словам Давида Бурга, настроения населения СССР были таковы, что в случае
свержения Советской Власти, в момент неизбежной при этом анархии, все
евреи "будут попросту перебиты"... А правительство СССР, после
победоносной войны, учитывая эти настроения, постепенно стало заменять
племенной состав правящего класса, назначая и выдвигая на ответственные
посты представителей коренного населения страны. Назвать это
"антисемитизмом" - это значит намеренно и сознательно искажать
действительность.
Не следует ли причину настроения населения искать в "обратной
пропорциональности" племенного состава правящего класса с коренным
населением (меньше 2 % евреев в стране и больше 80 % среди правящего
класса), а также в поведении самих евреев, составивших после 1918 года
привилегированную часть населения России?
Но вопрос этот. как уже упомянуто выше, старательно замалчивался.
Причину отлично понимали все евреи, как в СССР, так и заграницей, но в
объяснениях того явления, которое они называли "антисемитизмом",
причина эта не фигурировала. Однако, при внимательном чтении статей и
исследований, написанных евреями на русском языке в эмиграции в разных
периодических изданиях и отдельных книгах, ясно проскальзывает почти
панический страх перед возможностью ослабления или падении власти,
которая сдерживает "антисемитов" и не допустит до погромов и избиения
евреев.
Не имея возможности привести здесь много сходных и аналогичных
высказываний авторов - русских евреев, ограничимся некоторыми выдержками
из очерка "Евреи и советская диктатура" помещенного в ежегоднике
"Еврейский Мир" (1939 год). Очерк написал Семен Осипович Португейс,
подписавшись русским псевдонимом "Степан Иванович". (В эмиграции
Португейс был редактором с. д. журналов "Заря" и "Записки социал-
демократа" и др. социалистических органов печати на русском языке.)
Вот что пишет "Степан Иванович": "За границей многие верят, что в России
нет антисемитизма, и на этом основании благорасполагаются к советской
власти. Но в России знают, что это неправда и, зная, что это неправда...,
уповают на долголетие советской власти, которая как-никак до погромов не
допускает и, как надеятся, не допустит. За границей относятся благосклонно
к советской власти, потому что верят в эту рекламу: "в СССР нет
антисемитизма"; в России относятся благосклонно к советской власти и
очень боятся ее смерти, потому что не верят в эту рекламу и знают, что в
СССР антисемитизм есть... но до погромов Сталин не допускает и, надеются,
не допустит".
В другом месте той же статьи "Степан Иванович" пишет следующие
строки: "Падение советской власти будет для евреев катастрофой, и всякий
Друг еврейского народа должен с ужасом отбросить такую перспективу"...
Приводя в своем очерке, цитированные выше, объяснения поддержки евреями
советской власти, "Степан Иванович" лично с этим не солидаризируется, но
при-водит их, как "типичные и весьма распространенные мнения, как среди
еврейства в СССР^ так и еврейства, пребывающего вне границ СССР, а также
друзей еврейского народа во всем мире".
Свой очерк "С. Иванович" написал после 20 лет пребывания его
единоплеменников на положении правящего класса СССР, почти накануне 2-й
мировой войны, а напечатан был сборник "Еврейский Мир" в том году, когда
Сталин заключил свой пакт с Гитлером, причем этот пакт был одобрен и
Коминтерном, в котором евреи играли далеко не последнюю роль. Еще
большую роль играли тогда (в годы предшествовавшие этому пакту) евреи в
иностранной политике СССР - подавляющее большинство полпредов были
евреи, равно как и ответственных работников Народного Комиссариата
Иностр. Дел. И только за несколько месяцев до подписания пакта с Гитлером
Сталин заменил на посту Комиссара Иностранных Дел еврея
Финкельштейна-Литвинова русским Молотовым (правда женатым на
еврейке, при этом политически весьма активной). Сделано это было в угоду
Гитлеру, ибо он мог не согласиться вести переговоры с евреем
Финкельштейном.
