вестно для чего купил там какую-то огромную безвкусную каменную глыбу.
- То есть вам никогда не было горько от мысли, что некоторые владеют
гораздо большей долей богатств, чем положено по справедливости?
Она не станет сдаваться, хотя в его низком выразительном голосе явно
прозвучала насмешка.
- Каждый, кто хоть раз стоял перед проблемой, где взять деньги, чтобы
купить новую одежду, задумывался об этом, точно так же, как любой нор-
мальный человек задается вопросом, почему ему выпало счастье родиться
крепким и здоровым да еще в благодатной стране, где пустыня не грозит
поглотить цветущие поля и сады. В совершенном обществе не будет бедных и
богатых, но мир, увы, далек от совершенства. Я не настолько глупа и са-
моуверенна, чтобы думать, что я знаю ответы на эти вопросы, не говоря
уже о том, чтобы знать ответы на все вопросы вообще. Но если законы и
общественное мнение окажутся способными оградить общество от худших экс-
цессов тех, кто обладает и богатством, и властью, от бессмысленного раз-
базаривания природных богатств или применения власти с позиции силы,
тогда люди, подобные вам, причинят обществу гораздо меньше вреда.
Его глаза сузились и на фоне ослепительного вечернего неба казались
двумя сверкающими полосками синего огня. Во рту у нее пересохло.
- Я не совсем то имела в ВИДУ, - сказала она слегка осипшим голосом.
- Прошу вас, не надо идти на попятную, не портите впечатления, - шут-
ливо заметил он. - Я согласен с вами. В совершенном мире не будет голо-
да, не будет горя и страданий, но именно до тех пор, пока этот день не
наступит, я буду защищать возложенные на меня обязательства всеми
средствами, которыми располагаю.
- Так стараться, и все из-за какой-то фирмы?! - воскликнула она, пы-
таясь неизвестно зачем поддеть его.
- А вы знаете, сколько людей зависит от процветания фирмы Джеррарда?
- Голос его звучал холодно и презрительно, снова лишая ее самообладания.
- Целые правительства нуждаются в нашей поддержке и опираются на нас. Мы
боролись за права человека, настаивали на замораживании непопулярных
мер, убеждали правительства принимать законы, охраняющие женщин и детей,
и все это потому, что мы можем предложить правительствам то, что им не-
обходимо: деньги, товары, услуги.
Кэндис судорожно проглотила слюну, стараясь освободиться от неприят-
ной сухости в горле.
- По всей вероятности, я представляла все это несколько иначе.
- Нет. - Его голос звучал устало и бесцветно. - Вы как раз представ-
ляли это так, как представляют все. Мы совершили множество ошибок, но
крайне редко мы совершали одну и ту же ошибку дважды и, несмотря на
враждебную пропаганду, стараемся принимать такие решения, в которых бы
учитывались благосостояние и процветание всего народа.
- Я понимаю.
Он пожал плечами.
- Мне бы пора уже привыкнуть к тому массированному обстрелу, которому
я подвергаюсь ежедневно, а теперь еще и Стефани в таком возрасте, когда
ее тоже волнуют вопросы, связанные с владением, как она выражается, неп-
рилично большим количеством мировых богатств.
- Ох уж эти мне юные идеалисты, - сказала она негромко и слегка улыб-
нулась. - Я прекрасно помню себя в этом возрасте. Кажется, что ты можешь
изменить весь мир. И одно из первых горьких разочарований наступает тог-
да, когда ты вдруг обнаруживаешь, что тебе это не под силу. - По ка-
кой-то странной причине ей было неприятно думать, что сомнения Стефани
задевают его, и она весело сказала: - Даже если вы лично и не завидуете
своему предку, я не могу сказать этого о себе. Несмотря ни на что, мне
кажется, что тот мир был намного проще. Я бы так хотела быть свободной в
своих поступках, быть хозяином своей судьбы, бросаться навстречу незна-
комому, неизведанному миру с безрассудством смельчака.
- Каждый мужчина втайне мечтает об этом же. Но мне всегда казалось,
что женщина предпочитает покой и устроенность, - сухо произнес он.
