Джентльмены! Дядя тотчас же выскочил из кареты с таким азартом, что она
подпрыгнула на рессорах.
- А, так, значит, вы передумали, - сказал кондуктор, увидев, что дядя
стоит перед ним.
Дядя несколько секунд смотрел на кондуктора, подумывая о том, что,
пожалуй, не худо было бы вырвать у него мушкет, выстрелить в лицо человеку с
большим палашом, другого ударить прикладом по голове, схватить молодую леди
и, воспользовавшись суматохой, удрать. Но, поразмыслив, он отверг этот план,
показавшийся ему слишком мелодраматическим, и последовал за двумя
таинственными джентльменами, входившими в старый дом, перед которым
остановилась карета. Шагая по обе стороны молодой леди, они свернули в
коридор, и дядя пошел за ними.
Такого ветхого унылого дома дядя никогда еще не видывал. Вероятно,
здесь была когда-то большая гостиница, но теперь крыша во многих местах
провалилась, а лестницы были крутые, со стертыми и сбитыми ступенями. В
комнате, куда они вошли, находился большой камин, почерневший от дыма, но не
пылал в нем яркий огонь. Зола еще лежала белыми хлопьями в очаге, но камин
был холодный, а все вокруг казалось унылым и мрачным.
- Недурно! - сказал дядя, озираясь по сторонам. Почтовая карета
подвигается со скоростью шести с половиной миль в час и останавливается
неведомо на какой срок в такой дыре. Это не по правилам. 06 этом будет
сообщено. Я напишу в газеты.
Дядя говорил довольно громко и непринужденно, желая втянуть в разговор
двух незнакомцев. Но те не обращали на него внимания и только
перешептывались и хмуро косились в его сторону. Леди находилась в другом
конце комнаты и один раз осмелилась сделать ему знак рукой, словно взывая о
помощи.
Наконец, двое незнакомцев подошли к дяде, и разговор завязался всерьез.
- Должно быть, любезный, вам неизвестно, что этот кабинет заказан?
начал джентльмен в небесно-голубом.
- Да, любезный, неизвестно, - отвечал дядя. - Но если таков отдельный
кабинет, специально заказанный, то могу себе представить, сколь
комфортабелен общий зал.
С этими словами дядя уселся на стул с высокой спинкой и смерил глазами
джентльмена так, что Тиггин и Уэллс могли бы снабдить его по этой мерке
набивной материей на костюм и не ошиблись бы ни на дюйм.
- Убирайтесь вон! - сказали в один голос незнакомцы, хватаясь за шпаги.
- Что такое? - откликнулся дядя, притворяясь, будто ровно ничего не
понимает.
- Убирайтесь отсюда, пока живы! - крикнул безобразный человек,
выхватывая свой огромный палаш из ножен и рассекая им воздух.
- Смерть ему! - провозгласил джентльмен в небесно-голубом, также
выхватывая шпагу и отступая на два-три шага. - Смерть ему!
Леди громко вскрикнула.
Дядя мой всегда отличался большой храбростью и присутствием духа.
Притворясь равнодушным к тому, что здесь происходит, он украдкой огляделся,
отыскивая какой-нибудь метательный снаряд или оружие для зашиты, и в тот
самый момент, когда были обнажены шпаги, заметил в углу у камина старую
рапиру в заржавленных ножнах. Одним прыжком дядя очутился возле нее,
выхватил ее из ножен, молодецки взмахнул ею над головой, попросил молодую
леди отойти в сторону, швырнул стул в небесно-голубого джентльмена, а ножны
- в лилового и, воспользовавшись смятением, напал на обоих сразу.
Джентльмены! В одном старом анекдоте - совсем не плохом, хотя и
правдоподобном, юный ирландский джентльмен на вопрос, умеет ли он играть на
скрипке, ответил, что нимало в этом не сомневается, но утверждать не смеет,
ибо ни разу не пробовал. Это можно применить к моему дяде и его фехтованию.
