посещают Шпицберген, где моржовые стада пока неисчерпаемы. Не так ли?
- Все это так, сэр. - Вильяме Бак догадывался, к чему клонит банкир. -
Русские охотнее промышляют на Груманте. Но я сомневаюсь...
- Не будет ли разумным в таком случае, дорогой Бак, отвадить их от этого
острова? Я думаю... гм... следует потопить несколько промысловых кораблей
где-нибудь поблизости от Шпицбергена, и тогда русские мужики попадут в
тиски: с одной стороны, разорительная монополия графа Шувалова, а с другой
- вы, дорогой Бак. Вам не следует забывать: корабельный лес необходим для
Англии, - посмотрев внимательно на купца, добавил Бенджамин Вольф. - Я
уверен, королевское правительство оценит ваш патриотизм и сможет забыть
некоторые досадные стороны вашей деятельности на родине. Надеюсь, вы
согласны? А впрочем, это неважно, согласны вы или нет, - отрезал банкир,
увидев на лице Бака колебание, -так или иначе, все это вы возьмете на себя.
Вильямс Бак в крайнем замешательстве вытер пот со лба.
- Позволю себе заметить, сэр, - робко вставил он, - местное купечество
относится к нам недоброжелательно. В Петербург на высочайшее имя написана
жалоба...
Банкир усмехнулся.
- Жалоба. Да кто сейчас в Петербурге будет разбираться в делах,
происходящих на Севере! Императрица Елизавета доживает последние дни.
Сановники заняты вопросами престолонаследия. Мы постараемся создать мнение
при дворе, что русским мужикам опасно заниматься мореплаванием. - И, не
давая Баку вымолвить слово, банкир продолжал: - С открытием навигации в
Архангельске к вам явится шкипер купеческого судна с письмом от торгового
дома "Вольф и сыновья". С подателем письма вы можете вести переговоры, он
поможет вам найти лесорубов.
Банкир поднялся и небрежно подал руку Баку.
- Желаю удачи.
Юркий краснощекий трактирщик был уже тут как тут и помогал знатному гостю
одеваться.
Стараясь избежать любопытных глаз, торопливо проскользнул Бенджамин Вольф
через шумный зал. Звякнул колокольчик - за банкиром захлопнулась дверь.
Задумавшись, Вильямс Бак долго сидел в таверне. Он не слышал, как
буйствовал свирепый ветер, завывая в трубах, шевеля отставшей на крыше
доской, хлопая где-то совсем рядом открытой ставней.
Глава десятая
У ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ
Вонючий дым солдатского табака ест глаза. Петр Федорович в куцем мундире
голштинского офицера, попыхивая любимой глиняной трубкой, вышагивает взад
и вперед по тесноватому, устланному коврами кабинету. Поворачиваясь, он
каждый раз резко звякает шпорами.
Непринужденно развалясь в удобном кресле, сидит розовощекий Роберт Кейт,
английский посланник; он в задумчивости дымит душистой сигарой, изредка
взглядывая на щуплую фигурку наследника.
Веселые огоньки камина тускло отсвечивают на лакированной мебели, на эфесе
шпаги князя, вспыхивают в доспехах медного тевтонского рыцаря, застывшего
у дверей на бессменной вахте. Для великого князя Петра-Ульриха из
Голштинии рыцарское чучело олицетворяло воинственное высокопочитаемое
пруссачество. Наследник российского престола, будущий император, презирал
все русское. Даже восковые и деревянные солдатики на большом длинном
столе, которыми великий князь неизменно "одерживал победы" над датскими
полководцами, были в прусских цветистых мундирах.
С заседания военной конференции Петр Федорович вернулся огорченный,
расстроенный. И недаром: над головой короля Фридриха, кумира недалекого
князя, собрались грозные тучи. Русская императрица посылает новые полки на
прусскую землю, русские фельдмаршалы готовят коварные планы...
"Очень кстати, - раздумывал князь, - пришел этот напыщенный болван Кейт.
Он всегда начинен новостями, как шоколадная бонбоньерка сюрпризами".
И сегодня Кейт обрадовал князя весточкой о большом друге Фридрихе.
Развеселившись, Петр Федорович много и, как казалось ему, остроумно
высмеивал генералов, выступавших на военном совете.
Хитрый англичанин, умевший ловить рыбку в мутной воде, был отменно
доволен. Теперь он ждал удобного случая распрощаться с князем.
