- Не понимаю.
- Алке деньги нужны. Ей улететь не на что.
- Вера, ты меня знаешь, но до четырнадцатого это исключено. А сколько
надо?
- Хотя бы тридцать.
- Совершенно исключено. Гонораров у меня в апреле никаких. В кассу
семьдесят пять. За телевизор до сих пор не расплатился. А потом, я не совсем
Минуточку, а Кленский? Ведь это же его кадр.
- Куда-то уехал.
- Он скоро вернется.
- Ты понимаешь, будет катастрофа. Звонил ее жених из Саратова.
- Из Двинска, - сказал я.
- Из Саратова, это не важно. Сказал, что повесится, если она не
вернется. Алка с февраля так путешествует.
- Так и приехал бы за ней.
- У него экзамен в понедельник.
- Замечательно, - говорю, - повеситься он может, а экзамен игнорировать
не может.
- Он плакал, натурально плакал.
- Да нет у меня тридцати рублей! И потом как-то странно, ей-богу. А
главное - нету!
Самое интересное, что я говорил правду.
- А если у кого-нибудь занять? - говорит Вера.
- Почему, собственно, надо занимать? Это девушка Кленского. Пусть он и
беспокоится.
- Может, у Шаблинского спросить?
Пошли к Шаблинскому. Тот даже возмутился:
- У меня было восемь рублей, я их по-джентльменски отстегнул. Сам хочу
у кого-нибудь двинуть. Дождитесь Митьку, и пусть он башляет это дело.
Слушайте, я хохму придумал: "Все люди делятся на большевиков и
башлевиков..."
- Ладно, - сказала Вера, - что-нибудь придумаю.
И пошла к дверям.
- Слушай, - говорю, - если не придумаешь, звони...
- Ладно.
- Можно вот что сделать. Можно взять у нее интервью.
- Это еще зачем?
- Под рубрикой - "Гости Таллинна". Студентка изучает готическую
архитектуру. Не расстается с томиком Блока. Кормит белок в парке... Заплатят
ей рублей двадцать, а может, и четвертак...
- Серж, постарайся!
- Ладно...
Тут меня вызвали к редактору. Генрих францевич сидел в просторном
кабинете у окна. Радиола и телевизор бездействовали. Усложненный телефон с
белыми клавишами молчал.
- Садитесь, - произнес редактор, - есть ответственное задание. В нашей
газете слабо представлена моральная тема. Выбор самый широкий. Злостные
алиментщики, протекционизм, государственное хищение... Я на вас рассчитываю.
Пойдите в народный суд, в ГАИ...
- Что-нибудь придумаю.
- Действуйте, - сказал редактор, - моральная тема - это очень важно...
- О`кей, - говорю.
- И помните: открытый редакционный конкурс - продолжается. Лучшие
материалы будут удостоены денежных премий. А победитель отправится в ГДР...
- Добровольно? - спросил я.
- То есть?
- Меня даже в Болгарию не пустили. Я документы весной подавал.
- Пить надо меньше, - сказал Туронок.
- Ладно, - говорю, - мне и здесь неплохо...
В тот день было еще много забот, конфликтов, споров, нерешенных
проблем. Я побывал на двух совещаниях. Ответил на четыре письма. Раз
двадцать говорил по телефону. Пил коктейли, обнимал Марину...
Все шло нормально.
А день вчерашний - куда он подевался? И если забыт, то что же вынудило
меня шесть лет спустя написать: "В этой повести нет ангелов и нет злодеев...
Нет грешников и праведников нет..."?
И вообще, что мы за люди такие?
КОМПРОМИСС ЧЕТВЕРТЫЙ
("Вечерний Таллинн" Октябрь. 1974 г) "ЭСТОНСКИЙ БУКВАРЬ"
У опушки в день ненастный
Повстречали зверя.
Мы ему сказали: "Здравствуй!"
Зверь ответил: "Тере"
И сейчас же ясный луч
Появился из-за туч...
"Вечерний Таллинн" издается на русском языке. И вот мы придумали новую
рубрику - "Эстонский букварь". Для малолетних русских читателей Я готовил
первый выпуск. Написал довольно милые стишки. Штук восемь. Универсальный
журналист, я ими тайно гордился.
Звонит инструктор ЦК Ваня Труль:
- Кто написал эту шовинистическую басню?
