двора; дети кричали, дрались и играли в другом углу. Стук кеглей и возгласы
игроков сливались с сотней других звуков, везде шум и суета - везде, за
исключением маленького, жалкого сарая в нескольких ярдах от этого места, где
в ожидании пародии на следствие лежало неподвижное и посиневшее тело
канцлерского арестанта, который умер прошлой ночью! Тело! Таков юридический
термин для обозначения беспокойного, мятущегося клубка забот и тревог,
привязанностей, надежд и огорчений, из которых создан живой человек. Закон
получил его тело, и здесь лежало оно, облаченное в саван, - жуткий свидетель
милосердия закона.
- Не желаете ли заглянуть в свистушку, сэр? - осведомился Джоб Троттер.
- Что вы имеете в виду? - в свою очередь спросил мистер Пиквик.
- Свистушка - там свищут, сэр, - вмешался мистер Уэллер.
- Что это такое, Сэм? Там продают птиц? - полюбопытствовал мистер
Пиквик.
- Что вы, сэр, господь с вами! - сказал Джоб. В свистушке продают
спиртные напитки, сэр.
Мистер Джоб Троттер кратко объяснил, что под угрозой большого штрафа
запрещено проносить в долговую тюрьму спиртные напитки, а так как этот товар
высоко ценится леди и джентльменами, здесь заключенными, то некоторые
расчетливые тюремщики решили из корыстных побуждений смотреть сквозь пальцы
на двух-трех арестантов, получающих прибыль от розничной торговли
излюбленным напитком - джином.
- Такой порядок, сэр, постепенно ввели во всех долговых тюрьмах,
добавил мистер Троттер.
- И он имеет одно большое преимущество, - вставил Сэм, - тюремщики изо
всех сил стараются поймать контрабандистов, кроме тех, кто им платит, а
когда об этом печатается в газетах, их хвалят за бдительность. Отсюда две
выгоды: прочим неповадно заниматься торговлей, а тюремщики пользуются
хорошей репутацией.
- Совершенно верно, мистер Уэллер, - подтвердил Джоб.
- Но разве никогда не обыскивают этих камер, чтобы узнать, не спрятан
ли там спирт? - спросил мистер Пиквик.
- Конечно, обыскивают, сэр, - отвечал Сэм, - но тюремщики узнают
заранее и предупреждают свистунов, а потом можете свистеть сколько угодно
все равно ничего не найдете.
Тем временем Джоб постучался в дверь, которую открыл джентльмен с
растрепанной шевелюрой; он запер ее, как только они вошли, и ухмыльнулся; в
ответ ухмыльнулся Джоб, а также Сэм; мистер Пиквик, предполагая, что этого
ждут и от него, не переставал улыбаться до конца свидания.
Джентльмен с растрепанной шевелюрой был, казалось, вполне удовлетворен
такой молчаливой манерой вести дела и, достав из-под кровати плоскую
глиняную флягу, вмещавшую около двух кварт, наполнил три стакана джином, с
которым Джоб Троттер и Сэм расправились мастерски.
- Еще? - спросил джентльмен-свистун.
- Хватит! - ответил Джоб Троттер.
Мистер Пиквик расплатился, дверь открылась, и они вышли; растрепанный
джентльмен дружески кивнул мистеру Рокеру, случайно проходившему мимо.
Затем мистер Пиквик отправился бродить по всем галереям и лестницам и
еще раз обошел весь двор. Большинство обитателей тюрьмы, казалось, состояло
из Майвинсов, Сментлей, священников, мясников и шулеров, встречавшихся
снова, и снова, и снова. Во всех закоулках, и лучших и худших, была все та
же грязь, та же суета и шум. Вся тюрьма как будто была охвачена
беспокойством и тревогой, а люди толпились и шныряли, как тени в тревожном
сне.
- Я видел достаточно, - сказал мистер Пиквик, бросаясь в кресло в своей
маленькой камере. - У меня голова болит от этих сцен и сердце тоже болит.
Отныне я буду пленником в своей собственной камере.
И мистер Пиквик твердо держался этого решения. В течение трех долгих
месяцев он целыми днями сидел взаперти, выходя подышать воздухом только
ночью, когда большинство его товарищей по тюрьме спали или пьянствовали в
своих камерах. Его здоровье начало страдать от такого сурового заключения.
