стола, стал наблюдать за ними. Это выводило их из себя больше,
чем любые упреки. Я это чувствовал. Они стали нервничать и
раздражаться, и наступали на приготовленные вещи, и задвигали
их куда-то, и потом, когда было нужно, не могли их разыскать; и
они уложили пирожки на дно, а сверху поставили тяжелые
предметы, и пирожки превратились в лепешки.
Они все засыпали солью, ну, а что касается масла!.. В
жизни я не видел, чтобы два человека столько хлопотали вокруг
куска масла стоимостью в один шиллинг и два пенса. После того
как Джорджу удалось отделить его от своей подошвы, они с
Гаррисом попытались запихать его в жестяной чайник. Оно туда не
входило, а то, что уже вошло, не хотело вылезать. Все-таки они
выковыряли его оттуда и положили на стул, и Гаррис сел на него,
и оно прилипло к Гаррису, и они стали искать масло по всей
комнате.
-- Ей-богу, я положил его на этот стул,--сказал Джордж,
уставившись на пустое сиденье.
-- Я и сам видел, как ты его туда положил минуту тому
назад,-- подтвердил Гаррис.
Тогда они снова начали шарить по всем углам в поисках
масла; а потом опять сошлись посреди комнаты и воззрились друг
на друга.
-- Отродясь не видывал ничего более странного,-- сказал
Джордж.
-- Ну и чудеса! -- сказал Гаррис.
Тогда Джордж зашел Гаррису в тыл и увидел масло.
-- Как, оно здесь и было все время?--с негодованием
воскликнул он.
-- Где? -- поинтересовался Гаррис, повернувшись на сто
восемьдесят градусов.
-- Да стой ты спокойны--взревел Джордж, бросаясь за ним.
И они отскоблили масло и положили его в чайник для
заварки.
Монморанси был, конечно, в самой гуще событий. Все
честолюбие Монморанси заключается в том, чтобы как можно чаще
попадаться под ноги и навлекать на себя проклятия. Если он
ухитряется пролезть туда, где его присутствие особенно
нежелательно, и всем осточертеть, и вывести людей из себя, и
заставить их швырять ему в голову чем попало, то он чувствует,
что день прожит не зря.
Добиться того, чтобы кто-нибудь споткнулся о него и потом
честил его на все корки в продолжение доброго часа,--вот высшая
цель и смысл его жизни; и когда ему удается преуспеть в этом,
его самомнение переходит всякие границы.
Он усаживался на наши вещи в ту самую минуту, когда их
надо было укладывать, и пребывал в непоколебимой уверенности,
что Гаррису и Джорджу, за чем бы они ни протягивали руку, нужен
был именно его холодный и мокрый нос. Он влез лапой в варенье,
вступил в сражение с чайными ложками, притворился, будто
принимает лимоны за крыс, и, забравшись в корзину, убил трех из
них прежде, чем Гаррис огрел его сковородкой.
Гаррис сказал, что я науськиваю собаку. Я ее не
науськивал. Этого пса не надо науськивать. Его толкает на такие
дела первородный грех, врожденная склонность к пороку, которую
он всосал с молоком матери.
Упаковка вещей была закончена в двенадцать часов пятьдесят
минут. Гаррис сел на большую из корзин и выразил надежду, что
бьющиеся предметы у нас не пострадают. Джордж на это заметил,
что если что-нибудь и разбилось, то оно уже разбилось, и эта
мысль, по-видимому, его утешила. Он добавил, что был бы не
прочь отправиться спать. Мы все были не прочь отправиться
спать.
Гаррис должен был ночевать у нас, и мы поднялись в
спальню.
Мы бросили жребий, и Гаррису выпало спать со мной. Он
спросил:
-- С какой стороны кровати ты предпочитаешь спать?
Я сказал, что предпочитаю спать не с какой-нибудь стороны,
а просто на кровати.
Гаррис заявил, что это неостроумно.
Джордж спросил:
-- В котором часу вас будить, ребята?
Гаррис ответил:
-- В семь.
Я сказал:
-- Нет, в шесть,--потому что собирался еще написать
несколько писем.
