эмиграции и всячески подрывая авторитет того правительства, которое вело
(правда, не совсем удачно) борьбу не на жизнь, а на смерть со вторгшимися в
Россию немцами.
А когда, весной 1917 года, все эти "оборонцы" прибыли в Россию (а
пломбированных вагонах или на специальна зафрахтованных американским
евреем пароходах) - у этих "оборонцев" не нащлось даже слова осуждения
пораженческой пропаганды, доходившей до призыва убивать всех тех. кто
стоит за оборону (за продолжение войны), провозглашенного Нахамкесом,
тогда еще бывшим не большевиком, а меньшевиком. Выступление Нахамкеса
осталось безнаказанным, хотя его партийные единомышленники и
единоплеменники в то время могли без труда положить этому предел и тем
спасти жизни многих тысяч молодых русских патриотов, боровшихся с
врагом на фронте. Целый легион маленьких нахамкесов на всех необъятных
просторах России и в действующей армии, и в ее тылах занялись
натравливанием темных солдатских масс на всех тех, кто не желал
поражения родной страны, в первую очередь, на офицеров. Конечно, далеко не
все, кто вел пораженческую пропаганду и призывал к убийству офицеров, были
евреи. Но что их было очень много и что они своей пропагандой много
содействовали разложению армии - это вряд ли можно Оспаривать.
Какие чувства и настроения вызывало все это, не только в офицерской среде,
но и во всем населении России, давшем своих сыновей на ее защиту - объяснять
не надо.
А когда работа по разложению армии была закончена - от имени России
поехали в Брест-Литовск заключать позорный и унизительный мир с немцами
четыре еврея: Троцкий, Иоффе, Карахан и Каменев... И никто из их
единоплеменников, составлявших тогда большинство Совдепа, не догадался
обратить внимание на несколько своеобразный племенной состав делегации...
Но зато на это обратила внимание вся Россия и сомнительно, чтобы когда-
либо это было забыто. Память русского народа не хуже памяти еврейского
народа, который и по сей день ежегодно "вспоминает" своего врага - Гамана и
прославляет Мордохея и Эсфирь, сумевших добиться уничтожения в один день
75 000 тех, кто, по мнению евреев, был их врагом...
Чувства глубокого национального унижения и оскорбления испытывала тогда
вся Россия, все население великой страны, вся ее культурная часть, независимо
от политических взглядов и партийной принадлежности. Особенно остро и
больно переживала молодежь, жертвенно защищавшая родину на фронте и
теперь, при новой власти, ставшая объектом насмешек, издевательств,
мучений, и самосудов распропагандированной массы, при полном не только
попустительстве, но и одобрении новой власти, нового правящего класса,
состоявшего из иноплеменников с чуждым русскому народу миропониманием и
правосознанием.
Не удивительно, что все это породило антиеврейские настроения там, где их
не было раньше, и вызвало пересмотр отношения русской интеллигенции к
евреям, о чем подробно пишет Кускова в упомянутой выше своей статье.
Кровавые расправы "в порядке красного террора" с бесчисленными жертвами,
расстрелянными без суда и следствия, причем евреи играли слишком заметную
роль - еще больше усилили и обострили эти антиеврейские настроения и
создали предпосылки для вооруженной борьбы, вылившейся в белое движение.
Августовские дни 1918 года, когда за убийство одного еврея другим евреем было
расстреляно 10.000 не-евреев, все население России твердо помнило.
И когда, спасшаяся от кровавого правосудия Штейнберга, Урицкого,
Володарского и им подобных, русская молодежь повела борьбу в рядах белого
движения, встречая всюду на своем пути следы расправ, подобных расправе за
убийство Урицкого и наблюдая нескрываемые симпатии еврейского населения
к тем, кто учинял эти расправы, - то нередко доходило до эксцессов, с
которыми было бессильно бороться командование.