Но, несмотря на непрерывные мольбы Перкера и друзей и еще более неотступные
предостережения и увещания мистера Сэмюела Уэллера, он ни на йоту не изменил
своего непоколебимого решения.
ГЛАВА XLVI
сообщает о трогательном и деликатном поступке,
не лишенном остроумия, задуманном и совершенном
фирмою "Додсон и Фогг"
За неделю до конца июля на Госуэлл-стрит показался быстро катившийся
наемный кабриолет, номер которого остался нам неизвестен. В него были
втиснуты трое, кроме кэбмена, сидевшего на собственном отдельном сиденье
сбоку. Поверх фартука экипажа свисали две шали, принадлежавшие, по всей
вероятности, двум маленьким сварливым на вид леди, прикрытым фартуком; между
ними, сжатый как только возможно, вдвинут был джентльмен, неповоротливый и
смиренный, которого резко обрывали то одна, то другая из упомянутых
сварливых леди при любой его попытке сделать какое-либо замечание. Две
сварливые леди и неповоротливый джентльмен давали кэбмену противоречивые
указания, преследующие одну общую цель, а именно: он должен был остановиться
у подъезда миссис Бардл, причем неповоротливый джентльмен, явно бросая вызов
сварливым леди, утверждал, что дверь зеленая, а не желтая.
- Кучер, остановитесь у дома с зеленой дверью, - сказал неповоротливый
джентльмен.
- Вот несносное создание! - воскликнула одна из сварливых леди. Кучер,
остановитесь вон там, у дома с желтой дверью.
Кэбмен, собиравшийся остановиться у дома с зеленой дверью, так резко
дернул лошадь, что она едва не въехала задом в кабриолет, после чего он
позволил ей снова опустить передние ноги на землю и затормозил.
- Ну, где же мне остановиться? - спросил кэбмен. Решайте. Я только хочу
знать - где?
Спор возобновился с новым пылом, а так как лошади досаждала муха,
садившаяся ей на нос, то кэбмен, воспользовавшись досугом, хлестал ее по
голове, руководствуясь принципом противоположных раздражений.
- Решает большинство голосов, - сказала, наконец, одна из сварливых
леди. - Кучер, дом с желтой дверью!
Но когда кабриолет с шиком подъехал к дому с желтой дверью, "произведя
больше шуму, чем собственный экипаж", как заметила с торжеством одна из
сварливых леди, и когда кэбмен соскочил, чтобы помочь дамам выйти из
экипажа, маленькая круглая голова юного Томаса Бардла высунулась из окна
дома с красной дверью, расположенного дальше.
- Возмутительно! - воскликнула только что упомянутая сварливая леди,
бросив уничтожающий взгляд на неповоротливого джентльмена.
- Моя милая, я не виноват, - сказал неповоротливый джентльмен.
- Молчи, болван! - отрезала леди. - Кучер, к дому с красной дверью! О,
если случалось когда-нибудь женщине иметь дело с грубияном, которому приятно
оскорблять свою жену при каждом удобном случае в присутствии посторонних, то
эта женщина - я!
- Вы бы постыдились, Редль, - сказала вторая маленькая женщина - не кто
иная, как миссис Клаппинс.
- Что же я сделал? - осведомился мистер Редль.
- Молчи, болван, молчи, или я забуду, что я женщина, и поколочу тебя!
воскликнула миссис Редль.
Пока длился этот диалог, кэбмен весьма позорно вел лошадь под уздцы к
дому с красной дверью, которую уже открыл юный Бардл. Поистине это был
недостойный и унизительный способ подъезжать к дому друзей! Рысак не
подкатил бешено к подъезду, кэбмен не соскочил с козел и не забарабанил в
дверь, не откинул фартука в самый последний момент, дабы леди не сидели на
ветру, и не передал им шалей, как это делает кучер "собственного экипажа"!
Никакого шика; это было вульгарнее, чем прийти пешком.
- Ну, Томми, - сказала миссис Клаппинс, - как здоровье твоей бедной
мамочки?
- Она совсем здорова, - отвечал юный Бардл. Она готова и ждет в
гостиной. И я тоже готов.
Тут юный Бардл засунул руки в карманы и начал прыгать с нижней
ступеньки подъезда на тротуар и обратно.
