губы и устремил грозный взгляд на кроткую физиономию мистера Пиквика.
- Так это вы, сэр, покровительствовали и способствовали этому браку?
осведомился, наконец, мистер Бенджемин Эллен.
- А слуга этого джентльмена, - перебила старая леди, - шнырял вокруг
моего дома и старался втянуть моих слуг в заговор против их хозяйки. Мартин!
- Что прикажете? - откликнулся хмурый человек, шагнув вперед.
- Это тот самый человек, которого вы видели в переулке? О нем вы
говорили мне сегодня утром?
Мистер Мартин, человек, как известно, немногословный, посмотрел на Сэма
Уэллера, кивнул головой и пробурчал:
- Он самый.
Мистер Уэллер, не страдающий гордыней, дружески улыбнулся, встретив
взгляд хмурого грума, и вежливо сообщил, что "встречался с ним раньше".
- И этого преданного человека я чуть было не задушил! - воскликнул
мистер Бен Эллен. - Мистер Пиквик, как вы смели разрешить вашему парню
принимать участие в похищении моей сестры? Я требую у вас объяснения, сэр.
- Объяснитесь, сэр! - гневно возопил Боб Сойер.
- Это заговор, - слазал Бен Эллен.
- Форменное мошенничество, - добавил мистер Боб Сойер.
- Низкий обман, - вставила старая леди.
- Надувательство, - заметил Мартин.
- Прошу вас, выслушайте меня, - заговорил мистер Пиквик, когда мистер
Бен Эллен упал в кресло, в котором пускали кровь пациентам, и оросил слезами
свой носовой платок. - В этом деле я никакой помощи не оказывал и только
однажды присутствовал при свидании молодых людей, которого не мог
предотвратить. Я считал, что мое присутствие пресечет все подозрения, какие
могли бы возникнуть. Этим ограничивается мое участие, и я понятия не имел о
том, что они задумали немедленно вступить в брак. Впрочем, заметьте,
поспешил поправиться мистер Пиквик, - заметьте, я не говорю, что помешал бы
этому браку, знай я о нем заблаговременно.
- Вы слышите, слышите? - обратился мистер Бенджемин Эллен к
присутствующим.
- Надеюсь, они слышат, - кротко сказал мистер Пиквик, озираясь вокруг.
- И надеюсь, - добавил сей джентльмен, причем его лицо раскраснелось, - они
будут слушать и дальше. На основании того, что было доведено до моего
сведения, сэр, я утверждаю, что вы никакого права не имели насиловать
чувства своей сестры, как пытались это сделать. Скорее вам следовало бы
прибегнуть к нежности и терпению, чтобы заступить место более близких
родных, которых она утратила в детстве. Что же касается моего молодого
друга, то о нем я могу сказать следующее: с точки зрения материальных благ
он занимает такое же если не лучшее - положение, как и вы, и если вы не
желаете обсуждать этот вопрос с подобающей сдержанностью, я уклоняюсь от
дальнейших разговоров на эту тему.
- Я бы хотел сделать несколько коротеньких замечаний в добавление к
тому, что было сказано почтенным джентльменом, который только что замолчал,
произнес мистер Уэллер, выступив вперед, - а именно: один из присутствующих
назвал меня парнем.
- Это не имеет ни малейшего отношения к делу, Сэм, - перебил мистер
Пиквик. - Пожалуйста, замолчите.
- По этому пункту я и не собираюсь говорить, сэр, - возразил Сэм, - а
речь идет вот о чем: может быть, этот джентльмен думает, что тут была
какая-то старая привязанность, но ничего такого на самом деле не было.
Молодая леди в самом начале знакомства сказала, что терпеть его не может.
Никто ему дороги не перебивал, и дело кончилось бы для него точь-в-точь так
же, даже если бы молодая леди никогда в глаза не видела мистера Уинкля. Вот
что я хотел сказать, сэр, и надеюсь, что теперь я успокоил этого
джентльмена.
После утешительных замечаний мистера Уэллера наступила короткая пауза.
Затем мистер Бен Эллен, встав со стула, объявил, что никогда больше не
увидит Арабеллы, а мистер Боб Сойер, презирая лестные заверения Сэма,
поклялся жестоко отомстить счастливому супругу.
