никогда ничего не пил, а только спал, и потом шел в кофейню на одной из
ближайших улиц и выпивал маленький кофейник кофе с четырьмя сдобными
пышками, после этого он шел домой в Кенсингтон *и ложился спать. Как-то
вечером он очень заболел; посылает за доктором. Доктор приезжает в зеленой
карете с приставной лестницей на манер изделий Робинзона Крузо, которую он
сам мог опускать, вылезая из кареты, убирать за собой, чтобы кучеру не нужно
было слезать с козел; таким образом, кучер дурачил публику, показывал ей
только свою ливрею, а штаны на нем были не под стать ей. "В чем дело?"
спрашивает доктор. "Очень болен", - говорит пациент. "Что вы сегодня ели?"
спрашивает доктор. "Жареную телятину", - отвечает пациент. "А самое
последнее что вы съели?" -говорит доктор. "Сдобные пышки", - говорит
пациент. "А, вот оно что! - говорит доктор. -Я вам сейчас же пришлю коробку
пилюль, и больше вы к ним никогда, говорит, не прикасайтесь". - "К чему не
прикасаться? - спрашивает пациент. - К пилюлям?" - "Нет, к сдобным пышкам",
- говорит доктор. "Как! - говорит пациент, подпрыгнув в постели. - Каждый
вечер в течение пятнадцати лет я съедал из принципа четыре сдобных пышки!"
"Ну, так вы откажитесь от них из принципа", - говорит доктор. "Сдобные пышки
очень полезны, сэр", - говорит пациент. "Сдобные пышки очень вредны, сэр",
сердито говорит доктор. "Но они так дешевы, - говорит пациент, сбавляя тон,
- и очень сытны, если принять во внимание цену". - "Вам они обойдутся во
всяком случае слишком дорого, даже если вам будут платить за то, чтобы вы их
ели, - говорит доктор. - Четыре пышки каждый вечер убьют, говорит, вас в
полгода". Пациент смотрит ему прямо в лицо, долго думает и, наконец,
говорит: "Вы уверены в этом, сэр?" - "Могу поставить на карту свою репутацию
врача", - говорит доктор. "Как вы думаете, сколько сдобных пышек прикончили
бы меня сразу?" - спрашивает пациент. "Не знаю", - говорит доктор. "Как вы
думаете, если купить на полкроны, этого хватит?" - спрашивает пациент.
"Пожалуй, хватит", - говорит доктор. "А на три шиллинга наверняка хватит?"
говорит пациент. "Несомненно", - говорит доктор. "Очень хорошо, - говорит
пациент, - спокойной ночи". Утром он встает, растапливает камин, велит
принести на три шиллинга пышек, поджаривает их, съедает все и пускает себе
пулю в лоб.
- Зачем же он это сделал? - быстро спросил мистер Пиквик, ибо был
весьма потрясен трагической развязкой этой истории.
- Зачем он это сделал? - повторил Сэм. - Да хотел подкрепить свой
великий принцип, будто пышки полезны, и доказать, что он никому не позволит
вмешиваться в его дела!
Такого рода уловками и увертками отвечал мистер Уэллер на вопросы
своего хозяина в тот вечер, когда водворился во Флите. Убедившись, наконец,
что все уговоры бесполезны, мистер Пиквик скрепя сердце разрешил ему снять
угол у лысого сапожника, который арендовал маленькую камеру в одной из
верхних галерей. В это скромное помещение мистер Уэллер перенес тюфяк и
подушку, взятые напрокат у мистера Рокера, и, расположившись здесь на ночь,
почувствовал себя, как дома, словно родился в тюрьме и вся его семья
прозябала в ней на протяжении трех поколений.
- Вы всегда курите перед сном, старый петух? - осведомился мистер
Уэллер у своего квартирохозяина, когда они оба расположились на ночь.
- Да, курю, молодой бентамский петушок *, -ответил сапожник.
- Разрешите полюбопытствовать, почему вы стелете себе постель под
этим-вот еловым столом? - спросил Сэм.
- Потому что я привык к кровати с четырьмя столбиками для балдахина
раньше, чем попал сюда, а потом убедился, что ножки стола ничуть не хуже,
ответил сапожник.
