предлагает кофе, дружбу и чулан... Я напрягся и выговорил:
- Быть вашим гостем чрезвычайно лестно. От всей души спасибо за приют.
Тем более что, как давно известно, все остальные на меня плюют...
Затем мы пили кофе, ели булку с джемом. Сиамская кошка прыгнула мне на
голову. Галина завела пластинку Оффенбаха. Разошлись мы около двух часов
ночи.
У Буша с Галиной я прожил недели три. С каждым днем они мне все больше
нравились. Хотя оба были законченными шизофрениками.
Эрик Буш происходил из весьма респектабельной семьи. Его отец был
доктором наук и профессором математики в Риге. Мать заведовала сектором в
республиканском институте тканей. Годам к семи Буш возненавидел обоих.
Каким-то чудом он почти с рождения был антисоветчиком и нонконформистом.
Своих родителей называл -- "выдвиженцы".
Окончив школу, Буш покинул Ригу. Больше года плавал на траулере. Затем
какое-то время был пляжным фотографом. Поступил на заочное отделение
Ленинградского института культуры. По окончании его стал журналистом.
Казалось бы, человеку с его мировоззрением такая деятельность
противопоказана. Ведь Буш не только критиковал существующие порядки. Буш
отрицал саму историческую реальность. В частности - победу над фашистской
Германией.
Он твердил, что бесплатной медицины не существует. Делился сомнениями
относительно нашего приоритета в космосе. После третьей рюмки Буш
выкрикивал:
- Гагарин в космос не летал! И Титов не летал!.. А все советские ракеты
- это огромные консервные банки, наполненные глиной...
Казалось бы, такому человеку не место в советской журналистике. Тем не
менее Буш выбрал именно это занятие. Решительный нонконформизм уживался в
нем с абсолютной беспринципностью. Это бывает.
В творческой манере Буша сказывались уроки немецкого экспрессионизма.
Одна из его корреспонденций начиналась так:
"Настал звездный час для крупного рогатого скота. Участники съезда
ветеринаров приступили к работе. Пахнущие молоком и навозом ораторы сменяют
друг друга..."
Сначала Буш работал в провинциальной газете. Но захолустье ему быстро
наскучило. Для небольшого северного городка он был чересчур крупной
личностью.
Два года назад Буш переехал в Таллинн. Поселился у какой-то стареющей
женщины.
В Буше имелось то, что роковым образом действует на стареющих женщин. А
именно - бедность, красота, саркастический юмор, но главное - полное
отсутствие характера.
За два года Буш обольстил четырех стареющих женщин. Галина Аркадьевна
была пятой и самой любимой. Остальные сохранили к Бушу чувство
признательности и восхищения.
Злые языки называли Буша альфонсом. Это было несправедливо. В любви к
стареющим женщинам он руководствовался мотивами альтруистического порядка.
Буш милостиво разрешал им обрушивать на себя водопады горьких запоздалых
эмоций.
Постепенно о Буше начали складываться легенды. Он беспрерывно попадал в
истории.
Однажды Буш поздно ночью шел через Кадриорг. К нему подошли трое. Один
из них мрачно выговорил:
- Дай закурить.
Как в этой ситуации поступает нормальный человек? Есть три варианта
сравнительно разумного поведения.
Невозмутимо и бесстрашно протянуть хулигану сигареты.
Быстро пройти мимо, а еще лучше - стремительно убежать.
И последнее - нокаутировав того, кто ближе, срочно ретироваться.
Буш избрал самый губительный, самый нестандартный вариант. В ответ на
грубое требование Буш изысканно произнес:
- Что значит - дай? Разве мы пили с вами на брудершафт?!
Уж лучше бы он заговорил стихами. Его могли бы принять за опасного
сумасшедшего. А так Буша до полусмерти избили. Наверное, хулиганов взбесило
таинственное слово - "брудершафт". Теряя сознание, Буш шептал:
- Ликуйте, смерды! Зрю на ваших лицах грубое торжество плоти!..
Неделю он пролежал в больнице. У него были сломаны ребра и вывихнут
палец. На лбу появился романтический шрам...
