- Вот сволочи!
- Не смейся. Это важная проблема. Когда нет обрезания, получается
смегма...
- Что?
- Смегма. Это нехорошие вещества... канцерогены. Вон там, хочешь, я
тебе показываю?
- Нет уж, лучше заочно...
- Когда есть обрезание, смегма не получается. И тогда не бывает рак
шейки матки. Знаешь шейку матки?
- Ну, допустим... Ориентировочно...
- Статистика показывает, когда нет обрезания, чаще рак шейки матки. А в
Израиле нет совсем...
- Чего?
- Шейки матки... Рак шейки матки... Есть рак горла, рак желудка...
- Тоже не подарок, - говорю.
- Конечно, - согласилась Эви. Мы помолчали.
- Идем, - сказала она, - ты уже засыпаешь...
- Подожди. Надо обрезание сделать..
Я выпил полный фужер и снова налил.
- Ты очень пьяный, идем...
- Мне надо обрезание сделать. А еще лучше - отрезать эту самую шейку к
чертовой матери!
- Ты очень пьяный. И злой на меня.
- Я не злой. Мы - люди разных поколений. Мое поколение - дрянь! А твое
- это уже нечто фантастическое!
- Почему ты злой?
- Потому что жизнь одна. Прошла секунда, и конец. Другой не будет...
- Уже час ночи, - сказала Эви. Я выпил и снова налил. И сразу же
куда-то провалился. Возникло ощущение, как будто я - на дне аквариума. Все
раскачивалось, уплывало, мерцали какие-то светящиеся блики... Потом все
исчезло...
... Проснулся я от стука. Вошел Жбанков. На нем был спортивный халат.
Я лежал поперек кровати. Жбанков сел рядом.
- Ну как? - спросил он.
- Не спрашивай.
- Когда я буду стариком, - объявил Жбанков, - напишу завещание внукам и
правнукам. Это будет одна-единственная фраза. Знаешь какая?
- Ну?
- Это будет одна-единственная фраза: "Не занимайтесь любовью с
похмелья!" И три восклицательных знака.
- Худо мне. Совсем худо.
- И подлечиться нечем. Ты же все и оприходовал.
- А где наши дамы?
- Готовят завтрак. Надо вставать. Лийвак ждет...
Жбанков пошел одеваться. Я сунул голову под кран. Потом сел за машинку.
Через пять минут текст был готов.
"Дорогой и многоуважаемый Леонид Ильич! Хочу поделиться с Вами
радостным событием. В истекшемгоду мне удалось достичь небывалых трудовых
показателей. Я надоила с одной коровы..." ("...с одной коровы" я написал
умышленно. В этом обороте звучала жизненная достоверность и трогательное
крестьянское простодушие). Конец был такой:
"... И еще одно радостное событие произошло в моей жизни. Коммунисты
нашей фермы дружно избрали меня своим членом!"
Тут уже явно хромала стилистика. Переделывать не было сил...
- Завтракать, - позвала Белла. Эви нарезала хлеб. Я виновато с нею
поздоровался. В ответ - радужная улыбка и задушевное: "Как ты себя
чувствуешь?"
- Хуже некуда, - говорю.
Жбанков добросовестно исследовал пустые бутылки.
- Ни грамма, - засвидетельствовал он.
- Пейте кофе, - уговаривала Белла, - через минуту садимся в такси.
От кофе легче не стало. О еде невозможно было и думать.
- Какие-то бабки еще шевелятся, - сказал Жбанков, вытаскивая мелочь.
Затем он посмотрел на Беллу Константиновну:
- Мать, добавишь еще полтора рубля?
Та вынула кошелек.
- Я из Таллинна вышлю, - заверил Жбанков.
- Ладно, заработал, - цинично усмехнулась Белла.
Раздался автомобильный гудок. Мы собрали портфели, уселись в такси.
Вскоре Лийвак пожимал нам руки. Текст, составленный мною, одобрил
безоговорочно. Более того, произнес короткую речь:
- Я доволен, товарищи. Вы неплохо потрудились, культурно отдохнули. Рад
был познакомиться. Надеюсь, эта дружба станет традиционной. Ведь партийный
работник и журналист где-то, я бы сказал, - коллеги. Успехов вам на трудном
идеологическом фронте. Может, есть вопросы?
- Где тут буфет? - спросил Жбанков. - Маленько подлечиться...