- Я не верю в покой и устроенность. Через пять минут наступит прилив,
и океанская волна обрушится на нас и смоет нас обоих. Покой и устроен-
ность зависят от нашего внутреннего состояния, они не имеют ничего обще-
го с миром, который существует вне нас.
Голос ее звучал страстно и взволнованно. Он звенел, окрашенный дале-
кими воспоминаниями, и в этот момент она с ужасом обнаружила, что он
пристально наблюдает за ней изпод густых полуопущенных ресниц, а в его
прищуренных глазах шамана, словно осколки сапфира, вспыхивают искры.
- Да, вы преподали мне непростой урок, - нарушил он несколько затя-
нувшееся молчание.
Она смущенно пожала плечами.
- Непростой, но необходимый. Мир не враждебен нам, он к нам просто
безразличен. И мы связаны с его законами, которые им управляют, так же
как жемчужницы на дне этой лагуны.
- Значит, пей, ешь, веселись, потому что завтра умрешь?
По спине у нее пробежал неприятный холодок. Она снова пожала плечами
и, как ей показалось, с иронией парировала:
- Нет, не совсем. Ведь это значит искать неприятностей на свою голову
- а что, если завтра не умрешь?
Ослепительная улыбка озарила его строгие черты.
- Прагматичный романтик! Любопытное сочетание! Лучше расскажите мне,
чем вы будете заниматься, когда вернетесь домой в Окленд?
- Я работаю в библиотеке, - вежливо ответила она.
- Публичной?
Она покачала головой.
- Нет, я работаю в библиотеке крупного промышленного концерна.
- Может быть, я знаю его владельцев? Кто они?
Она почему-то не сразу ответила, но, подумав, что у нее в действи-
тельности нет никаких причин скрывать это, сказала:
- Марч и Осборн. Они преуспели не в одном деле: золотые прииски, неф-
тяные разработки, сталелитейные заводы - одним словом, почти все, что
связано с недрами.
- И вам нравится ваша работа?
- Да, нравится, но, если я хочу двигаться дальше, мне нужно получить
диплом.
- Получить диплом?
Она не имела привычки говорить о своей жизни с незнакомыми людьми,
однако на этот раз она не ограничилась односложным ответом:
- Я проучилась два года в университете, прослушала курс истории, но
потом я вдруг почувствовала, как бы вам это объяснить, что не могу
больше сидеть на одном месте - меня куда-то тянуло. Я бросила универси-
тет и отправилась в Англию - и путешествовала там целый год.
Ее приемная мать, движимая неизвестно откуда вдруг взявшимся чувством
вины, разыскала ее и всучила приличную сумму, которой как раз хватило на
кругосветное путешествие. До сих пор не сумев простить ее за совершенное
по отношению к ней предательство, Кэндис швырнула ей эти деньги прямо в
лицо. Мать заплакала. Кэндис стало жаль ее, и деньги пришлось взять.
Снова увидев перед собой женщину, которую первые десять лет своей
жизни называла матерью, она словно опять отворила дверь в свое прошлое,
и дверь не хотела закрываться. Озлобленная, она металась, не находя себе
места. В таком состоянии она не могла заставить себя снова взяться за
учебники и решила сменить обстановку.
В компании постоянно меняющихся друзей она переезжала из одного
большого города в другой, останавливаясь в студенческих общежитиях и
наслаждаясь словно на глазах оживающей историей, культурой, красотой и
внушающей благоговейный трепет эпохой.
Именно там она со всей остротой ощутила, как не хватает ей знания
своих корней, своего прошлого. Поэтому, вернувшись домой, она немедленно
занялась розысками своих настоящих родителей.
Этот долгий и мучительный путь поисков привел ее к могиле на ма-
леньком сельском кладбище в Поверти-Бей, где были похоронены ее мать и
человек, за которого та вышла замуж через год после рождения Кэндис. Они
прожили вместе меньше десяти лет: ее мать покончила жизнь самоубийством
вскоре после того, как ее муж утонул.
Кэндис горько оплакивала их обоих, но больше всего свою мать, кото-
рая, выйдя замуж, получила возможность официально оформить рождение ре-
бенка только затем, чтобы покончить с собой, добившись наконец положения
"респектабельной дамы".
