проиграется вся в пух! Вы сами видели, вы были
свидетелем, как она играет! Если она начнет проигрывать, то она уж и не
отойдет от стола, из упрямства, из злости, и все будет играть, все будет
играть, а в таких случаях никогда не отыгрываются, и тогда... тогда...
- И тогда, - подхватил генерал, - тогда вы погубите все семейство! Я и
мое семейство, мы - ее наследники, у ней нет более близкой родни. Я вам
откровенно скажу: дела мои расстроены, крайне расстроены. Вы сами отчасти
знаете... Если она проиграет значительную сумму или даже, пожалуй, все
состояние (о боже!), что тогда будет с ними, с моими детьми! (генерал
оглянулся на Де-Грие) - со мною! (Он поглядел на m-lle Blanche, с
презрением от него отвернувшуюся.) Алексей Иванович, спасите, спасите
нас!..
- Да чем же, генерал, скажите, чем я могу... Что я-то тут значу?
- Откажитесь, откажитесь, бросьте ее!..
- Так другой найдется! - вскричал я.
- Ce n'est pas ca, ce n'est pas ca, - перебил опять Де-Грие, - que
diable! Нет, не покидайте, но по крайней мере усовестите, уговорите,
отвлеките... Ну, наконец, не дайте ей проиграть слишком много, отвлеките ее
как-нибудь.
- Да как я это сделаю? Если бы вы сами взялись за это, monsieur
Де-Грие, - прибавил я как можно наивнее.
Тут я заметил быстрый, огненный, вопросительный взгляд mademoiselle
Blanche на Де-Грие. В лице самого Де-Грие мелькнуло что-то особенное,
что-то откровенное, от чего он не мог удержаться.
- То-то и есть, что она меня не возьмет теперь! - вскричал, махнув
рукой, Де-Грие. - Если б!.. потом...
Де-Грие быстро и значительно поглядел на m-lle Blanche.
- O mon cher monsieur Alexis, soyez si bon51, - шагнула ко мне с
обворожительною улыбкою сама m-lle Blanche, схватила меня за обе руки и
крепко сжала. Черт возьми! это дьявольское лицо умело в одну секунду
меняться. В это мгновение у ней явилось такое просящее лицо, такое милое,
детски улыбающееся и даже шаловливое; под конец фразы она плутовски мне
подмигнула, тихонько от всех; срезать разом, что ли, меня хотела? И недурно
вышло, - только уж грубо было это, однако, ужасно.
Подскочил за ней и генерал, - именно подскочил:
- Алексей Иванович, простите, что я давеча так с вами начал, я не то
совсем хотел сказать... Я вас прошу, умоляю, в пояс вам кланяюсь по-русски,
- вы один, один можете нас спасти! Я и m-lle de Cominges вас умоляем, - вы
понимаете, ведь вы понимаете? - умолял он, показывая мне глазами на m-lle
Blanche. Он был очень жалок.
В эту минуту раздались три тихие и почтительные удара в дверь;
отворили - стучал коридорный слуга, а за ним, в нескольких шагах, стоял
Потапыч. Послы были от бабушки. Требовалось сыскать и доставить меня
немедленно, "сердятся", - сообщил Потапыч.
- Но ведь еще только половина четвертого!
- Они и заснуть не могли, все ворочались, потом вдруг встали, кресла
потребовали и за вами. Уж они теперь на крыльце-с...
- Quelle megere!52 - крикнул Де-Грие.
Действительно, я нашел бабушку уже на крыльце, выходящую из терпения,
что меня нет. До четырех часов она не выдержала.
- Ну, подымайте! - крикнула она, и мы отправились опять на рулетку.
--------
49 - Это не то... Дорогой мой, наш милый генерал ошибается (франц.).
50 - этой бедной, ужасной старухи (франц.).
51 - О дорогой мой Алексей, будьте так добры (франц.).
52 - Какая мегера! (франц.).