Лийвак нахмурился.
- Простите мне грубое русское выражение, - он выждал укоризненную
паузу. -- ... Но вы поступаете, как дети!
- Что, и пива нельзя? -- спросил Жбанков.
- Вас могут увидеть, - понизил голос секретарь, - есть разные люди...
Знаете, какая обстановка в райкоме...
- Ну и работенку ты выбрал, - посочувствовал ему Жбанков.
- Я по образованию - инженер, - неожиданно сказал Лийвак.
Мы помолчали. Стали прощаться. Секретарь уже перебирал какие-то бумаги.
- Машина ждет, - сказал он. - На вокзал я позвоню. Обратитесь в
четвертую кассу. Скажите, от меня...
- Чао, - махнул ему рукой Жбанков. Мы спустились вниз. Сели в машину.
Бронзовый Ленин смотрел нам вслед. Девушки поехали с нами... На перроне
Жбанков и Белла отошли в сторону.
- Ты будешь приходить еще? - спросила Эви.
- Конечно.
- И я буду ехать в Таллинн. Позвоню в редакцию. Чтобы не рассердилась
твоя жена.
- Нет у меня жены, - говорю, - прощай, Эви. Не сердись, пожалуйста...
- Не пей так много, - сказала Эви. Я кивнул.
- А то не можешь делать секс.
Я шагнул к ней, обнял и поцеловал. К нам приближались Белла и Жбанков.
По его жестикуляции было видно, что он нахально лжет.
Мы поднялись в купе. Девушки шли к машине, оживленно беседуя. Так и не
обернулись...
- В Таллинне опохмелимся, - сказал Жбанков, - есть около шести рублей.
А хочешь, я тебе приятную вещь скажу?
Жбанков подмигнул мне. Радостная, торжествующая улыбка преобразила его
лицо.
- Сказать? Мне еще Жора семьдесят копеек должен!..
КОМПРОМИСС ДЕВЯТЫЙ
("Советская Эстония". Июль. 1976 г.)
"САМАЯ ТРУДНАЯ ДИСТАНЦИЯ. Тийна Кару родилась в дружной семье, с
золотой медалью окончила школу, была секретарем комитета ВЛКСМ, увлекалась
спортом. Тут нужно выделить одну характерную деталь. Из многочисленных видов
легкой атлетика она предпочла бег на 400 метров, а эта дистанция, по мнению
специалистов, наиболее трудоемкая в спорте, требует сочетания быстроты и
выносливости, взрывной силы и напряженной воли к победе. Упорство,
последовательность, аскетический режим - вот факторы, которые определили
биографию Тийны, ее путь к намеченной цели. Окончив школу, Тийна поступает
на химическое отделение ТГУ, участвует в работе СНО, охотно выполняет
комсомольские поручения. На последнем курсе она становится членом КПСС,
Затем она - аспирантка института химии АН ЭССР. Как специалиста-химика Тийну
интересует механизм воздействия канцерогенных веществ на организм человека.
Диссертация почти готова.
Тийна Кару ставит перед собой высокие реальные цели. Веришь, что она
добьется успеха на своей трудной дистанции".
С Тийной Кару нас познакомили общие друзья. Интересная, неглупая
женщина, молодой ученый. Подготовил о ней зарисовку. Изредка Тийна
попадалась мне в разных научных компаниях. Звонит однажды:
- Ты свободен? Мне надо с тобой поговорить.
Я пришел в кафе "Райа". Заказал джина. Она сказала:
- Я четыре года замужем. До сих пор все было хорошо. Летом Руди побывал
в Москве. Затем вернулся. Тут все и началось...
- ?
- Происходит что-то странное. Он хочет... Как бы тебе объяснить... Мы
стали чужими...
Я напрягся и внятно спросил:
- В половом отношении?
- Именно.
- Чем же я могу помочь?
- То есть почему я к тебе обратилась? Ты единственный аморальный
человек среди моих знакомых. Вот я и хочу проконсультироваться.
- Не понимаю.
- Обсудить ситуацию.
- Видишь ли, я даже с мужчинами не обсуждаю эти темы. Но у моего
приятеля есть книга -- "Технология секса". Я возьму, если хочешь. Только
ненадолго. Это его настольная книга. Ты свободно читаешь по-русски?
- Конечно.