До сей поры он держал шпагу в руках один только раз, когда играл Ричарда
Третьего в любительском спектакле, но тогда он условился с Ричмондом, что
тот, даже и не пытаясь драться, даст проколоть себя сзади. А сейчас он
вступил в бой с двумя опытными фехтовальщиками: рубил, парировал, колол и
проявлял замечательное мужество и ловкость, хотя до сего дня даже и не
подозревал, что имеет какое-то представление об этой науке. Джентльмены, это
только доказывает справедливость старого правила: человек никогда не знает,
на что он способен, до тех пор, пока не проверит на деле.
Шум битвы был ужасный: все три бойца ругались, как кавалеристы, а шпаги
скрещивались с таким звоном, словно все ножи и все стальные орудия
Ньюпортского рынка ударялись друг о друга. В разгар боя леди (несомненно с
целью воодушевить дядю) откинула капюшон и открыла такое ослепительно
прекрасное лицо, что дядя готов был драться с пятьюдесятью противниками
только бы заслужить ее улыбку, а потом умереть. Он и до этого момента
совершал чудеса храбрости, а теперь начал сражаться, как взбешенный великан.
В этот самый момент джентльмен в небесно-голубом оглянулся, увидел лицо
молодой леди, не прикрытое капюшоном, вскрикнул от злобы и ревности и,
направив оружие в ее прекрасную грудь, сделал выпад, целясь ей в сердце. Тут
мой дядя испустил такой отчаянный вопль, что дом задрожал. Леди проворно
отскочила в сторону, и не успел молодой человек обрести потерянное
равновесие, как она уже выхватила у него оружие, оттеснила его к стене и,
вонзив шпагу по самую рукоятку, пригвоздила его крепко-накрепко к стене.
Это был подвиг доселе невиданный. С торжествующим криком дядя,
обнаруживая непомерную силу, заставил своего противника отступить к той же
стене и, вонзив старую рапиру в самый центр большого красного цветка на его
жилете, пригвоздил его рядом с другом. Так они оба и стояли, джентльмены,
болтая в агонии руками и ногами, словно игрушечные паяцы, которых дергают за
веревочку. Впоследствии дядя говаривал, что это наивернейший способ
избавиться от врага; против этого способа можно привести только одно
возражение: он вводит в расходы, ибо на каждом выведенном из строя
противнике теряешь по шпаге.
- Карету, карету! - закричала леди, подбегая к дяде и обвивая его шею
прекрасными руками. - Мы можем еще ускользнуть.
- Можем? - повторил дядя. - Дорогая моя, но ведь и убивать-то больше
некого!
Дядя был слегка разочарован, джентльмены: он находил, что тихая
любовная сцена после ратоборства была бы весьма приятна, хотя бы для
разнообразия.
- Мы не можем медлить ни секунды, - возразила молодая леди. - Он (она
указала на молодого джентльмена в небесно-голубом) - единственный сын
могущественного маркиза Филтувилля.
- В таком случае, дорогая моя, боюсь, что он никогда не наследует
титула, - заявил мой дядя, хладнокровно посматривая на молодого джентльмена,
который, как я уже сказал, стоял пришпиленный к стене, словно майский жук.
Вы пресекли этот род, моя милая.
- Эти негодяи насильно увезли меня от родных и друзей, - сказала
молодая леди, раскрасневшись от негодования. - Через час этот злодей женился
бы на мне против моей воли.
- Какая наглость! - воскликнул дядя, бросая презрительный взгляд на
умирающего наследника Филтувилля.
- На основании того, что вы видели, - продолжала молодая леди, - вы
могли догадаться, что они сговорились меня убить, если я обращусь к
кому-нибудь за помощью. Если их сообщники найдут нас здесь, мы погибли! Быть
может, еще две минуты - и будет поздно. Карету!
От волнения и чрезмерного усилия, которое потребовалось для
пригвождения маркиза, она упала без чувств в объятия дяди. Он подхватил ее и
понес к выходу. У подъезда стояла карета, запряженная четверкой вороных
коней с длинными хвостами и развевающимися гривами, но не было ни кучера, ни
кондуктора, ни конюха.