- Почему - шовинистическую?
- Значит, ты написал?
- Я. А в чем дело?
- Там фигурирует зверь.
- Ну.
- Это что же получается? Выходит, эстонец - зверь? Я - зверь? Я,
инструктор Центрального Комитета партии, - зверь?!
- Это же сказка, условность. Там есть иллюстрация, Ребятишки
повстречали медведя. У медведя доброе, симпатичное лицо. Он положительный...
- Зачем он говорит по-эстонски? Пусть говорит на языке одной из
капиталистических стран...
- Не понял.
- Да что тебе объяснять! Не созрел ты для партийной газеты, не созрел.
Час спустя заглянул редактор
- Жюри штрафует вас на два очка.
- Какое еще жюри?
- Вы забыли, что продолжается конкурс. Авторы хороших материалов будут
премированы. Лучший из лучших удостоится поездки на Запад, в ГДР.
- Логично. А худший из худших - на Восток?
- Что вы этим хотите сказать?
- Ничего. Я пошутил. Разве ГДР - это Запад?
- А что же это, по-вашему?
- Вот Япония - это Запад!
- Что?! - испуганно вскричал Туронок.
- В идейном смысле, - добавил я.
Тень безграничной усталости омрачила лицо редактора.
- Довлатов, - произнес он, - с вами невозможно разговаривать!
Запомните, мое терпение имеет пределы...
КОМПРОМИСС ПЯТЫЙ
("Советская Эстония". Ноябрь. 1975 г.)
"ЧЕЛОВЕК РОДИЛСЯ. Ежегодный праздник - День освобождения - широко
отмечается в республике. Фабрики и заводы, колхозы и машинно-тракторные
станции рапортуют государству о достигнутых высоких показателях.
И еще один необычный рубеж преодолен в эти дни. Население эстонской
столицы достигло 400 000 человек. В таллиннской больнице No 4 у Майи и
Григория Кузиных родился долгожданный первенец. Ему-то и суждено было
оказаться 400 000-м жителем города.
- Спортсменом будет, - улыбается главный врач Михкель Теппе.
Счастливый отец неловко прячет грубые мозолистые руки.
- Назовем сына Лембитом, - говорит он, - пусть растет богатырем!..
К счастливым родителям обращается известный таллиннский поэт - Борис
Штейн:
На фабриках, в жерлах забоев,
На дальних планетах иных -
Четыреста тысяч героев,
И первенец твой среди них...
Хочется вспомнить слова Гете: "Рождается человек - рождается целый
мир!"
(Фантазия автора. Гете этого не писал. - прим.авт.)
Не знаю, кем ты станешь. Лембит?! Токарем или шахтером, офицером или
ученым. Ясно одно - родился Человек! Человек, обреченный на счастье!.."
Таллинн - город маленький, интимный. Встречаешь на улице знакомого и
слышишь: "Привет, а я тебя ищу..." Как будто дело происходит в
учрежденческой столовой...
Короче, я поразился, узнав, сколько в Таллинне жителей.
Было так. Редактор Туронок вызвал меня и говорит:
- Есть конструктивная идея. Может получиться эффектный репортаж.
Обсудим детали. Только не грубите...
- Чего грубить?.. Это бесполезно...
- Вы, собственно, уже нагрубили, - помрачнел Туронок, - вы беспрерывно
грубите, Довлатов. Вы грубите даже на общих собраниях. Вы не грубите только
когда подолгу отсутствуете... Думаете, я такой уж серый? Одни газеты читаю?
Зайдите как-нибудь. Посмотрите, какая у меня библиотека. Есть, между прочим,
дореволюционные издания...
- Зачем, - спрашиваю, - вызывали?
Туронок помолчал. Резко выпрямился, как бы меняя лирическую позицию на
деловую. Заговорил уверенно и внятно:
- Через неделю - годовщина освобождения Таллинна. Эта дата будет широко
отмечаться. На страницах газеты в том числе. Предусмотрены различные аспекты
- хозяйственный, культурный, бытовой... Материалы готовят все отделы
редакции. Есть задание и для вас. А именно. По данным статистического бюро,
в городе около четырехсот тысяч жителей. Цифра эта до некоторой степени
условна. Несколько условна и сама черта города. Так вот. Мы посовещались и
решили. Четырехсоттысячный житель Таллинна должен родиться в канун юбилея.
