Наконец подъехали к маленькому одноэтажному домику. Одной стеной он
прижимался к скале.
- Вы, Базель, останьтесь в машине, а ты, Курт, выйди.
Генрих взглянул на окна и в одном из них увидал перепуганное лицо
старухи.
- Курт, - тихо сказал Генрих, - следи, чтобы из дома никто не вышел.
Если кто-нибудь попытается бежатьстреляй в воздух. Стрелять в человека
категорически запрещаю. Понял?
- Так точно!
Генрих сунул руки в карманы плаща, сжал рукоять пистолета и направился
к двери.
Дверь открыла женщина лет тридцати пяти, в которой Генрих сразу узнал
сестру мадам Тарваль. Он поклонился, но женщина молча посторонилась, давая
немецкому офицеру возможность пройти.
В переднюю выходили еще две двери. Генрих толкнул ногой ближайшую.
Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться, что в маленькой кухне
никого нет. На столе стояла немытая посуда.
"Три глубокие и три мелкие тарелки",- отметил Генрих и толкнул вторую
дверь, также не вынимая рук из карманов. Комната, куда он вошел, была
большая, с тремя окнами на улицу. В плетеном кресле у стены, напротив окон,
сидела старушка. Она держала чулок и спицы для вязанья, но руки ее так
дрожали, что спицы все время позвякивали, цепляясь друг за друга.
Генрих молча прошелся по комнате, заглянул во вторую, значительно
меньшую - в ней стояли две кровати.
- Кто еще живет здесь? - спросил он молодую женщину.
- Нас двое.
- А кто днем спал на кровати?
- Мама нездорова, время от времени ей надо отдохнуть.
Генрих взглянул на старуху и отвернулся: она лишь на миг подняла на
него глаза и словно обожгла взглядом, столько в нем было спокойного
презрения и пренебрежения человека, знающего свои силы и решившего бороться
до конца.
- Я подыскиваю помещение для комендатуры.
Старуха опустила руки на колени и, закрыв глаза, откинулась на спинку
кресла. Теперь ее пальцы не дрожали, но именно их каменная неподвижность
говорила о том огромном напряжении, с каким старая, слабая женщина старается
скрыть свое волнение. Генриху хотелось наклониться и поцеловать эти
сморщенные пальцы. Но он знал, что не имеет права даже на ласковый взгляд,
который успокоил бы мадам Матран, по крайней мере сейчас, пока он не
разузнал ничего об Андре Ренаре или не нашел его самого.
- Неужели вы не нашли лучшего помещения, чем наше?
Молодая женщина успела овладеть собой, голос ее звучал иронически.
- Скала за вашим домом очень удобна для наблюдательного пункта. Кроме
этих двух комнат и кухни, здесь нет других помещений?
- Как видите.
Генрих внимательным взглядом окинул комнату. Почему кресло старухи
стоит так неудобно? Не возле окна или в каком-либо уютном уголке, где так
любят сидеть старые люди, а посредине стены, словно оно поставлено здесь для
того, чтобы прикрыть что-то. В горных селениях, где домишки обычно ютятся на
маленьком ровном клочке земли или скалы, приходится рассчитывать каждый метр
жилой площади. В стенах часто делают потайные шкафы, но их "тайну" легко
разгадать с первого взгляда: дешевенькие обои быстро вытираются по краям
дверцы. Здесь рисунок и цвет обоев ровный. Но это вверху, а за креслом...
может быть стоит попробовать?
Быстро шагнув вперед, Генрих схватил кресло за ручки, легко поднял его
вместе со старухой и опустил чуть в стороне от того места, где прежде оно
стояло. Женщины не успели опомнился. Да и сам Генрих не помнил, как выхватил
пистолет, как левой рукой нажал на едва заметную кнопку в стене. Он
действовал, подчиняясь не разуму, а чутью.
Дверца раскрылась. В глубине шкафа, прижавшись к задней стенке, стоял
мужчина...
Женщины вскрикнули, младшая - отчаянно, старшаяугрожающе. Да, старуха
шагнула вперед и загородила своим телом отверстие в стене.
- Выходите!- не обращая на нее внимания, только повыше подняв пистолет,
спокойно произнес Генрих.