Из каких соображений и побуждений евреи, руководившие тогда и политикой
СССР, и Коминтерном, пошли на соглашение с Гитлером до сих пор не
выяснено. Этим вопросом, надо полагать, займутся будущие историки,
которым будут доступны архивы и данные в связи с этим пактом. Нам,
современникам, судить об этом трудно. Мнения по этому вопросу различны и
противоположны. Одни придерживаются мнения, что руководство СССР
считало столкновение с Германией неизбежным и, заключая пакт с
Гитлером, хотело это столкновение отсрочить и выступить только тогда,
когда Германия будет ослаблена войной с Западом, на каковую войну Гитлер
пойдет только обеспечивши себя пактом с СССР, что и произошло в
действительности.
Правда, расчеты не оправдались. Запад от сентября 1939 года и до июня 1941
года не смог создать фронт, который бы связал Гитлера, и тем дал ему
возможность совершить нападение на СССР, повлекшее за собою
неисчислимые жертвы, как человеческих жизней, так и материальные. Но,
теоретически, расчет этот нельзя не признать логичным, разумеется, при
предпосылке неизбежности столкновения Германии и СССР.
Но существует и другое мнение: что руководство СССР вооруженный
конфликт с Германией не считало неизбежным, во всяком случае, в близком
будущем, и что, учитывая, настроения масс, а также тенденции нового
союзника - Гитлера, возможен и крутой поворот политики СССР в еврейском
вопросе: ради сохранения власти, возглавление С(^СР принесет в жертву
евреев, несмотря на то, что оно само состоит почти сплошь из евреев.
На первый взгляд это мнение звучит парадоксально. Но при внимательном
чтении высказываний русских евреев-эмигрантов в период, непосредственно
предшествовавший заключению пакта с Гитлером, мы находим немало
высказываний, подтверждающих это парадоксальное мнение.
Так, например, в упомянутой выше книге "Еврейский Мир", 1939 год, стр. 51,
мы читаем следующее: "Если диктатура, возвращающаяся ныне к некоторым
национальным традициям Московской Руси и Императорской России, сочтет
полезным для себя и для своей власти над умами и душами подданных
прибегнуть к этой традиции гонения на евреев, если ей понадобится этот
"опиум для народа", то ни в прошлом, ни, тем более, в настоящем советской
власти нет для этого абсолютно никаких препятствий. Права,
гарантированного чем-нибудь, права не быть громимыми, не быть отданными
в жертву "народному негодованию" - такого права у русских евреев нет сейчас,
да и никогда при большевизме не было. Был только весьма большой шанс на
это, но не было на это никогда права".
Написано это было в конце 30-х годов, т. е. в период максимального заполнения
евреями всех ключевых позиций в культурной, экономической и политической
жизни СССР. когда "династия Кагановичей" доминировала в правящей
верхушке страны.
В чем усмотрел автор приведенных выше строк (Португейс-Иванович)
"возвращение к национальным традициям Московской Руси и Императорской
России", он не объясняет или пытается обосновать свои опасения
следующими словами: "Как явствует из материалов, собранных и
опубликованных Г. Аронсоном, советская власть уже стала стесняться,
приписываемого ей юдофильства и ожидовения, и в ряде фактов
обнаруживается ее активное и последовательное стремление совершенно
замолчать существование в СССР евреев. Евреев стали систематически
выселять даже из текста таких официальных документов, в которых
обозначены десятки мельчайших народностей и племен, самое имя которых
стало только недавно известным. Советская власть перестает, так сказать,
"отвечать за евреев". Они стали явно стеснительными для того курса на
"любовь к отечеству", на "народную гордость" и шапкамизакидайловский
"патриотизм", который ныне столь глуповато и дубовато проводится в
СССР".