Джентльмены! Надеюсь, я не опорочу памяти дяди, если скажу, что, хотя
он был холостяком, ему и раньше случалось держать в своих объятиях леди. Я
уверен даже, что у него была привычка целовать трактирных служанок, а
один-два раза свидетели, достойные доверия, видели, как он, на глазах у
всех, обнимал хозяйку трактира. Я упоминаю об этом факте, дабы пояснить,
каким удивительным созданием была эта прекрасная молодая леди, если она
произвела такое впечатление на дядю. Он говорил, что почувствовал странное
волнение и ноги у него задрожали, когда ее длинные черные волосы свесились
через его руку, а прекрасные темные глаза остановились на его лице, как
только она очнулась. Но кто может смотреть в кроткие, нежные темные глаза и
не почувствовать волнения? Я лично не могу, джентльмены. Я знаю такие глаза,
в которые боюсь смотреть, и это сущая правда.
- Вы меня никогда не покинете? - прошептала молодая леди.
- Никогда, - сказал дядя. И говорил он искренне.
- Мой милый защитник! - воскликнула молодая леди. - Мой милый, добрый,
храбрый защитник!
- Не говорите так, - перебил дядя.
- Почему? - спросила молодая леди.
- Потому что у вас такие прелестные губки, когда вы это говорите, -
отвечал дядя. - Боюсь, что у меня хватит дерзости поцеловать их.
Молодая леди подняла руку, словно предостерегая дядю от такого
поступка, и сказала... Нет, она - ничего не сказала, она улыбнулась. Когда
вы смотрите на очаровательнейшие губки в мире и видите, как они складываются
в лукавую улыбку, видите их близко, и никого нет при этом, вы наилучшим
образом можете доказать свое восхищение их безукоризненной формой и цветом,
если тотчас же их поцелуете. Дядя так и сделал, и за это я его уважаю.
- Слушайте! - встрепенувшись, воскликнула молодая леди. - Стук колес и
топот лошадей!
- Так и есть! - прислушиваясь, согласился мой дядя.
Он привык различать стук колес и копыт, но сейчас приближалось к ним
издалека такое множество лошадей и экипажей, что немыслимо было угадать их
количество. Судя но грохоту, катило пятьдесят карет, запряженных каждая
шестеркой превосходных коней.
- Нас преследуют! - воскликнула молодая леди, заламывая руки. - Нас
преследуют! Одна надежда на вас.
На ее прекрасном лице отразился такой испуг, что дядя немедленно принял
решение. Он посадил ее в карету, попросил ничего не бояться, еще раз
прижался губами к ее губкам, а затем, посоветовав ей поднять оконную раму,
так как было холодно, взобрался на козлы.
- Милый, подождите! - крикнула молодая леди.
- Что случилось? - осведомился дядя с козел.
- Мне нужно сказать вам кое-что, - пояснила молодая леди. - Одно слово!
Только одно слово, дорогой мой.
- Не слезть ли мне? - спросил дядя.
Молодая леди ничего не ответила, но снова улыбнулась. И как улыбнулась,
джентльмены! По сравнению с этой улыбкой первая никуда не годилась. Мой дядя
по мгновение ока спрыгнул со своего насеста.
- В чем дело, милочка? - спросил оп, заглядывая в окно кареты.
Случилось так, что в то же самое время леди наклонилась к окну, и моему
дяде она показалась еще красивее, чем раньше. Они находились очень близко
друг от друга, джентльмены, и, стало быть, он никак не мог ошибиться.
- В чем дело, милочка? - спросил мой дядя.
- Вы не будете любить никого, кроме меня, вы не женитесь на другой?
спросила молодая леди.
Дядя торжественно поклялся, что никогда ни на ком другом не женится.
Тогда молодая леди откинулась назад и подняла окно. Дядя вскочил на козлы,
расставил локти, подхватил вожжи, схватил с крыши кареты длинный бич,
хлестнул переднюю лошадь, и вороные кони с длинными хвостами и
развевающимися гривами помчались, покрывая пятнадцать добрых английских миль
в час и увлекая за собой почтовую карету. Ого! Ну и летели же они!
Грохот позади усиливался. Чем быстрее катилась старая карета, тем