Мужчина шевельнулся и, прикусив губу, застонал. Теперь и младшая
сорвалась с места. Бросившись к мужу, она подхватила его под руки и
осторожно подвела к креслу, в котором минуту назад сидела мать. На левую
ногу мужчина ступить не мог.
- Кто вы?
- Андре Ренар, инженер из Парижа.
- Почему прятатись?
- Приехал сюда без пропуска.
На крыльце послышались шаги.
Генрих почти втолкнул Ренара в шкаф. Захлопнув дверцу, он придвинул к
ней кресто и сел в него, вытянув ноги и помакиван стеком.
В дверь постучали. Вошел Базель.
- Мсье офицер, я могу уходить? - спросил он с порога.
- Позовите моего денщика!
Базель мигом вернулся вместе с Куртом.
- Курт, - проговорил Генрих, отчеканивая каждое слово, - этот человек
из Понтеи, и мне кажется, что мы встречаемся с ним не впервые. Ты меня
понимаешь? А теперь отведи арестованного в машину, и помни - ты отвечаешь за
него головой.
- Мсье офицер, тут какое то недоразумение! - простонал ошеломленный
неожиданным оборотом дела Базель.Я... я...
Но Курт не дал ему закончить - схватив доносчика за шиворот, он выволок
его в переднюю, а оттуда на крыльцо.
- Заприте дверь! - приказал Генрих Луизе.
Ничего не понимая, та машинально повернула ключ в замке. Тем временем
Генрих снова открыл дверцу шкафа.
- Мсье Ренар,- сказал он властно.- У нас с вами очень мало времени,
поэтому не будем терять его понапрасну. Прошу вас пройти в ту комнату, а
дамы пусть останутся здесь. Успокойте их и прикажите внимательно следить,
чтобы никто нам не помешал.
Андре Ренар кивнул жене и теще и молча заковылял на одной ноге в
смежную комнату.
- Я вас слушаю, мсье офицер! - спокойно произнес он.
Генрих молча вынул из кармана фотокарточку Поля Шенье.
- Узнаете?
На изможденном лице Андре Ренара не дрогнул ни один мускул, и лишь
глаза, горевшие лихорадочным блеском, вдруг потухли, как у человека,
почувствовавшего смертельную усталость.
- Вы пришли меня арестовать? Зачем тогда вся эта комедия? Или, может
быть, вы еще окончательно не убеждены, что перед вами Поль Шенье?
Заключенный номер...
Андре Ренар засучил рукав рубахи и с вызовом поглядел на Генриха,
вытянув вперед левую руку. На внутренней стороне предплечья чернели
выжженные цифры: 2948.
- Я рискую головой, разыгрывая, эту, как вы говорите, комедию. Надеюсь,
вы понимаете, что эта фотокарточка вручена мне не для того, чтобы ею
любоваться? Кстати, предупреждаю: такие фото есть у всех командующих
отрядами, брошенных на розыски Поля Шенье. Я, конечно, имею полное право его
арестовать, но я этого не сделаю. А чтобы вы убедились, что я пришел к вам
разговаривать как равный с равным - возьмите! - Генрих положил перед
собеседником пистолет. - Не бойтесь, берите. Проверьте, заряжен ли. Вот так.
Теперь вы вооружены и в случае чего можете защищаться. Я уверен - вы скорее
согласитесь на немедленную смерть на свободе, чем на мучения под землей.
- Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!
- Так сказала Долорес Ибаррури!
На губах Андре Ренара впервые промелькнула улыбка. Он сделал движение,
словно собираясь пожать руку собеседнику. Но тотчас тень недоверия
промелькнула у него в глазах.
- Я не знаю, кто вы, и на вас этот мундир. И, признаться, я не понимаю,
чего вы от меня хотите?
- Узнать о подземном секретном заводе!
- Где у меня гарантии, что эти сведения пойдут на пользу моему народу,
а не во вред?
- Гарантия - здравый смысл! Ведь не для немецкого же командования,
осведомленного лучше нас с вами, я хочу их получить!
- Тогда для кого?
- Вам не кажется, что этот вопрос наивен? Что я не могу на него
ответить, даже если бы очень хотел?