- Ваше высочество, анекдоты о сегодняшнем совещании были особенно
остроумны, и я уверен: слова ваши окажутся пророческими, - посланник
зашевелился, собираясь встать.
Уткнувшись в угол, великий князь звякнул шпорами и, круто повернувшись,
зашагал прямо на Роберта Кейта.
"А князь и вправду придурковат", - удивлялся Кейт, глядя на покрасневшее
от напряжения и выпитой водки маленькое злое лицо князя.
Наследник наступал, четко отбивая шаг и грозно выпучив глаза. У самого
кресла, где сидел Кейт, Петр Федорович, стукнув каблуками, застыл в
неподвижной позе.
- Да здравствует мой друг великий Фридрих! - вдруг тонким голосом крикнул
наследник.
Подгибая длинные журавлиные ноги, с охапкой березовых поленьев вошел слуга
Василий Помазкин и бесшумно свалил их у камина.
Старик хитрил: не охапка дров привела его сегодня в кабинет наследника.
Вчера он виделся с дорогими земляками - Петром Савельевым и Амосом
Корниловым, прочитал поморскую жалобу и долго расспрашивал морехода о
тамошних делах. Вспомнив молодость, родные далекие края, Студеное
бескрайное море, Василий Помазкин всплакнул и твердо решил помочь землякам.
- Василий, жарко, отставить, - повернув голову в сторону лакея, отрывисто
сказал князь, - зачем здесь... не звал.
Василий Помазкин, закинув голову, вытянулся.
- Батюшка Петр Федорович, дозволь старику слово молвить. - Он с мольбой
глядел на князя.
- Что? Говори, говори, - проскрипел наследник, вытаращив глаза. - Что, а?
Наследник не сердился, он по-своему любил преданного слугу Василия
Помазкина. Злое лицо князя сделалось будто проще, добрее.
Вынув из-за пазухи плотный белый пакет, бывший гвардеец рухнул на мягкий
бухарский ковер.
- Милостивец, родимец наш, возьми. - Старик стукнул об пол головой. -
Жалоба матушке императрице.
- Обидели тебя? Кто? - Петр сделал свирепое лицо.
- Ежели б меня, батюшка, - не вставая с колен, ответил Помазкин, - и
просить бы не стал. Поморян, мореходов наших, злодеи извести умыслили.
Корабельщину без разума рубят, в заморье отправляют, а без леса-то, сам
знаешь, батюшка, ни кораблей, ни мореходов... Престолу поруха.
Английский посланник, с невозмутимым видом разглядывавший восковых солдат,
расставленных на подступах к игрушечным крепостям, при этих словах
насторожился.
- Кто смеет?! - сорвался на визг наследник. - Встань, Василий! - Он,
нагнувшись, схватил старика за ворот. - Передам, сегодня передам... Как
смеют? - Он вырвал пакет из рук Помазкина и бросил на стол.
Василий поднялся и со слезами благодарности кинулся целовать руки
наследнику.
- Петр Федорович, да за это, за такую твою милость мы... - голос старика
дрогнул, - я, то есть, жизнь... - Глаза помора затуманились. - Только
скажи, все сделаем.
Великого князя тронули искренние, идущие от души слова преданного слуги.
- Сегодня передам, - твердо повторил он. - Сам просить тетушку стану.
Старик снова растянулся на ковре.
- Довольно, уйди, - махнул рукой наследник, - занят!
Помазкин, утирая слезы, пятясь, вышел из комнаты, плотно прикрыв дверь.
Воцарилось молчание. Посланник холеными ногтями отбивал дробь на
полированном столе. В камине весело потрескивали сухие дрова. Громко
тикали громоздкие бронзовые часы. Наследник усиленно пыхтел глиняной
трубкой.
- Беспорядки, беспорядки, - неожиданно громко заговорил он, - везде
беспорядки... большое государство... трудно женщине.
- Ваше высочество, - поднялся посланник, взглянув на часы, - мне пора. Но
перед уходом я должен выполнить приятное поручение. - Он поклонился. -
Ваше высочество, миссис Кейт скоро уезжает на родину и решила на память
преподнести вашей светлейшей супруге этот маленький сувенир. - Англичанин
вынул из кармана атласную коробочку и открыл ее.
Великий князь с любопытством взглянул на большую бриллиантовую брошь.
- Какие камни! Прелесть! Передайте глубочайшую благодарность миссис Кейт.
Но чем я отблагодарю? Я, право, затрудняюсь...
- Не затрудняйтесь, ваше высочество. У меня к вам будет только одна
просьба.