После некоторого препирательства мы с Гаррисом сошлись на
том, чтобы взять среднее арифметическое, и назначили половину
седьмого.
-- Разбуди нас в шесть тридцать, Джордж,-- сказали мы.
Джордж ничего не ответил, и мы в результате произведенного
обследования установили, что он уже давно спит; тогда мы
приставили к его кровати лохань с водой, чтобы утром, вставая с
постели, он сразу кувырнулся в нее, а сами улеглись спать.
ГЛАВА V
Нас будит миссис Попитс.-- Джордж-лежебока.--
Надувательство с предсказанием погоды.-- Багаж.-- Испорченный
мальчишка.-- Вокруг нас собирается толпа.-- Мы торжественно
отбываем, на вокзал Ватерлоо.--Персонал Юго-Западной железной
дороги пребывает в блаженном неведении касательно таких мирских
дел, как расписание поездов.-- Плыви, наш челн, во воле волн.
Утром меня разбудила миссис Попитс. Она постучала в дверь
и сказала:
-- Известно ли вам, сэр, что сейчас около девяти?
-- Девяти чего?--воскликнул я, садясь на постели.
-- Девяти часов,-- откликнулась она через замочную
скважину.-- Я боялась, не проспали ли вы?
Я растолкал Гарриса и объяснил ему, что случилось. Он
сказал:
-- Ты как будто собирался встать в шесть?
-- Конечно,-- ответил я,-- почему же ты меня не разбудил?
-- А как я мог тебя разбудить, когда ты меня не
разбудил?--возразил он.--Теперь мы не доберемся до места раньше
полудня. Странно, что ты вообще взял на себя труд проснуться.
-- К счастью для тебя,-- огрызнулся я.-- Если бы я тебя не
разбудил, ты бы так и дрых здесь все эти две недели.
Так мы переругивались минут десять, пока нас не прервал
вызывающий храп Джорджа. Впервые после того, как нас разбудили,
мы вспомнили о его существовании. Ага, вот он--человек, который
спрашивал, когда нас разбудить: он лежит на спине с открытым
ртом, и под одеялом торчат его согнутые колени.
Не знаю почему, но когда я вижу кого-нибудь спящим в то
время, как я бодрствую, я прихожу в ярость. Так мучительно быть
свидетелем того, что бесценные часы земного существования,
быстротечные мгновения, которых ему уже никогда не вернуть,
человек попусту тратит на скотский сон.
И вот полюбуйтесь на Джорджа, который, поддавшись
омерзительной лени, расточает ниспосланный ему свыше
дар--время. Его драгоценная жизнь, в каждой секунде которой он
должен будет когда-нибудь дать отчет, проходит мимо него без
цели и смысла.
А ведь он мог бы бодрствовать, уплетая яичницу с ветчиной,
или дразня собаку, или заигрывая с горничной, вместо того чтобы
валяться тут, в полном бесчувствии, унижающем человеческое
достоинство.
Какая ужасная мысль! В одно и то же мгновение она потрясла
и меня и Гарриса. Мы решили спасти Джорджа и, объединенные
таким благородным стремлением, забыли о наших собственных
распрях. Мы накинулись на него и стащили с него одеяло, и
Гаррис шлепнул его туфлей, а я гаркнул у него над ухом, и он
проснулся.
-- Чечилось? -- осведомился он, приняв сидячее положение.
-- Вставай, безмозглый чурбан!--проревел Гаррис.-- Уже без
четверти десять.
-- Как! -- завопил Джордж и, соскочив с постели, очутился
в лохани.-- Какой болван, гром его разрази, подставил сюда эту
штуку?
Мы ответили, что надо быть ослом, чтобы не заметить
лохани.
Наконец мы оделись, но когда дело дошло до дальнейших
процедур, то обнаружилось, что зубные щетки, головная щетка и
гребенка уложены (я уверен, что зубная щетка когда-нибудь
доконает меня), и, значит, нам надо спускаться и выуживать их
из саквояжа. А когда это было уже позади, Джорджу понадобился
бритвенный прибор. Мы объяснили ему, что сегодня придется
обойтись без бритья, поскольку мы не собираемся опять
распаковывать саквояж ни для него, ни вообще для кого бы то ни
было. Он сказал:
-- Не валяйте дурака. Разве я могу показаться в Сити в
таком виде?
