с сизым крохотным носиком, утопавшим меж пухлых щек. Аграфена Петровна в
нарядном лиловом шушуне, черном повойнике хлопотала около гостя. Отец
Сергий страдал - с похмелья болела голова, во рту было гадко, туманило в
глазах.
- Как живешь, голуба, сказывай? - томясь от желания выпить, спрашивал поп.
- Что уж там, не сладкая жизня, сам знаешь вдовью долю... Всяк норовит
изобидеть. Другой раз от обиды слезами изойдешь... Помолишься господу,
заступнику сирых, и полегчает на душе. Так-то.
"Изобидишь тебя, - думал отец Сергий, - жизни не возрадуешься -
зверю-вонючке, зовомому хорьком, подобна старуха. В защиту свою, аки тот
зверь, зловонную струю клеветы испускает. Да так зальет - долго не
отмоешь".
- Нелегко тебе, голуба, - сказал он, - а ты терпи, бог милостив.
- Отец Сергий, - предлагала хозяйка, - ты молочка бы с хлебушком покушал,
хорошо с дороги-то. Я теперь одним молочком живу - другого душа не
принимает.
Отец Сергий вздохнул, покосился на бутылку настойки, видневшуюся в степном
шкафчике, и ничего не сказал.
- Ежели дочку свою в город привез, не утай, скажи. У меня старушка,
сродственница одна есть - вмиг жениха...
Поп замахал руками. Добрый поповский живот, набитый всякой всячиной,
заколыхался.
- Что ты, что ты, голуба... Молода еще Наденька. В другом у меня нужда.
- А что за нужда, поведай, батюшка? - вмиг насторожилась старуха.
Отец Сергий хорошо знал Аграфену Петровну, вдову своего старинного друга.
Он знал, чем можно пронять жадную и любопытную старуху.
- Тайное дело-то, - исподволь, будто нехотя, начал он наступление. - Ты,
голуба, языком по базару не мети, твоим-то языком дьявол давно владеет, -
остерег он, шаря по горнице хитрыми глазками, - как еще дело-то
обернется... Наливочки бы мне, голуба. Сухота в горле, и язык тово, не
ворочается.
Аграфена Петровна торопливо поставила на стол бутылку с длинным горлышком
и расписанную тарелку с медовыми пряниками.
- Пей, батюшка, да сказывай, - торопила старуха. - Разохотил ты меня,
грешную... Не сумлевайся, за порог не вынесу.
- Здрав буди, Аграфена Петровна. Отец Сергий выпил, пожевал беззубым ртом
пряник и смахнул с бороды крошки.
- В тот день, - не торопясь, начал он, - пожар великий в городе был...
Помнишь, голуба, пожар-то?
Старуха закивала головой.
- В тот день к церкви моей усопшего боярина привозят. Самолично
архимандрит Варлаам с клиром отпевать приехал. - Поп сделал страшные
глаза. - Велением владыки ключи от церкви у меня взял и всю службу сам
правил... Уехал, двери закрыл, а ключи с собой увез... -
Поп налил еще. Услышав удар церковного колокола, он поставил стаканчик и
стал креститься.
- Да сказывай, батюшка, размахался ты даром, часы бьют, а ты, знай,
крестишься.
- Молчи, голуба, не мешай. - Отец Сергий с наслаждением выпил. - Не ведал
архимандрит: из спальни-то у меня ход прямо в церковь. Я и пошел на
покойника глянуть, ан смотрю: ни гроба, ни покойника в церкви нет.
Отец Сергий остановился и взглянул на старуху.
- Покойника в церкви нет? - эхом отозвалась она. - А где же он делся,
миленький?
- Не перебивай, голуба, - строго сказал поп. - Тут меня словно кто
надоумил в подвале посмотреть. Спустился, смотрю: гроб меж товара стоит.
Глянул я на покойника, - отец Сергий изобразил на своем лице ужас, -
усопший во гробе распух, што тесто в квашне. Борода рыженька и дух нечист.
Назавтра Варлаам внове приезжает, идет мимо меня, сам церковь открывает и,
гляжу, через малое время бежит молчком оттуда к воротам. Однако двери
закрыл и ключи с собой взял.
Отец Сергий выпил еще стаканчик и опять пожевал пряник.
- Ключи с собой взял, - сгорая от любопытства, вторила ему старуха, -
дальше что, сказывай.
- На другой день паки? Варлаам приезжает. Опять к церкви и опять как
ошарашенный вон... И еще два дня так было. А седни я внове в церковь
пошел, смотрю: гроб с покойником на месте стоит. Глянул я на упокойника и
сомлел... - Поп крякнул, допил последний стаканчик.
- Глянул на упокойника и сомлел, - тоненько пропела Аграфена Петровна.