Наследник поднял жиденькие брови. Его небольшая головка дернулась.
- О, не беспокойтесь, ваше высочество, просьба самая маленькая, - поспешил
успокоить великого князя посланник. Он помолчал. - Подарите мне это, ваше
высочество. - Кейт взял в руки поморскую жалобу.
Брови наследника еще больше поднялись. Да и как не удивляться чудаковатому
англичанину!
- Этот конверт... О дорогой сэр, но это ничтожно! - воскликнул он. - Если
хотите, прошу вас! - Великий князь склонил голову. - Однако меня мучает
любопытство, зачем вам этот конверт?
- Благодарю вас, ваше высочество, вы так великодушны... Итак, я считаю
конверт своей собственностью. - Посланник взглянул на великого князя.
- Да-да, дорогой сэр!
Взяв со стола пакет, англичанин шагнул к камину и бросил его в огонь.
- Я хотел избавить вас от лишнего беспокойства, ваше высочество. - Любезно
раскланявшись, англичанин вышел.
* * *
На другой день в дом к Петру Савельеву пришел старик Помазкин. Красная с
золотым позументом ливрея была изрядно выпачкана грязью. Он был пьян, но
на ногах держался крепко и рассуждал здраво.
- Амос Кондратьевич, друг милый! Прости ты старого дурака. Не вышло
дело... Прошибся я, тем людям веру дал. Вот оно и получилось... с того и
пьян седни.
- Да что получилось-то? - допытывался встревоженный Корнилов.
- А так, - отмахивался старик, - вдругорядь жалобу писать надо. На тот год
привезешь, дак я без ошибки, в собственные руки... А теперь ехал бы ты
домой, друг, - опустишь зимнюю дорожку, намаешься.
Тем и кончился разговор. Ничего не добившись, уехал в Архангельск Амос
Кондратьевич. А Василий Помазкин даже старому своему дружку Петру
Савельеву не открыл, куда делась поморская жалоба. Сам-то Помазкин хорошо
про то знал. Выгребая золу из камина в кабинете наследника, он нашел там
обгоревшие остатки гербовой бумаги.
Глава одиннадцатая
В ЗАПАДНЕ
Очнулась Наталья в теплой избе, на мягкой постели. Около нее хлопотали две
молоденькие девушки с завидным румянцем на щеках. Они радостно вскрикнули,
увидев, что Наталья открыла глаза.
Подошла полная пожилая женщина с приятным спокойным лицом. Она подала
Наталье кружку с какой-то темной жидкостью.
- Пей, родная, - певуче сказала женщина, - на божьей травке настоено, сил
вдвое прибудет. О матери не тревожься, жива - здорова она.
- Спасибо, - ответила Наталья. Она осушила кружку с горьковатым напитком.
Помолчав, спросила: - Что за люди спасли нас?
- Муж мой и сыновья, - с гордостью сказала женщина. - Услышали, кто-то
кричит в лесу, и поспешили. А это дочки мои, - показала она на девушек.
Сестры-близнецы Дуняша, Дарья и Луша - девки краше одна другой.
Круглолицые, пышнотелые, с толстыми русыми косами, ростом невелички - в
мать, они, словно колобки, катались по горнице.
Любопытные не в меру девушки засыпали Наталью вопросами: как живут в
городе, богато ли, весело ли, много ли женихов да часты ли свадьбы?
- Есть ли у тебя, Натальюшка, жених? - помолчав, спросила бойкая смешливая
Луша.
- Есть, девоньки, Иваном зовут, - ответила, зардевшись, девушка, - и
свадьба летом.
- Счастливая ты... у нас в лесу не сыщешь женихов-то, окромя волков да
медведей, - с сожалением промолвила Даша, накручивая кончик косы на палец.
- Осьмнадцатый годок на свете живем, а путного ничего не видели, - вторила
ей Дуня, лукаво посматривая на сестер. - А скажи, Натальюшка, - спросила
она, вздохнув, скромно опустив глаза, - правду люди говорят, нет лучше
игры, как с милым в переглядушки?
- Одно, девушки, скажу, - вспыхнув, смутилась Наталья, - без солнышка
нельзя пробыть и без милого нельзя прожить... За милого я на себя
поступлюсь, не пожалею...
- Прошлым летом, - тараторила Луша, - к нам охотник в избу заходил. Мужик
молодой и лицом приглядист, я как увидела, так, поверишь, голова вкруг
пошла .. И посейчас не спится, не лежится, все про милого грустится.