- Вы, кажется, правы, - задумчиво проговорил Андре Ренар, как бы
рассуждая вслух.- Немецкому командованию эти сведения действительно ни к
чему. Если они не нужны врагу, значит - нужны другу. Пусть неизвестному, но
другу. Допустим, я расскажу обо всем. Все это обернется против немцев,
возможно, будут спасены и те несчастные, что страдают там... Промолчу...
меня могут поймать, и тогда ни один человек на свете не узнает того, что
знаю я.
- Вы рассуждаете логично, но очень медленно. Помните: у нас мало
времени. Вам надо подумать о собственной безопасности, да и я не хочу
рисковать головой, ведь в селение может прибыть целый отряд, все участки
распределены между отдельными воинскими частями. Если меня увидят мирно
беседующим с вами...
- Погодите, у вас, может быть, еще одна цель - узнать кто организовал
мне побег.
- Об этом я не спрошу у вас ни слова!
- Гм... похоже на то, что вы разбили все мои аргументы. Ну что ж, я
готов рассказать все, что знаю.
Обе женщины одновременно шагнули вперед, когда распахнулась дверь
маленькой комнаты и на пороге появился Андре Ренар и немецкий офицер. Они не
произносили ни слова, только глаза спрашивали: Как?
Андре Ренар весело улыбнулся. Так же весело улыбнулся и немецкий
офицер. И только теперь наступила разрядка после огромного напряжения.
Обхватив шею мужа руками, Луиза громко разрыдалась. Старуха, обессилев,
упала в кресло, ее голова и руки дрожали.
- Я должен попросить прощения у дам!- взволнованно произнес Генрих. -
Единственное мое оправдание что то, что все происходят не по моей злой воле.
И, как видите, все сложилось превосходно.
- О, мсье! Мы с мамой ведем себя неприлично, но радость, говорят, нс
убивает! Я встретила вас как врага, посидите теперь с нами как друг.
- Я сейчас больше всего хотел бы исполнить вашу просьбу, но и так
задержался дольше, чем предполагал... К тому же не забывайте, в машине сидит
этот мерзавец Базель! Я должен отвезти его в Сен-Реми и там задержать до тех
пор, пока мсье Андре не окажется в совершенно безопасном месте.
- Луиза уже наладила связь, и сегодня ночью, самое позднее завтра за
мной придут друзья.
- Пистолет, который я вам дал, оставьте у себя. У меня он запасной, а
вам пригодится. На всякий случай возьмите деньги.
- Не нужно...
- Они вам тоже пригодятся. Считайте их своего рода оружием. А теперь
последнее: ни один человек, даже самые близкие друзья не должны знать о
нашей встрече и о нашем разговоре.
- Можете положиться на мое слово. За жену и нашу старушку я тоже
ручаюсь.
- О, мсье, неужели вы не выпьете с нами вина? - воскликнула мадам
Матран.- Я понимаю, вы спешите, но это не займет много времени.
- Мне самому придется вести машину, мой денщик будет сторожить
арестованного. А ночью, да еще после вина...
- Тогда подождите одну минутку!
Старая женщина с неожиданной для ее лет быстротой подбежала к комоду и
вытащила из него шкатулку. В ней она, верно, хранила сувениры: заботливо
перевязанные пачки пожелтевшие писем, засохшую веточку флердоранжа, белые,
вероятно, еще подвенечные перчатки.
С самого дна мадам Матран вынула старую, отлично обкуренную трубку. Она
держала ее в руках и словно гладила ласковыми прикосновениями дрожащих
пальцев. Потом легонько прикоснулась губами к прокуренному дереву и
протянула трубку Генриху.
- Я хочу подарить вам, мсье, самое дорогое, что у меня есть. Это трубка
моего отца. Он был благородным, мужественным человеком и погиб как человек
мужественный, благородный, защищая Коммуну на баррикадах.
- Я сберегу ее не только как память, но и как священную реликвию!-
серьезно произнес Генрих.- И разрешите мне, мадам Матран, поцеловать вас.
Без церемоний, как сын целует мать.
Генрих поцеловал морщинистые щеки старухи и почувствовал, как сжалось