Глава XII
Бабушка была в нетерпеливом и раздражительном состоянии духа; видно
было, что рулетка у ней крепко засела в голове. Ко всему остальному она
была невнимательна и вообще крайне рассеянна. Ни про что, например, по
дороге ни расспрашивала, как давеча. Увидя одну богатейшую коляску,
промчавшуюся мимо нас вихрем, она было подняла руку и спросила: "Что такое?
Чьи?" - но, кажется, и не расслышала моего ответа; задумчивость ее
беспрерывно прерывалась резкими и нетерпеливыми телодвижениями и выходками.
Когда я ей показал издали, уже подходя к воксалу, барона и баронессу
Вурмергельм, она рассеянно посмотрела и совершенно равнодушно сказала: "А!"
- и, быстро обернувшись к Потапычу и Марфе, шагавшим сзади, отрезала им:
- Ну, вы зачем увязались? Не каждый раз брать вас! Ступайте домой! Мне
и тебя довольно, - прибавила она мне, когда те торопливо поклонились и
воротились домой.
В воксале бабушку уже ждали. Тотчас же отгородили ей то же самое
место, возле крупера. Мне кажется, эти круперы, всегда такие чинные и
представляющие из себя обыкновенных чиновников, которым почти решительно
все равно: выиграет ли банк или проиграет, - вовсе не равнодушны к
проигрышу банка и, уж конечно, снабжены кой-какими инструкциями для
привлечения игроков и для вящего наблюдения казенного интереса, за что
непременно и сами получают призы и премии. По крайней мере на бабушку
смотрели уж как на жертвочку. Затем, что у нас предполагали, то и
случилось.
Вот как было дело.
Бабушка прямо накинулась на zero и тотчас же велела ставить по
двенадцати фридрихсдоров. Поставили раз, второй, третий - zero не выходил.
"Ставь, ставь!" - толкала меня бабушка в нетерпении. Я слушался.
- Сколько раз проставили? - спросила она наконец, скрежеща зубами от
нетерпения.
- Да уж двенадцатый раз ставил, бабушка. Сто сорок четыре фридрихсдора
проставили. Я вам говорю, бабушка, до вечера, пожалуй...
- Молчи! - перебила бабушка. - Поставь на него и поставь сейчас на
красную тысячу гульденов. На, вот билет.
Красная вышла, а zero опять лопнул; воротили тысячу гульденов.
- Видишь, видишь! - шептала бабушка, - почти все, что проставили,
воротили. Ставь опять на zero; еще раз десять поставим и бросим.
Но на пятом разе бабушка совсем соскучилась.
- Брось этот пакостный зеришко к черту. На, ставь все четыре тысячи
гульденов на красную, - приказала она.
- Бабушка! много будет; ну как не выйдет красная, - умолял я; но
бабушка чуть меня не прибила. (А впрочем, она так толкалась, что почти,
можно сказать, и дралась.) Нечего было делать, я поставил на красную все
четыре тысячи гульденов, выигранные давеча. Колесо завертелось. Бабушка
сидела спокойно и гордо выпрямившись, не сомневаясь в непременном выигрыше.
- Zero, - возгласил крупер.
Сначала бабушка не поняла, но когда увидала, что крупер загреб ее
четыре тысячи гульденов, вместе со всем, что стояло на столе, и узнала, что
zero, который так долго не выходил и на котором мы проставили почти двести
фридрихсдоров, выскочил, как нарочно, тогда, когда бабушка только что его
обругала и бросила, то ахнула и на всю залу сплеснула руками. Кругом даже
засмеялись.
- Батюшки! Он тут-то проклятый и выскочил! - вопила бабушка, - ведь
эдакой, эдакой окаянный! Это ты! Это все ты! - свирепо накинулась на меня,
толкаясь. - Это ты меня отговорил.
- Бабушка, я вам дело говорил, как могу отвечать я за все шансы?
- Я-те дам шансы! - шептала она грозно, - пошел вон от меня.
- Прощайте, бабушка, - повернулся я уходить.
- Алексей Иванович, Алексей Иванович, останься! Куда ты? Ну, чего,
чего? Ишь рассердился! Дурак! Ну побудь, побудь еще, ну, не сердись, я сама
дура! Ну скажи, ну что теперь делать!