- Во гробе, смотрю, старичок седенький лежит, сухой, суровость в
обличье... Тот рыжий велик был, а старичок-то, словно ребенок, махонький,
и воздух чист... тело тленом не тронулось, и улыбка на устах.
- Ахти мне, страхи какие, а дале что, богом прошу - не тяни, батюшка!
Громкий стук в окно прервал задушевную беседу. Стучали настойчиво и
многократно.
Как ни хотелось Аграфене Петровне дослушать до конца, а открыть все же
пришлось.
Когда старушка увидела на крыльце Ивана Химкова, она побледнела и
попятилась.
- Плохо, матушка Аграфена Петровна, жениха встречаете, - стараясь казаться
веселым, сказал Химков. Он обнял и поцеловал старуху. - Наши все
кланяются, велели вам здравствовать.
- Спасибо, спасибо, - собралась с духом Лопатина, - пока живем, слава
богу, здравствуем... Наташа, доченька, - неожиданно захныкала старуха, -
ушла, горемычная, ушла, словно в воду канула.
- Я пойду, матушка, в городе дел много, - кланяясь и отступая к двери,
объявил отец Сергий. - Спасибо за хлеб, за соль...
_______________________________
? Опять
- Не пущу, - кинулась к нему Аграфена Петровна, - сказывай, что дале было,
тогда уйдешь.
- Да как же, матушка? К тебе гости дорогие... - бормотал поп, топоча
ногами. - Буду еще в городе, беспременно зайду. Наливочку заготовь, не
забудь, голуба. - И поп юркнул в дверь.
Старуху словно подменили.
- Ушла Наталья. Знать, неспроста от жениха спасается, не мог к себе
приручить, - с яростью набросилась она на Ивана. - Ты сам во всем виноват
- два года со свадьбой тянешь, все денег нет. А без денег всяк в дураках
бывает.
- Врете, Аграфена Петровна, быть того не может! - От жестокого оскорбления
Иван побледнел, будто колом повернуло ему сердце. Он грозно шагнул к
старухе: - Скажите, где Наталья?
- Ой, ой, спасите, миленькие! - заголосила Лопатина, испугавшись Ивановых
глаз. - С ума ты сошел, парень! В Вологде у тетки живет Наталья - больше
деться ей некуда.
И старуха поспешно отбежала за печку, подальше от страшного жениха.
- Тебе, Иван Алексеевич, тут делать нечего. Иди откуда пришел! - крикнула
она, осмелев.
- Спасибо, Аграфена Петровна, поприветили. Не говоря больше ни слова,
Химков выбежал на крыльцо, крепко хлопнув дверью.
- Знай, дурак, нет Натальи в Вологде! Для тебя нигде нет, лучше не ищи,
все равно не найдешь! - открыв окно, завизжала Аграфена Петровна. -
Проваливай, проваливай, женихи-то у нас найдутся с деньгами, не то что ты,
нищий!
- Ну-к что ж, пойдем, Ваня, - обняв друга, сказал Степан. - Сбесилась
старая ведьма. С чужого голоса говорит. Думаю, про Наташу у Окладникова
спросить надо. Ему-то ведомо... Не плачь, Ваня, не надо.
- Погоди, Еремей Панфилыч, - бледный как снег шептал Иван, - погоди, друг!
Пойдем, Степан, прямо к нему пойдем.
Не заметили друзья, как очутились у резного крыльца купеческого дома. Не
помнил Иван, как вошел в горницу.
Еремей Панфилыч что-то писал, прикидывая на счетах.
-А, Химков молодший... Иван Алексеевич, - снимая очки, сказал Окладников.
- Ну, с чем пришел, выкладывай.
На лице купца Химков увидел добродушную улыбку.
- Где Наталья? - задыхаясь от ярости, едва слышно спросил Иван и, сжав
кулаки, двинулся на купца.
- Знал бы, сказал, - спокойно смотря в глаза мореходу, ответил Еремей
Панфилыч, -
да беда - не знаю. А ты сядь, не гоношись, посидим рядом да поговорим
ладом. Кулаками делу не поможешь, а по-хорошему ежели, глядишь, и я чем
помогу.
Едва сдерживая гнев, Химков все же сел. Его смутило спокойствие купца.
- В одном перед тобой виноват, Иван Алексеевич, - продолжал медленно
Окладников, - полюбил Наталью, паче жизни она мне стала. Не посмотрел, что
твоя невеста, сватать стал. Прости, Иван Алексеевич. - Окладников встал и
поклонился Химкову. - Да ведь отказала она, - усевшись на место и немного
помолчав, снова начал купец. - На богатство мое не посмотрела, слушать не
стала. Ну, я не скрою, в тоске да в горе пребывал. Однако смирился,
отошел. Другой вины, Ваня, за собой не знаю. Сам понять не могу, куда
Наталья делась. А ежели что злые языки говорят, не верь, брат, богом
клянусь, не верь...