- У вас чудной характер, сэр, - сказал Сэм.
- Такого добра у меня нет, - возразил сапожник, покачав головой, - и
если вам оно понадобилось, боюсь, что вы не так-то легко найдете себе
что-нибудь в здешней канцелярии.
Вышеприведенный короткий диалог начался, когда мистер Уэллер лежал,
растянувшись, на своем тюфяке в одном конце камеры, а сапожник - на своем в
другом конце. Камера освещалась тростниковой свечой и трубкой сапожника,
которая вспыхивала под столом, как раскаленный уголек.
Разговор, как ни был он краток, чрезвычайно расположил мистера Уэллера
в пользу квартирохозяина, и, приподнявшись на локте, он начал внимательно
его разглядывать, на что у него до сей поры не было ни времени, ни охоты.
Это был человек с землистым цветом лица, как у всех сапожников, и с
жесткой взъерошенной бородой, тоже как у всех сапожников. Его лицо странная,
добродушная, уродливая маска - украшалось парой глаз, должно быть очень
веселых в прежние времена, ибо они все еще блестели. Ему было шестьдесят
лет, и одному богу известно, на сколько лет он состарился от пребывания в
тюрьме, а потому странным казалось, что вид у него довольный и лицо почти
веселое. Он был маленького роста, и теперь, скрючившись в постели,
производил такое впечатление, будто у него нет ног. Во рту у него торчала
большая красная трубка; он курил и смотрел на свечу с завидным благодушием.
- Давно вы здесь? - спросил Сэм, нарушая молчание, длившееся довольно
долго.
- Двенадцать лет, - ответил сапожник, покусывая конец трубки.
- Неуважение к суду? - осведомился Сэм.
Сапожник кивнул головой.
- Ну, так зачем же вы продолжаете упрямиться, - сказал Сэм сурово, - и
губите свою драгоценную жизнь в этом-вот загоне для скота? Почему не
уступите и не попросите прощения у лорд-канцлера, что из-за вас его суд
покрыл себя позором, не скажете ему, что вы теперь очень раскаиваетесь и
больше не будете так делать?
Сапожник засунул трубку в угол рта, улыбнулся, опять передвинул ее на
старое место, но ничего не сказал.
- Почему вы так не поступите? - настойчиво повторил Сэм.
- Что? - откликнулся сапожник. - Вы плохо понимаете эти дела. Ну что,
по-вашему, меня погубило?
- По-моему, - сказал Сэм, снимая нагар со свечи, - началось с того, что
вы залезли в долги, да?
- Никогда не был должен ни единого фартинга, - отозвался сапожник.
Придумайте еще что-нибудь.
- Ну, может быть, - сказал Сэм, - вы скупали дома, что, выражаясь
деликатно, значит свихнуться, или вздумали их строить, что, выражаясь
по-медицинскому, значит потерять надежду на выздоровление.
Сапожник покачал головой и сказал:
- Придумайте еще что-нибудь.
- Надеюсь, вы не затевали тяжбы? - подозрительно спросил Сэм.
- Никогда в жизни, - отвечал сапожник. - Дело в том, что меня погубили
деньги, оставленные мне по завещанию.
- Бросьте! - сказал Сэм. - Кто этому поверит! Хотел бы я, чтобы
какой-нибудь богатый враг вздумал погубить меня этим-вот способом. Я бы ему
не помешал.
- О, я вижу, вы мне не верите, - сказал сапожник, мирно покуривая
трубку. - На вашем месте я бы и сам не поверил. А все-таки это правда.
- Как это случилось? - спросил Сэм, склоняясь к тому, чтобы поверить,
такое сильное впечатление произвел на него сапожник.
- А вот как, - отвечал сапожник. - С одним старым джентльменом - я на
него работал в провинции и был женат на его бедной родственнице (она умерла,
да благословит ее бог, и возблагодарим его за это) - случился удар, и он
отошел.
- Куда? - осведомился Сэм, которого клонило ко сну после многочисленных
событий этого дня.
- Как я могу знать куда? - возразил сапожник, который, наслаждаясь
своей трубкой, говорил в нос. - Отошел к усопшим.
- А, понимаю! - сказал Сэм. -Что же дальше?
- Ну, так вот, - продолжал сапожник, - он оставил пять тысяч фунтов.