Потом Кэндис начала разыскивать своего отца, о котором вскоре узнала,
что он за шесть месяцев до ее рождения сбежал в Австралию. Здесь след
его терялся. В конце концов поиски привели ее на Фалаиси, вот к этому,
садящему сейчас напротив нее человеку, чей пристальный взгляд следил за
ней так, словно она была существом с другой планеты.
А он, видимо, именно так ее себе и представлял, подумала она.
- Что же вы будете делать, когда получите диплом историка?
- Буду выращивать цветы, - ответила она, не задумываясь.
- Вот как? - Он с сомнением наклонил голову.
- Я люблю цветы, сад, люблю что-нибудь выращивать, - проговорила она,
сама поразившись тому, с какой решительностью она это сказала. - Этим я
и хочу заниматься. Я найду работу в питомнике, а когда подкоплю немного
денег, открою свое дело.
- Каким же образом?
- Есть много способов, - сказала она нарочито беспечно, - нужно
только уметь их найти.
Ей не надо было смотреть на него, чтобы понять, что он внимательно
наблюдает за ней. Почувствовав себя неловко под его взглядом, она еще
сильнее натянула на колени ткань саронга. Она физически ощущала этот
взгляд: вот он задержался на плавной линии ее ног, коленей, туго обтяну-
тых тонкой тканью, потом скользнул по ее груди, шее, щеке. Она по-
чувствовала в крови пузырьки приятного возбуждения.
Она не собиралась поддаваться его молчаливому натиску и упорно про-
должала смотреть на море. Солнце уже почти зашло, и кругом воцарилось
вечернее безмолвие. Замолкли птицы, ни с неба, ни со стороны окутанных
ночным сумраком джунглей не доносилось ни звука. Лишь глухой рокот волн,
бьющихся о коралловый риф, нарушал тишину.
Все это время, пока они разговаривали, она ясно осознавала, что их
тела, словно таинственные подводные течения в спокойной на вид реке, ве-
дут совсем другой, невидимый глазу диалог. Никогда раньше не испытывая
ничего подобного, она была смущена и встревожена своими ощущениями и
старалась отделаться от них, пытаясь не обращать внимания на то, как все
ее существо откликается на неведомый призыв, заставляя сладко замирать
тело.
И пока они разговаривали, ей это удавалось, но теперь, когда тишина
сумерек обступила их, она вынуждена была признать, что какая-то неведо-
мая сила странно и властно влечет ее к нему.
Не в силах больше отводить глаза, она неторопливо и как бы невзначай
взглянула на него. На губах его блуждала уже знакомая ей хищная улыбка,
тяжелые, мужские линии лица обозначились еще резче. Усилием воли она
заставила себя спокойно, не мигая, выдержать этот пронзающий, словно ла-
зерный луч, взгляд. Он ослепил ее, но что-то подсказывало ей, что ни в
коем случае нельзя показывать Солу, как трудно ей справиться с дрожащими
ресницами и удержать улыбку на трясущихся губах.
Что-то сильное и мощное, чему не было названия, но что уже нельзя бы-
ло отрицать, обожгло ее изнутри. Влечение, которое она пыталась побороть
в себе с того момента, как увидела его в ресторане, стремительно пере-
росло в жгучую страсть.
Смертельная бледность покрыла ее лицо. Страсть была ее дьявольской
картой. Эта жгучая страсть опалила ее мать, и в результате она появилась
на свет. Затем эта страсть, дикая, необузданная, привела к тому, что
приемные родители бросили ее. Повзрослев, она стала понимать, сколь без-
жалостна и разрушительна эта разбушевавшаяся стихия, и приняла твердое
решение никогда не становиться ее рабой. Сделать это было не так уж
трудно. Она просто сторонилась любого мужчины, от которого исходила эта
угроза.
Поэтому двойной иронией судьбы было то, что тот, кому удалось прор-
вать ее линию обороны, оказался братом Стефани, или, может быть, думала
она, делая отчаянные попытки хоть за что-нибудь зацепиться и придать