Но как раз в тот момент, когда страсти разгорелись и грозили остаться в
таком состоянии, мистер Пиквик обрел могущественную союзницу в лице старой
леди, которая, - по-видимому, весьма потрясенная той речью, какую он
произнес в защиту ее племянницы, - рискнула высказать мистеру Бенджемину
Эллену несколько утешительных мыслей в таком духе: пожалуй, в конце концов
хорошо, что не случилось чего-нибудь похуже; чем меньше об этом говорить,
тем скорее все уладится, и, честное слово, она не уверена, так ли уж это
плохо; что сделано, того не переделаешь, и если горю ничем не поможешь,
значит надо терпеть - и добавила еще немало таких же оригинальных и
ободряющих доводов. На все это мистер Бенджемин Эллен отвечал, что он отнюдь
не намерен оказать неуважение тетушке или кому бы то ни было из
присутствующих, но если им все равно и они позволят ему поступать по-своему,
то он предпочитает безумно ненавидеть свою сестру до самой смерти и даже
после оной.
Наконец, когда об этом решении было заявлено раз пятьдесят, старая
леди, внезапно выпрямившись и приняв величественную осанку, пожелала узнать,
за какие такие провинности ей не оказывают уважения, подобающего ее возрасту
и достоинству; и почему она должна просить и умолять своего собственного
племянника, которого она помнит лет за двадцать пять до его рождения и знала
лично, когда у него во рту не было ни единого зуба, не говоря уже о том, что
она присутствовала при первой его стрижке и принимала участие во многих
других чрезвычайно важных церемониях, и одно это дает ей право требовать от
него любви, послушания и сочувствия до конца жизни.
Пока добрая леди распекала мистера Бена Эллена, Боб Сойер и мистер
Пиквик удалились для конфиденциального разговора в соседнюю комнату, и там
мистер Сойер, как было замечено мистером Пиквиком, прикладывался несколько
раз к горлышку черной бутылки, под влиянием которой на его физиономии
появилось беззаботное и даже веселое выражение. Наконец, он с бутылкой в
руке вышел из комнаты и, выразив сожаление по поводу того, что свалял
дурака, предложил тост за здоровье и благополучие мистера и миссис Уинкль,
коих он, чуждый всякой зависти, готов поздравить.
Услышав эти слова, мистер Бен Эллен вдруг вскочил со стула и, схватив
бутылку, откликнулся с такой готовностью на тост, что лицо у него почернело,
как сама бутылка, ибо напиток отличался крепостью. Затем черная бутылка
стала переходить из рук в руки, пока не опустела, вызвав столько рукопожатий
и поздравлений, что даже металлическая физиономия мистера Мартина расплылась
в улыбку.
- А теперь, - сказал Боб Сойер, потирая руки, - мы чудесно проведем
вечер.
- Как ни досадно, но я должен вернуться в гостиницу, - возразил мистер
Пиквик. - За последнее время я отвык от путешествий, и поездка чрезвычайно
утомила меня.
- Не выпьете ли вы чаю, мистер Пиквик? - с покоряющей любезностью
предложила старая леди.
- Благодарю вас, никак не могу, - отвечал сей джентльмен.
Дело в том, что возрастающее расположение старой леди и послужило
главной причиной, побудившей мистера Пиквика удалиться. Он вспомнил миссис
Бардл, и от каждого взгляда старой леди его бросало в холодный пот.
Так как мистер Пиквик решительно отказался остаться, то условились, по
его инициативе, что мистер Бенджемин Эллен поедет вместе с ним к мистеру
Уинклю-старшему и карета будет подана завтра к девяти часам утра. Затем
мистер Пиквик распрощался и в сопровождении Сэмюела Уэллера отправился в
гостиницу "Кустарник". Следует отметить, что физиономия мистера Мартина
судорожно исказилась, когда он прощался с Сэмом и пожимал ему руку, и что он
выжал из себя улыбку и ругательство одновременно. На основании таких
симптомов те, кто был близко знаком со странностями этого джентльмена,
заключили, что он чрезвычайно доволен обществом мистера Уэллера и добивается
чести более близкого с ним знакомства.