Буш работал в "Советской Эстонии". Года полтора его держали внештатным
корреспондентом. Шли разговоры о том, чтобы дать ему постоянное место.
Главный редактор, улыбаясь, поглядывал в его сторону. Сотрудники прилично к
нему относились. Особенно - стареющие женщины. Завидев Буша, они шептались и
краснели.
Штатная должность означала многое. Особенно - в республиканской газете.
Во-первых, стабильные деньги. Кроме того, множество разнообразных социальных
льгот. Наконец, известную степень личной безнаказанности. То есть главное,
чем одаривает режим свою номенклатуру.
Буш нетерпеливо ожидал зачисления в штат. Он, повторяю, был
двойственной личностью. Мятежность легко уживалась в нем с отсутствием
принципов. Буш говорил:
- Чтобы низвергнуть режим, я должен превратиться в один из его столпов.
И тогда вся постройка скоро зашатается...
Приближалось 7 Ноября. Редактор вызвал Буша и сказал:
- Решено, Эрнст Леопольдович, поручить вам ответственное задание.
Берете в секретариате пропуск. Едете в морской торговый порт. Беседуете с
несколькими западными капитанами. Выбираете одного, наиболее лояльного к
идеям социализма. Задаете ему какие-то вопросы. Добиваетесь более или менее
подходящих ответов. Короче, берете у него интервью. Желательно, чтобы моряк
поздравил нас с шестьдесят третьей годовщиной Октябрьской революции. Это не
значит, что он должен выкрикивать политические лозунги. Вовсе нет.
Достаточно сдержанного уважительного поздравления. Это все, что нам
требуется. Ясно?
- Ясно, - ответил Буш.
- Причем нужен именно западный моряк. Швед, англичанин, норвежец,
типичный представитель капиталистической системы. И тем не менее лояльный к
советской власти.
- Найду, - заверил Буш, - такие люди попадаются. Помню, разговорился я
в Хабаровске с одним матросом швейцарского королевского флота. Это был наш
человек, все Ленина цитировал.
Редактор вскинул брови, задумался и укоризненно произнес:
- В Швейцарии, товарищ Буш, нет моря, нет короля, а следовательно, нет
и швейцарского королевского флота. Вы что-то путаете.
- Как это нет моря? - удивился Буш. - А что же там есть, по-вашему?
- Суша, - ответил редактор.
- Вот как, - не сдавался Буш. - Интересно. Очень интересно... Может, и
озер там нет? Знаменитых швейцарских озер?!
- Озера есть, - печально согласился редактор, - а швейцарского
королевского флота - нет... Можете действовать, - закончил он, - но будьте,
пожалуйста, серьезнее. Мы, как известно, думаем о предоставлении вам штатной
работы. Это задание - во многом решающее. Желаю удачи...
Таллиннский порт расположен в двадцати минутах езды от центра города.
Буш отправился на задание в такси. Зашел в редакцию портовой
многотиражки. Там как раз отмечали сорокалетие фотографа Левы Баранова. Бушу
протянули стакан ликера. Буш охотно выпил и сказал:
- Мне нельзя. Я на задании.
Он выпил еще немного и стал звонить диспетчеру. Диспетчер рекомендовал
Бушу западногерманское торговое судно "Эдельвейс".
Буш выпил еще один стакан и направился к четвертому пирсу.
Капитан встретил Буша на трапе. Это был типичный морской волк, худой,
краснолицый, с орлиным профилем. Звали его Пауль Руди.
Диспетчер предупредил капитана о визите советского журналиста. Тот
пригласил Буша в каюту.
Они разговорились. Капитан довольно сносно объяснялся по-русски. Коньяк
предпочитал - французский.
- Это "Кордон-бло", - говорил он, - рекомендую. Двести марок бутылка.
Сознавая, что пьянеет, Буш успел задать вопрос:
- Когда ты отчаливаешь?
- Завтра в одиннадцать тридцать.
Теперь о деле можно было и не заговаривать. Накануне отплытия капитан
мог произнести все, что угодно. Кто будет это проверять? Беседа велась
откровенно и просто.