Пожалуй, это было действительно не слишком мягко по
отношению к Сити, но что нам чужие страдания? Как сказал
Гаррис, с присущей ему вульгарностью,-- Сити и не такое сожрет.
Мы спустились к завтраку. Монморанси пригласил двух
знакомых собак проводить его, и они коротали время, грызясь у
крыльца. Мы успокоили их при помощи зонтика и занялись
отбивными котлетами и холодной говядиной.
Гаррис изрек:
-- Хороший завтрак -- великое дело! -- и начал с двух
отбивных котлет, заметив, что иначе они остынут, тогда как
говядина может и подождать.
Джордж завладел газетой и прочел вслух сообщения о
несчастных случаях с лодками и предсказание погоды, в котором
пророчились "осадки, похолодание, переменная облачность (а уж
это--самая зловещая штука, какая только может быть сказана о
погоде), местами возможны грозы, ветер восточный, свежий до
сильного, в центральных графствах (Лондон и Ла-Манш) -- область
пониженного давления; барометр продолжает падать".
Мне думается, что из всего глупейшего, раздражающего
вздора, которым забивают нам голову, едва ли не самое гнусное
-- это мошенничество, обычно называемое предсказанием погоды.
На сегодняшний день нам обещают точнехонько то, что происходило
вчера или позавчера, и прямо противоположное тому, что
произойдет сегодня.
Помню, как однажды осенью мой отдых был совершенно
загублен тем, что мы верили предсказаниям погоды, которые
печатались в местной газете. "Сегодня ожидаются проходящие
ливни и грозы",-- было написано там в понедельник, и мы
отложили пикник и целый день сидели дома в ожидании дождя. А
под окнами на линейках и в пролетках катили развеселые
компании, солнце жарило вовсю, и на небе не было ни облачка.
-- Ну-ну, поглядим, в каком-то виде они вернутся! --
говорили мы, глядя на них из окна.
И мы, посмеиваясь при мысли о том, как они промокнут,
отошли от окна, растопили камин и занялись чтением и
приведением в порядок коллекции водорослей и раковин. В полдень
солнце залило всю комнату, жара стала удручающей, и мы
недоумевали, когда же разразятся эти проходящие ливни и грозы.
-- Погодите, все начнется после полудня,-- говорили мы
друг другу.-- Ну и промокнут же эти гуляки! Вот будет потеха!
В час заглянула хозяйка и спросила, не собираемся ли мы
прогуляться,--такой чудесный день.
-- Ну, нет,-- ответили мы, многозначительно
посмеиваясь,--мы гулять не собираемся. Мы вовсе не желаем
промокнуть. Покорно благодарим.
И когда день уже клонился к вечеру, а дождя все еще не
было, мы продолжали подбадривать себя тем, что он хлынет
внезапно, как раз в тот самый момент, когда гуляющие уже
отправятся в обратный путь, и таким образом им негде будет
спрятаться, и они вымокнут до нитки. Но день прошел, а с
небосвода не упало ни единой капли, и за ясным днем последовала
такая же ясная ночь.
На следующее утро мы прочли, что ожидается "жаркий день;
устойчивая, ясная погода", и мы надели легкие светлые костюмы и
отправились на прогулку, а через полчаса пошел дождь и, откуда
ни возьмись, начал дуть пронизывающий ветер, и дождь с ветром
усердствовали весь день без передышки, и мы вернулись насквозь
продрогшие и простуженные и легли спать.
Погода--это явление, находящееся за пределами моего
понимания. Я никогда не могу толком в ней разобраться. Барометр
ничего не дает: он так же вводит в заблуждение, как и газетные
предсказания.
Я вспоминаю о барометре оксфордской гостиницы, в которой я
останавливался прошлой весной. Когда я на него посмотрел, он
стоял на "ясно". В это самое время дождь лил ручьями, а начался
он еще с ночи, и я никак не мог понять, в чем дело. Я слегка
стукнул пальцем по барометру, и стрелка перескочила на "хор.