- Прикажете занять для вас отдельный кабинет, сэр? - осведомился Сэм,
когда они прибыли в "Кустарник".
- Нет, не стоит, Сэм, - отвечал мистер Пиквик. Я уже пообедал в
ресторане и скоро лягу спать. Посмотрите, Сэм, есть ли кто-нибудь в комнате
для торговых агентов.
Мистер Уэллер отправился исполнять поручение и вскоре доложил, что там
никого нет, кроме одноглазого джентльмена, который распивает подслащенный
портвейн с лимоном вместе с хозяином гостиницы.
- Я присоединюсь к ним, - сказал мистер Пиквик.
- Чудной парень этот одноглазый, сэр, - сообщил мистер Уэллер, шагая
впереди. - Такой чепухи наболтал хозяину, что тот хорошенько не знает, на
ногах он стоит или на голове.
Когда мистер Пиквик вошел, человек, к которому относилось это
замечание, сидел в дальнем углу комнаты и курил большую голландскую трубку,
не спуская единственного глаза с круглолицого хозяина, жизнерадостного на
вид старика. Ему он только что рассказал какую-то поразительную историю, о
чем свидетельствовали отрывистые восклицания вроде: "Ну, ни за что бы не
поверил! Да слыханное ли это дело! В голову бы не пришло, что такие вещи
случаются!", и другие возгласы изумления, невольно вырывавшиеся у хозяина,
когда он встречал пристальный взгляд одноглазого.
- Здравствуйте, сэр, - сказал одноглазый мистеру Пиквику. - Прекрасный
вечер, сэр.
- О да! - отозвался мистер Пиквик, когда слуга поставил перед ним
графинчик бренди и горячую воду.
Пока мистер Пиквик разбавлял бренди водой, одноглазый зорко посматривал
на него и, наконец, сказал:
- Как будто я с вами уже встречался.
- Что-то не припоминаю, - отвечал мистер Пиквик.
- Ну, конечно! - сказал одноглазый. - Вы меня не знаете, а я знал двух
ваших друзей, которые останавливались в итенсуиллском "Павлине" во время
выборов.
- Ах, вот как! - воскликнул мистер Пиквик.
- Вот-вот, - подтвердил одноглазый. - Я рассказал им одну историю о
своем приятеле Томе Смарте. Быть может, они вам говорили об этом.
- Частенько, - улыбаясь, ответил мистер Пиквик. Кажется, это был ваш
дядя?
- Нет, только друг моего дяди, - возразил одноглазый.
- А все-таки удивительный человек был этот ваш дядя, - заметил хозяин
гостиницы, покачивая головой.
- Да, пожалуй, что так, - согласился одноглазый. Об этом самом дяде,
джентльмены, я могу вам рассказать историю, которая вас удивит.
- Неужели? - воскликнул мистер Пиквик. - Непременно расскажите.
Одноглазый торговый агент зачерпнул стакан портвейна из чаши, выпил,
затянулся голландской трубкой, крикнул Сэму Уэллеру, топтавшемуся у двери,
чтобы он не уходил, если ему хочется послушать, ибо эта история отнюдь не
секрет, и, уставившись единственным глазом в лицо хозяина, поведал историю,
которую мы изложим в следующей главе.
ГЛАВА XLIX,
содержащая историю дяди торговою агента
"Мой дядя, джентльмены, - начал торговый агент, - был один из самых
жизнерадостных, приятных и остроумных людей. Жаль, что вы его не знали,
джентльмены. А впрочем, нет, джентльмены, не жаль! Если бы вы его знали, то
по законам природы были бы вы все теперь или в могиле, или во всяком случае
так близко от нее, что сидели бы по домам и не показывались в обществе, а,
значит, я бы лишился бесценного удовольствия беседовать сейчас с вами.
Джентльмены, жаль, что ваши отцы и матери не знали моего дяди - они были бы
в восторге от него - в особенности ваши почтенные маменьки, это я наверняка
знаю. Если бы из многочисленных добродетелей, его украшавших, надлежало
выбрать две, превосходящие все остальные, то я бы сказал, что это было