Принес ей "Технологию". Книга замечательная. Первую страницу
открываешь, написано "Введение". Уже смешно. Один из разделов начинается
так: "Любовникам с непомерно большими животами можем рекомендовать позицию -
7". Гуманный автор уделил внимание даже таким презренным существам, как
любовники с большими животами... Отдал ей книгу. Через неделю возвращает.
- Все поняла?
- Кроме одного слова - "исподволь".
Объяснил ей, что значит - исподволь.
- Теперь я хочу овладеть практическими навыками.
- Благословляю тебя, дочь моя!
- Только не с мужем. Я должна сначала потренироваться.
Подчеркиваю, все это говорилось без тени кокетства, на эстонский манер,
основательно и деловито.
- Ты - аморальный человек? - спросила она.
- Не совсем.
- Значит - отказываешься?
- Тийна! - взмолился я. - Так это не делается! У нас хорошие
товарищеские отношения. Нужен срок, может быть, они перейдут в другое
чувство...
- Какой?
- Что - какой?
- Какой нужен срок?
- О, Господи, не знаю... Месяц, два...
- Не выйдет. Я в апреле кандидатский минимум сдаю... Познакомь меня с
кем-нибудь. Желательно с брюнетом. Есть же у тебя друзья-подонки?
- Преобладают, - сказал я.
Сижу, думаю. Шаблинский, конечно, ас, но грубый, Розенштейн дачу
строит, вконец обессилел. Гуляев - блондин. У Мити Кленского - триппер.
Оська Чернов? Кажется, подходит. Застенчивый, пылкий брюнет. Правда, он
скуповат, но это чепуха. На один раз сойдет. Спрашиваю Чернова:
- Много у тебя было женщин?
- Тридцать шесть и четыре под вопросом.
- Что значит - под вопросом?
Оська потупился: - Всякого рода отклонения.
Годится, думаю. Изложил ему суть дела. Оська растерялся:
- Я ее видел как-то раз. Она мне даже нравится. Но, согласись, вот так,
утилитарно...
- Что тебе стоит?
- Я все-таки мужчина.
- Вот и посодействуй человеку.
Купил я на свои деньги бутылку рома, пригласил Осю и Тийну. Тийна мне
шепнула:
- Я договорилась с подругой. Три часа квартира в моем распоряжении.
Выпили, закурили, послушали Би-би-си. Оська пустился было в
рассуждения:
- Да, жизнестойкой может быть лишь преследуемая организация...
Тийна его перебила:
- Надо идти. А то подруга вернется.
Отправились. Утром Тийна мне звонит.
- Ну как? - спрашиваю.
- Проводил меня и ушел домой.
Звоню Чернову:
- Совесть есть у тебя?
- Веришь ли, старик, не могу. Как-то не получается...
- Что ты за мужик после этого?!
Оська возмутился:
- Я имел больше женщин, чем ты съел котлет. А такой не встречал. Самое
удивительное, что она мне нравится.
Пригласил их обоих снова. Выставил недопитый ром. Ушли. Тийна звонит:
- Черт бы побрал твоего друга!
- Неужели, - говорю, - опять дезертировал?
- Ты понимаешь, сели в машину. Расплачивался Ося в темноте. Сунул
шоферу десятку вместо рубля. Потом страшно расстроился. Пешком ушел домой...
Я видела, что он сует десятку. Я думала, что на Кавказе так принято. Что он
хочет произвести на меня впечатление. Ведь Ося - грузин?
- Ося - еврей. И вообще его настоящая фамилия - Малкиэль.
Снова ему звоню:
- Оська, будь же человеком!
- Понимаешь, была десятка, рубль и мелочь...
В третий раз их пригласил.
- Послушайте, - говорю, - я сегодня ночую в редакции. А вы оставайтесь.
Шнапс в холодильнике. Будут звонить - не реагируйте. Двери запереть, чтобы
Оська не сбежал?
- Да не сбегу я.
Отправился в редакцию дежурить. Тийна звонит:
- Спустись на минутку.
Спустился в холл. Она достает из портфеля шоколад и бутылку виски "Лонг
Джон".
- Дай, - говорит, - я тебя поцелую. Да не бойся, по-товарищески...
Поцеловала меня.
- Если бы знал, как я тебе благодарна!
- Оську благодари.
- Я ему десять рублей вернула. Те, что он шоферу дал.
- Какой позор!
- Ладно, он их честно заработал.