- Я, бабушка, не возьмусь вам подсказывать, потому что вы меня же
будете обвинять. Играйте сами; приказывайте, я ставить буду.
- Ну, ну! ну ставь еще четыре тысячи гульденов на красную! Вот
бумажник, бери. - Она вынула из кармана и подала мне бумажник. - Ну, бери
скорей, тут двадцать тысяч рублей чистыми деньгами.
- Бабушка, - прошептал я, - такие куши...
- Жива не хочу быть - отыграюсь. Ставь! - Поставили и проиграли.
- Ставь, ставь, все восемь ставь!
- Нельзя, бабушка, самый большой куш четыре!..
- Ну ставь четыре!
На этот раз выиграли. Бабушка ободрилась.
- Видишь, видишь! - затолкала она меня, - ставь опять четыре!
Поставили - проиграли; потом еще и еще проиграли.
- Бабушка, все двенадцать тысяч ушли, - доложил я.
- Вижу, что все ушли, - проговорила она в каком-то спокойствии
бешенства, если так можно выразиться, - вижу, батюшка, вижу, - бормотала
она, смотря пред собою неподвижно и как будто раздумывая, - эх! жива не
хочу быть, ставь еще четыре тысячи гульденов!
- Да денег нет, бабушка; тут в бумажнике наши пятипроцентные и еще
какие-то переводы есть, а денег нет.
- А в кошельке?
- Мелочь осталась, бабушка.
- Есть здесь меняльные лавки? Мне сказали, что все наши бумаги
разменять можно, - решительно спросила бабушка.
- О, сколько угодно! Но что вы потеряете за промен, так... сам жид
ужаснется!
- Вздор! Отыграюсь! Вези. Позвать этих болванов!
Я откатил кресла, явились носильщики, и мы покатили из воксала.
- Скорей, скорей, скорей! - командовала бабушка. - Показывай дорогу,
Алексей Иванович, да поближе возьми... а далеко?
- Два шага, бабушка.
Но на повороте из сквера в аллею встретилась нам вся наша компания:
генерал, Де-Грие и m-lle Blanche с маменькой. Полины Александровны с ними
не было, мистера Астлея тоже.
- Ну, ну, ну! не останавливаться! - кричала бабушка, ну, чего вам
такое? Некогда с вами тут!
Я шел сзади; Де-Грие подскочил ко мне.
- Все давешнее проиграла и двенадцать тысяч гульденов своих просадила.
Едем пятипроцентные менять, - шепнул я ему наскоро.
Де-Грие топнул ногою и бросился сообщить генералу. Мы продолжали
катить бабушку.
- Остановите, остановите! - зашептал мне генерал в исступлении.
- А вот попробуйте-ка ее остановить, - шепнул я ему.
- Тетушка! - приблизился генерал, - тетушка... мы сейчас... мы
сейчас... - голос у него дрожал и падал, - нанимаем лошадей и едем за
город... Восхитительнейший вид... пуант... мы шли вас приглашать.
- И, ну тебя и с пуантом! - раздражительно отмахнулась от него
бабушка.
- Там деревня... там будем чай пить... - продолжал генерал уже с
полным отчаянием.
- Nous boirons du lait, sur l'herbe fraiche53, - прибавил Де-Грие с
зверскою злобой.
Du lait, de l'herbe fraiche - это все, что есть идеально идиллического
у парижского буржуа; в этом, как известно, взгляд его на "nature et la
verite!"54.
--------
53 - Мы будем пить молоко на свежей траве (франц.).
54 - "природу и истину" (франц.).
- И, ну тебя с молоком! Хлещи сам, а у меня от него брюхо болит. Да и
чего вы пристали?! - закричала бабушка, - говорю некогда!
- Приехали, бабушка! - закричал я, - здесь!
Мы подкатили к дому, где была контора банкира. Я пошел менять; бабушка
осталась ждать у подъезда; Де-Грие, генерал и Blanche стояли в стороне, не
зная, что им делать. Бабушка гневно на них посмотрела, и они ушли по дороге