- Может, слыхал что, Еремей Панфилыч, посоветуй, как быть, где концы
искать? - Теперь в голосе Химкова звучала мольба.
- Знать не знаю и ведать не ведаю. У матери спроси, с нее первый спрос.
- Спрашивал, Еремей Панфилыч, не говорит. В Вологде сестра Аграфены
Петровны живет. Дак, может, Наташа к ней подалась, у тетки скрывается?
- Может, и так. Не пропадет девка, найдется. О другом тебе думать надо -
деньжат сколотить. Отец-то болен ведь? - Купец испытующе посмотрел на
Химкова. - Вот что, парень, этим летом я новую лодью на Грумант обряжаю.
Видал, может, "Святой Варлаам" против дома Свечниковых стоит... Так вот,
коли охота кормщиком на нее, иди - не обижу... Другой бы тебя нипочем
кормщиком не взял - молодой, а я знаю, не подведешь - отцовская хватка-то.
Иван совсем опешил. Он понимал: предложение Окладникова для него большая
честь. В себе он был уверен. Но Наталья? Мог ли он ее бросить!
- Нет, Еремей Панфилыч, не могу. Спасибо за честь, знаю, великое дело для
меня делаешь, - ответил Химков. - Не жизнь мне без Натальи. Хотя бы след
отыскать, - с тоской говорил он, - весточку бы от нее... Нет, пока не
найду, никакое дело невмочь.
Полный ненависти взгляд бросил купец на молодого Химкова и тут же, таясь,
спрятал глаза.
- Неволить не буду, Иван Алексеевич. Однако подумай, три дня лодья тебя
ждать будет. Хорошего хочу, как сыну.
Химков еще раз поблагодарил купца. Вышел от него словно в тумане. "Бить
хотел, а он ко мне добром. Повинился, что Наталью любит", - пронеслось у
него в голове.
Хмурым взглядом проводил купец молодого Химкова.
- Ну-к что ж, сказал злодей, где Наталья? - встретил товарища Степан.
- Не ведает про то Еремей Панфилыч, - тряхнув головой, тихо сказал Химков.
- Добром ко мне... кормщиком на новую лодью берет, слышь, Степан, на
Грумант обряжает.
Степан свистнул.
- Вот как, кормщиком! Ну и хитер, старый пес? Ну-к что ж, и мы неспроста.
Ты как, Иван, согласился?
- Нет, Степан, как можно, Наталью буду искать.
- Эх, Ваня, Ваня! Идти надо было. Что мы без денег-то? В таком деле
перво-наперво деньги. Полста бы рублев наперед у него взять. С такими
деньгами я не только Наталью, черта за хвост приволоку. Вот и выходит...
- Степан, - обнимая друга, радостно вскричал Химков, - не думал я, что ты
Наталью без меня похочешь искать! А ежели так... - И бросился обратно в
дом.
- Не скажи старому черту, зачем тебе деньги! - успел крикнуть вдогонку
Степан
Пока Иван Химков разговаривал с Окладниковым, Степан уселся на ступеньки
крыльца и смотрел на весенние, мутно-коричневые воды Двины.
- Нет, шалишь, - забывшись, громко сказал он, - шалишь, Еремей Панфилыч,
окаянная твоя душа. Не обманешь, насквозь твою хитрость вижу.
Но Степан ошибался, думая, что разгадал купца. Он не мог постичь всю
низость души Окладникова и не предполагал, на какие лишения и опасности
обрекает своего друга Ивана, советуя ему стать кормщиком "Святого
Варлаама".
На крыльцо выбежал обрадованный Химков.
- Степан! Дал ведь Еремей Панфилыч, сто рублев выложил! Смотри! - Химков с
торжеством показал другу десять золотых. - Полную волю мне дал. "Бери,
говорит, в артель кого хошь, я не против".
- Ну-к что ж, ежели дал - хорошо. Иди, парень, на Грумант. Воротишься -
Наталья тебя ждать будет. А окромя всего, ты людей из беды выручишь.
Семена Городкова на лодью возьми - верный человек. Федюшку зуйком - вот
мать обрадуется... Да и Ченцова прихвати. Егор дело знает, не подведет. А
теперь поздравить надо: с первой лодьей тебя, - обнял друга Степан. - В
таком разе и стаканчик испить не грех.
И друзья отправились отпраздновать удачу.
На следующий день погода изменилась. В городе стало холодно и туманно,
всю ночь шел студеный мелкий дождик. Побережник упорно нес с моря низкие