Но эксцессы эти носили несколько иной характер, чем деятельность
украинских вооруженных сил или махновцев, поголовно вырезавших еврейское
население отдельных местечек и городов. Эксцессы "белых" - это были
главным образом самовольные "реквизиции", трудно отделимые от обычного
грабежа, и сопровождались они нередко и убийствами евреев, у которых
производились подобные "реквизиции". А кроме того, немало было и случаев
расстрелов обнаруженных сотрудников Чека или политкомиссаров и
активных членов коммунистической партии, по указанию местных жителей.
А так как вышеприведенные категории врагов "белых" изобиловали евреями,
то естественно, что большинство расстрелянных были евреи.
Случаев же, чтобы целая воинская часть, под командой своих офицеров,
занималась систематическим истреблением евреев, включая стариков,
женщин и детей в "белом" движении не было. Это можно утверждать с
достоверностью, ибо, если бы они были, то о них, несомненно, были бы
сведения в мемуарной литературе и в периодической печати.
Но из этого не следует, что "белые" не были в массе своей настроены
определенно юдофобски и что антиеврейские чувства не проявлялись при
встречах с еврейским населением занимаемых областей.
Вообще в то время (первое трехлетие советской власти) антиеврейские
настроения были господствующими. И у петлюровцев, и у махновцев, и у
"белых", и у зеленых, и даже в Красной Армии, которой командовал Троцкий.
Как только дисциплина в Красной Армии ослабевала - сейчас же
красноармейцы учиняли еврейский погром не хуже петлюровцев и махновцев.
Охватили эти настроения тогда все просторы России, все слои населения,
начиная с темных крестьянских и рабочих масс и кончая кругами
высококультурными. Нередки были случаи проявления юдофобских настроений
даже среди членов коммунистической партии не-еврейского происхождения.
Лозунги: "Советы без жидов!" или "Коммуна без жидов!" - были тогда очень
распространены и отражали настроение широких масс
А в это самое время еврей Свердлов был всемогущим руководителем всей
внутренней политики, еврей Бронштейн-Троцкий стоял во главе всех
вооруженных сил страны, еврей Штейнберг - ведал советским правосудием,
еврей Гольдендах-Рязанов формулировал идеологические обоснования нового
строя, еврей Апфельбаум-Зиновьев был фактическим диктатором в
Петрограде, еврей Губельман-Коген-Ярославсий ведал борьбой с религией, а оба
заместителя председателя Чека Дзержинского были евреи - Трилиссер и
Ягода.
Для нового правящего класса, переполненного евреями, настроения эти,
конечно, не были секретом и уже в первый год советской власти было
приступлено к борьбе с юдофобией, называемой "антисемитизмом" Борьбе -
мерами запрещений и устрашений, но отнюдь не мерами изучения причин и их
устранения. Самая мысль о том, что одной из причин может выть и сам
еврейский народ и его особенности, вообще не допускалась и считалась
"антисемитизмом". Если бы в те времена кто осмелился сказать, что "евреи
несут антисемитизм или юдофобию с собой", как это когда-то сказал
Спиноза, а не так давно повторил Арнольд Тойнби, известный история - его бы
причислили к "погромщикам" со всеми отсюда вытекающими
последствиями... Рисковать своей свободой или даже жизнью никто не
хотел... А потому все молчали...
Власть нового правящего класса к этому (еврейскому) вопросу была особенно
чувствительна и беспощадно карала не только открытое проявление
антиеврейских настроений, но даже и малейший на них намек.
Слово "жид", громко кем-нибудь произнесенное, могло повлечь за собой
большие неприятности, хотя в украинском, белорусском и польском языках
евреев называют "жидами" даже сами евреи, говоря о себе. Слово это можно
встретить и в произведениях русских писателей, печатавших свои
произведения до 1917 года, например, у Тургенева, Толстого и других, однако
никто их антисемитами не называл. Но при новой власти это слово люди
боялись произносить.
Страх перед словом "жид" породил один анекдот того времени, авторство
которого приписывается Собельсону-Радеку, одному из советских "вельмож":
"Раньше говорили подЖИДаю трамвай; теперь надо сказать подЕВРЕиваю
трамвай". Действительно ли Собельсон автор этого анекдота - утверждать
нельзя, но что он был автором многих "еврейских" анекдотов - общеизвестно,
как и то, что приведенный выше анекдот был широко распространен по всей
России.