- А еще кто-нибудь едет с нами, Томми? - спросила миссис Клаппинс,
поправляя пелерину.
- Миссис Сендерс едет, - отвечал Томми. - И я тоже еду.
- Дрянной мальчишка, - пробормотала миссис Клаппинс. - Он только о себе
и думает. Послушай, милый Томми...
- Что? - отозвался юный Бардл.
- Еще кто-нибудь едет, миленький? - вкрадчиво осведомилась миссис
Клаппинс. - Миссис Роджерс едет, - отвечал юный Бардл, тараща глаза.
- Как! Леди, которая сняла комнату? - воскликнула миссис Клаппинс.
Юный Бардл глубже засунул руки в карманы и кивнул ровно тридцать пять
раз, давая понять, что речь идет о леди жилице и ни о ком другом.
- Ах, боже мой, - сказала миссис Клаппинс, - да это настоящий пикник.
- А если бы вы знали, что припрятано в буфете! - подхватил юный Бардл.
- А что там, Томми? - ласково спросила миссис Клаппинс. - Я уверена,
что мне ты скажешь, Томми.
- Нет, не скажу, - возразил юный Бардл, покачав головой и снова
взбираясь на нижнюю ступеньку. - Противный ребенок! - пробормотала миссис
Клаппинс. - Какой упрямый, скверный мальчишка! Ну, Томми, скажи же своей
дорогой Клаппи.
- Мама запретила говорить! - ответил юный Бардл. - И мне тоже дадут, и
мне тоже!
Вдохновленный такой перспективой, скороспелый ребенок с удвоенным
рвением занялся своей утомительной игрой.
Вышеприведенный допрос невинного младенца происходил, пока мистер и
миссис Редль и кэбмен препирались из-за денег. Когда спор окончился в пользу
кэбмена, миссис Редль подошла нетвердыми шагами к миссис Клаппинс.
- Ах, Мэри-Энн! Что случилось? - спросила миссис Клаппинс.
- Я вся дрожу, Бетси, - отвечала миссис Редль. Редль - не мужчина, он
все взваливает на меня.
Вряд ли это было справедливо по отношению к злосчастному мистеру Редлю,
ибо добрая супруга отстранила его в самом начале спора и властно приказала
держать язык за зубами. Впрочем, он не имел возможности оправдаться, так как
у миссис Редль обнаружились недвусмысленные симптомы приближающегося
обморока. Заметив это из окна гостиной, миссис Бардл, миссис Сендерс, жилица
и служанка жилицы поспешно вышли и проводили ее в дом, болтая без умолку и
всемерно выражая жалость и сострадание, словно она была несчастнейшей из
смертных. В гостиной ее уложили на диван, и жилица со второго этажа, сбегав
к себе, вернулась с флаконом нашатырного спирта, каковой она, крепко обняв
миссис Редль за шею, прижимала со всей женственной заботливостью и жалостью
к ее носу до тех пор, пока эта леди, долго отбивавшаяся, не вынуждена была
заявить, что чувствует себя гораздо лучше.
- Ах, бедняжка! - воскликнула миссис Роджерс. Я слишком хорошо понимаю
ее чувства.
- Ах, бедняжка! Я тоже! - подхватила миссис Сендерс.
И тогда все леди застонали хором и объявили, что они-то понимают, в чем
тут дело, и жалеют ее от всего сердца. Даже маленькая служанка жилицы,
тринадцати лет и трех футов росту, выразила шепотом сочувствие.
- Но что же случилось? - спросила миссис Бардл.
- Вот именно! Что расстроило вас, сударыня? - осведомилась миссис
Роджерс.
- Меня сильно взволновали, - укоризненным тоном произнесла миссис
Редль.
В ответ на это леди устремили негодующий взгляд на мистера Редля.
- Дело вот в чем, - сказал злополучный джентльмен, выступая вперед.
Когда мы сошли у подъезда, начался спор с кучером кабриоле...
Громкий вопль его жены, вызванный этим последним словом, заглушил
дальнейшие объяснения.
- Вы бы лучше нас оставили, Редль, пока мы не приведем ее в чувство,
сказала миссис Клаппинс. В вашем присутствии она никогда не оправится.
Все леди были того же мнения. Поэтому мистера Редля вытолкали из