- Очень благородно с его стороны, - вставил Сэм.
- Одну из них, - сообщил сапожник, - он оставил мне, потому что я был,
понимаете ли, женат на его родственнице.
- Очень хорошо, - пробормотал Сэм.
- А так как он был окружен множеством племянниц и племянников, которые
вечно ссорились и дрались между собой из-за денег, то меня он назначил своим
душеприказчиком и оставил мне остальные тысячи по доверию, чтобы разделить
между ними, как сказано в завещании.
- Что значит - по доверию? - осведомился Сэм, очнувшись от дремоты.
Если это не наличные, то какой от них прок?
- Это юридический термин, вот и все, - пояснил сапожник.
- Не думаю, - сказал Сэм, покачав головой. - Какое уж там доверие в
этой лавочке? А впрочем, продолжайте.
- Так вот, - сказал сапожник, - когда я хотел утвердить завещание,
племянницы и племянники, которые были ужасно огорчены, что не все деньги
достались им, вошли с caveat *.
- Что такое? - переспросил Сэм.
- Юридическая штука - все равно что сказать: "Стоп!", - ответил
сапожник.
- Понимаю, - сказал Сэм, - зять хабис корпус. Ну?
- Но, убедившись, что они не могут между собой договориться, продолжал
сапожник, - и, стало быть, не могут оспорить завещание, они взяли назад свое
caveat, и я распределил наследство. Едва я успел это сделать, как один
племянник возбуждает дело об отмене завещания. Спустя несколько месяцев дело
разбирается у старого, глупого джентльмена в задней комнате где-то в
переулке собора св. Павла; четыре адвоката взяли себе каждый по одному дню,
чтобы надоедать ему по очереди, а потом он недели две размышляет и читает
показания в шести томах и, наконец, выносит решение, что завещатель был не в
своем уме и, стало быть, я должен вернуть все деньги и уплатить издержки. Я
обжаловал решение; дело переходит к трем или четырем очень сонным
джентльменам, которые уже слушали его в первом суде, при котором они состоят
законниками, но определенной работы у них нет, - разница только в том, что
там их называли докторами, а здесь - делегатами, - не знаю, понятно ли вам
это; и они очень вежливо утвердили решение старого джентльмена. После этого
мы перешли в Канцлерский суд, где дело находится и по сей день и где
навсегда останется. Вся моя тысяча фунтов давным-давно перешла к моим
адвокатам, а имущество, как они это называют, и издержки оцениваются в
десять тысяч фунтов, и вот из-за них я здесь сижу и буду сидеть до самой
смерти и чинить сапоги. Кое-кто из джентльменов поговаривал о том; чтобы
поднять вопрос в парламенте, и, вероятно, так бы они и сделали, да только у
них не было времени приходить ко мне, а я не мог идти к ним; мои длинные
письма им надоели, и они бросили это дело. Вот вам святая истина, без всяких
недомолвок или преувеличений, и ее прекрасно знают пятьдесят человек как в
этой тюрьме, так и за ее стенами.
Сапожник приостановился, чтобы удостовериться, какое впечатление
произвел его рассказ на Сэма, но убедившись, что тот погрузился в сон,
вытряхнул пепел из трубки, вздохнул, положил трубку, натянул на голову
одеяло и заснул.
На следующее утро мистер Пиквик в одиночестве сидел за завтраком (Сэм в
комнате сапожника усердно занимался приведением в порядок башмаков и черных
гетр своего хозяина), когда раздался стук в дверь, и не успел мистер Пиквик
крикнуть: "Войдите!" - как появилась голова, украшенная шевелюрой и
вельветовой шапочкой, каковые головные уборы мистер Пиквик без труда признал
личной собственностью мистера Сменгля.
- Как поживаете? - осведомилась эта достойная личность, сопровождая
вопрос несколькими десятками кивков. - Послушайте, вы никого не ждете
сегодня утром? Трое каких-то дьявольски элегантных джентльменов спрашивали
вас внизу и стучались во все двери нижнего этажа. За это им чертовски
влетело от постояльцев, потрудившихся открыть дверь.
- Ах, боже мой! Как глупо! - вставая, воскликнул мистер Пиквик. - Да,