- Что-то я не совсем понимаю.
- Идете в родильный дом. Дожидаетесь первого новорожденного.
Записываете параметры. Опрашиваете счастливых родителей. Врача, который
принимал роды. Естественно, делаете снимки. Репортаж идет в юбилейный номер.
Гонорар (вам, я знаю, это не безразлично) двойной.
- С этого бы и начинали.
- Меркантилизм - одна из ваших неприятных черт, - сказал Туронок.
- Долги, - говорю, - алименты...
- Пьете много.
- И это бывает.
- Короче. Общий смысл таков. Родился счастливый человек. Я бы даже так
выразился - человек, обреченный на счастье!
Эта глупая фраза так понравилась редактору, что он выкрикнул ее дважды.
- Человек, обреченный на счастье! По-моему, неплохо. Может, попробовать
в качестве заголовка? "Человек, обреченный на счастье"...
- Там видно будет, - говорю.
- И запомните. - Туронок встал, кончая разговор, - младенец должен быть
публикабельным.
- То есть?
- То есть полноценным. Ничего ущербного, мрачного. Никаких кесаревых
сечений. Никаких матерей-одиночек. Полный комплект родителей. Здоровый,
социально полноценный мальчик.
- Обязательно - мальчик?
- Да, мальчик как-то символичнее.
- Генрих Францевич, что касается снимков... Учтите, новорожденные
бывают так себе...
- Выберите лучшего. Подождите, время есть.
- Месяца четыре ждать придется. Раньше он вряд ли на человека будет
похож. А кому и пятидесяти лет мало...
- Слушайте, - рассердился Туронок, - не занимайтесь демагогией! Вам
дано задание. Материал должен быть готов к среде. Вы профессиональный
журналист... Зачем мы теряем время?..
И правда, думаю, зачем?..
Спустился в бар, заказал джина. Вижу, сидит не очень трезвый
фотокорреспондент Жбанков. Я помахал ему рукой. Он пересел ко мне с фужером
водки. Отломил половину моего бутерброда.
- Шел бы ты домой, - говорю, - в конторе полно начальства...
Жбанков опрокинул фужер и сказал:
- Я, понимаешь, натурально осрамился. Видел мой снимок к Фединому
очерку?
- Я газет не читаю.
- У Феди был очерк в "Молодежке". Вернее, зарисовка. "Трое против
шторма". Про водолазов. Как они ищут, понимаешь, затонувший ценный груз. К
тому же шторм надвигается. Ну, и мой снимок. Два мужика сидят на бревне. И
шланг из воды торчит. То есть ихний подельник на дне шурует. Я, натурально,
отснял, пристегнул шестерик и забыл про это дело. Иду как-то в порт, люди
смеются. В чем дело, понимаешь? И выясняется такая история. Есть там
начальник вспомогательного цеха - Мироненко. Как-то раз вышел из столовой,
закурил у третьего причала. То, се. Бросил сигарету. Харкнул, извини за
выражение. И начисто выплюнул челюсть. Вставную, естественно. А там у него
золота колов на восемьсот с довеском. Он бежит к водолазам: "Мужики,
выручайте!" Те с ходу врубились: "После работы найдем". - "В долгу не
останусь". - "С тебя по бутылке на рыло". - "Об чем разговор"... Кончили
работу, стали шуровать. А тут Федька идет с задания. Видит, такое дело. Чем,
мол, занимаетесь? Строку, понимаешь, гонит. А мужикам вроде бы неловко. Хуё
моё, отвечают, затонул ценный груз. А Федя без понятия: "Тебя как зовут?
Тебя как зовут?"... Мужики отвечают как положено. "Чем увлекаетесь в редкие
минуты досуга?"... Музыкой, отвечают, живописью... "А почему так поздно на
работе?"... Шторм, говорят, надвигается, спешим... Федя звонит мне в
редакцию. Я приехал, отснял, не вникая... Главное, бассейн-то внутренний,
искусственный. Там и шторма быть не может...
- Шел бы ты домой, - говорю.
- Подожди, главное даже не это. Мне рассказывали, чем дело кончилось.
Водолазы челюсть тогда нашли. Мироненко счастлив до упора. Тащит их в кабак.