- Ты любишь женщин? - спрашивал капитан.
- Люблю, - говорил Буш, - а ты?
- Еще бы! Только моя Луиза об этом не догадывается. Я люблю женщин,
выпивку и деньги. Ты любишь деньги?
- Я забыл, как они выглядят. Это такие разноцветные бумажки?
- Или металлические кружочки.
- Я люблю их больше, чем футбол! И даже больше, чем женщин. Но я люблю
их чисто платонически...
Буш пил, и капитан не отставал. В каюте плавал дым американских
сигарет. Из невидимой радиоточки долетала гавайская музыка. Разговор
становился все более откровенным.
- Если бы ты знал, - говорил журналист, - как мне все опротивело! Надо
бежать из этой проклятой страны!
- Я понимаю, - соглашался капитан.
- Ты не можешь этого понять! Для тебя, Пауль, свобода - как воздух! Ты
его не замечаешь. Ты им просто дышишь. Понять меня способна только рыба,
выброшенная на берег.
- Я понимаю, - говорил капитан, - есть выход. Ты же немец. Ты можешь
эмигрировать в свободную Германию.
- Теоретически это возможно. Практически - исключено. Да, мой папаша -
обрусевший курляндский немец. Мать - из Польши. Оба в партии с тридцать
шестого года. Оба - выдвиженцы, слуги режима. Они не подпишут
соответствующих бумаг.
- Я понимаю, - твердил капитан, - есть другой выход. Иди в торговый
флот, стань матросом. Добейся получения визы. И, оказавшись в западном
порту, беги. Проси убежища.
- И это фикция. Я ведь на плохом счету. Мне не откроют визы. Я уже
добивался, пробовал... Увы, я обречен на медленную смерть.
- Понимаю... Можно спрятать тебя на "Эдельвейсе". Но это рискованно.
Если что, тебя будут судить как предателя...
Капитан рассуждал очень здраво. Слишком здраво. Вообще для иностранца
он был на редкость компетентен. У трезвого человека это могло бы вызвать
подозрения. Но Буш к этому времени совершенно опьянел. Буш ораторствовал:
- Свободен не тот, кто борется против режима. И не тот, кто побеждает
страх. А тот, кто его не ведает. Свобода, Пауль, - функция организма! Тебе
этого не понять! Ведь ты родился свободным, как птица!
- Я понимаю, - отвечал капитан...
Около двенадцати ночи Буш спустился по трапу. Он то и дело замедлял
шаги, вскидывая кулак - "рот фронт!". Затем растопыривал пальцы, что
означало - "виктори!". Победа!..
Капитан с пониманием глядел ему вслед... На следующий день Буш появился
в редакции. Он был возбужден, но трезв. Его сигареты распространяли
благоухание. Авторучка "Паркер" выглядывала из бокового кармана.
Буш отдал статью машинисткам. Называлась она длинно и красиво: "Я
вернусь, чтобы снова отведать ржаного хлеба!" Статья начиналась так:
"Капитана Пауля Руди я застал в машинном отделении. Торговое судно
"Эдельвейс" готовится к отплытию. Изношенные механизмы требуют
дополнительной проверки.
- Босса интересует только прибыль, -- жалуется капитан. - Двадцать раз
я советовал ему заменить цилиндры. Того и гляди лопнут прямо в открытом
море. Сам-то босс путешествует на яхте. А мы тут загораем, как черти в
преисподней..." Конец был такой:
"Капитан вытер мозолистые руки паклей. Борода его лоснилась от мазута.
Глиняная трубка оттягивала квадратную челюсть. Он подмигнул мне и сказал:
- Запомни, парень! Свобода - как воздух. Ты дышишь свободой и не
замечаешь ее... Советским людям этого не понять. Ведь они родились
свободными, как птицы. А меня поймет только рыба, выброшенная на берег... И
потому - я вернусь! Я вернусь, чтобы снова отведать ржаного хлеба! Душистого
хлеба свободы, равенства и братства!.."
- Неплохо, - сказал редактор, - живо, убедительно. Единственное, что
меня смущает... Он действительно говорил нечто подобное?