Население всей страны в то время еще твердо помнило декрет новой власти
от 27 июня 1918 года, гласивший: "Совнарком предписывает всем Совдепам
принять решительные меры к пресечению в корне антисемитского движения.
Погромщиков и ведущих погромную агитацию предписывается ставить вне
закона".,. Было население и свидетелем многочисленных кровавых расправ на
основании этого декрета.
И "антисемитизм" был приведен в молчание. Но до "пресечения в корне" было
далеко. Антиеврейские настроения остались. Только были загнаны внутрь.
Авторы книг об "антисемитизме" в Советском Союзе (например, С. Шварц)
утверждают, что декрет 27 июня 1918 года "вскоре утратил всякое
значение". Как доказательство, они указывают на отсутствие в Уголовном
Кодексе 1922 года и в последующих его редакциях специального указания на
"антисемитизм" и на замену квалификации этого уголовного преступления
общей фразой: "возбуждение национальной вражды". Но это
"доказательство" никого не убеждало, и все отлично понимали в чем дело. -
Понимали, а потому молчали.
Это-то молчание и дало основание Соломону Шварцу, автору книги
"Антисемитизм в Советском Союзе" (Н.-Йорк, 1952, Чеховское издательство)
утверждать, что в начале 20-х годов "волна антисемитизма спала".
Согласиться с этим утверждением довольно трудно. И сам Шварц, в той же
книге, обширно пишет о "новой волне антисемитизма" во второй половине 20-
х годов - но о причине появления этой новой волны не пишет ничего.
А, между тем, в действительности, антиеврейские настроения в широких
массах населения, в частности, среди рабочих, отчетливо стали проявляться
тотчас же после того, как евреи заполнили весь административный аппарат
в России уже в начале 1918 г., еще до, упомянутого выше, декрета от 27 июня
1918 г. о борьбе с "антисемитизмом".
В "Известиях" от 28 апреля 1918 года было напечатано пространное
постановление Исполнительного Комитета Московского Совета "по вопросу
об антисемитской погромной агитации в Москве и Московской Области".
Параграф 2-ой этого постановления гласит: "признать необходимым не
создавать особой боевой еврейской организации".
Особые боевые организации начали самочинно создаваться в Москве,
наполнившими ее евреями, с целью вооруженной борьбы в случаях, когда, по их
мнению, им угрожают "черносотенцы". На этой почве во многих
учреждениях, на фабриках и заводах отношения между евреями и остальными
рабочими и сослуживцами обострились до крайних пределов. Потребовалось
вмешательство власти и срочный роспуск, уже созданных еврейских боевых
дружин, чтобы предотвратить назревавшие кровавые столкновения.
Вопрос об этих еврейских боевых дружинах теперь старательно
замалчивается. Но наличие параграфа 2-го, приведенного выше постановления,
свидетельствует, что вопрос об этих дружинах обсуждался, что значит, что
он был тогда актуален. Хотя в постановлении и не говорится о роспуске уже
созданных дружин, а только о "необходимости их не создавать", но москвичи
отлично знали, что немало еврейских боевых дружин уже было создано и были
распущены только после этого постановления.
Дальнейшие мероприятия и декреты Советской Власти по еврейскому
вопросу, а также кровавые расправы Чека с "врагами режима", к каковым
причислялись все "антисемиты", нагнали такой страх на все население
России, что, как выразился С. Шварц, "волна антисемитизма спала".
Но после введения НЭП-а и некоторого общего послабления, пришедшего
вместе с НЭП-ом, население несколько осмелело и опять поднялась волна
антиеврейских настроений как известная реакция на положение евреев при
новом строе, при котором они превратились в привилегированную этническую
группу и по отношению к коренному населению России держали себя далеко не
всегда тактично.
В голодные годы "военного коммунизма", когда все население голодало или