Беря в кавычки понятия "патриотизм", "народная гордость" и "любовь к
отечеству" авторы, приведенных выше высказываний, тем самым выражают
и свое субъективно-еврейское отношение к чувствам любви к отечеству,
народной гордости и патриотизма русского народа, создавшего величайшее в
мире государство, в границах которого немало евреев до 1917 года создали себе
завидное материальное положение и получили образование, а после 17-го года
стали вельможами великой страны и распорядителями ее судеб.
Как известно, патриотизм каждый народ, а еврейский 8 особенности,
культивирует и им гордится. Почему же патриотизм народа русского не
находит одобрения у Португейса и Аронсона? - этого они це объясняют, а
попросту выражают достаточно отчетливо свое к нему отрицательное
отношение.
Это неизменно отрицательное отношение евреев диаспоры к патриотизму и
национализму дюбой страны и любого народа, среди которого они живут, как
"нация без языка и территории", научно разъяснил и обосновал проф. Соломон
Лурье в своей книге "Антисемитизм в древнем мире", пространные выдержки
из которой приведены в части II настоящего труда.
Ревниво оберегая свою еврейскую самобытность и чистоту расы, неразрывно
связанной с религией, не допуская в свою среду иноплеменников, евреи диаспоры
сами стремятся проникнуть во все отрасли жизни иноплеменного народа,
среди которого живут и, если к этому предоставляется возможность, занять
руководящие посты. В странах и государствах с высоко развитым чувством
патриотизма и национализма и населением однородного племенного состава
это гораздо труднее и вызывает отпор коренного населения,
рассматривающего себя как расширенную семью - потомков одних предков.
Гораздо легче это осуществляется в государствах многоплеменных с
населением, связанным только единством территории и верховной власти,
или же в государствах, в которых, по тем или иным причинам
патриотические чувства заглушены и приведены в латентное состояние.
В таких государствах для евреев открываются неограниченные возможности
к проникновению в правящий класс без какого-либо противодействия коренного
населения. Пробуждение патриотизма в коренном населении, естественно,
рассматривается евреями, как возможность, что будет поставлен вопрос о их
роли в жизни страны и о возможности, оставаясь по своему миропониманию и
правосознанию чуждыми коренному населению, занимать руководящие посты
в политической и культурной жизни государства, в котором они в данное
время живут.
Все евреи, во всех странах их пребывания, это обстоятельство отлично
понимают, а потому и рассматривают всякое проявление народной гордости
и патриотизма, как угрозу для себя и своего положения в стране.
Эта угроза мерещится им часто там, где ее и нет, как, например, в СССР во
второй половине 30-х годов, когда какое-либо проявление русского
патриотизма квалифицировалось как "великодержавный шовинизм" и
жестоко преследовалось. И, конечно, никакого "возвращения к национальным
традициям Московской Руси и Императорской России" в то время в СССР не
было.
Но предпосылки для пробуждения национальной гордости и патриотизма
русского народа, которым два десятилетия управляли и от имени которого
выступали инородцы, превратившиеся в привилегированный класс, к концу 30-х
годов уже были созданы. Недовольство этим привилегированным классом уже
тогда носилось в воздухе, что не могло остаться незамеченным евреями и они
наперед забили тревогу, предвосхищая на целое десятилетие события и, со
свойственной им субъективностью, сгущая краски, как это сделали в своих
высказываниях Португейс-Иванович и Аронсон - выразители мнений,
настроений и опасений евреев в СССР и вне его границ.
"Советская власть уже стала стесняться приписываемого ей юдофильства и
ожидовения", - читаем мы в "Еврейском Мире" за 1939 год. He-евреи этого
"стеснения" не замечали, наблюдая, как именно в этот период "обратная
пропорциональность" - процент евреев на высших должностях и в
дипломатии достигли своего максимума.
Все, без исключения, полпреды в крупнейших европейских государствах в 1937
году были евреи. В Англии - Майский, во Франции - Суриц, в Германии - Юренев
(Ганфман), в Италии - Штейн, в Бельгии - Рубинин.
