времяпрепровождения. У меня нет ни малейшего интереса к тому,
чтобы таскаться вслед за каким-нибудь пыхтящим от одышки старым
грибом вокруг хмурой, наводящей тоску церкви и читать эпитафии.
Даже тогда, когда на медяшке, привинченной к каменной глыбе,
нацарапаны трогательные изречения я не в состояний прийти от
этого в экстаз.
Абсолютное самообладание, которое мне удается сохранить
перед лицом самых душераздирающих надписей, приводит в
содрогание всех добропорядочных могильщиков, а пониженная
любознательность по отношению к местным семейным преданиям и
плохо скрываемое стремление выбраться из-за церковной ограды
оскорбляют их лучшие чувства.
Однажды в сияющее солнечное утро я стоял, прислонясь к
низкой каменной стене, служившей оградой маленькой деревенской
церкви, и курил, погруженный в спокойное, счастливое
созерцание. Моим глазам представлялась очаровательная мирная
картина: старинная серая церковь, заросшая плющом, ее
украшенные причудливой резьбой дубовые двери, дорога, вьющаяся
белой лентой по склону холма и обсаженная двумя рядами высоких
вязов, крытые соломой домики, выглядывающие из-за аккуратных
изгородей, серебряная речка в долине, а на горизонте лесистые
холмы.
Это был чудесный пейзаж. Идиллический и поэтичный. Он
вдохновлял меня. Я чувствовал, что становлюсь добрым и
благородным. Я чувствовал, что готов отречься от зла и греха. Я
поселюсь здесь, и меня осенит благодать, и жизнь моя будет
прекрасной и достойной хвалы, и я состарюсь, и меня украсят
почтенные седины, и тому подобное.
И в эту минуту я простил своим родным и друзьям их
прегрешения и благословил их. Они и не знали, что я их
благословил. Они продолжали идти по стезе порока, не ведая
того, какое добро я творю для них в этом далеком мирном
селенье. Но все-таки я творил для них добро и считал, что
должен уведомить их о том, что сотворил добро, ибо я желал
осчастливить их. Вот какие высокие и гуманные размышления
переполняли мою душу и переливались через край, когда вдруг
меня вывел из задумчивости чей-то пронзительный пискливый
голос:
-- Сию минуту, сэр! Бегу, бегу! Погодите, сэр! Сию минуту!
Я оглянулся и увидел лысого старикашку, который торопливо
ковылял по кладбищу, направляясь ко мне. В его руке была
гигантская связка ключей, которые громыхали при каждом его
шаге.
Величественным мановением руки я велел ему удалиться, но
он тем не менее приближался, истошно крича:
-- Иду, иду, сэр! Я, видите ли, прихрамываю. Да, старость
не радость, сэр! Прошу сюда, сэр!..
-- Прочь, несчастный старец! -- промолвил я.
--Я уж и так спешил, сэр,--ответил он.--Моя благоверная
только сейчас вас заприметила. Идите за мной, сэр.
-- Прочь,--повторил я,--оставьте меня в покое, или я
перелезу через стену и убью вас.
Он оторопел.
-- Вы не хотите осмотреть памятники? -- спросил он.
-- Не хочу,-- ответил я.-- Я хочу стоять здесь,
прислонившись к этой старой каменной стене. Уходите, вы меня
отвлекаете. Моя душа -- средоточие великих и благородных
помыслов, и я не желаю рассеиваться, ибо ощущаю благодать. Не
вертитесь тут под ногами и не выводите меня из себя, разгоняя
мои лучшие чувства дурацкой болтовней об этих идиотских
памятниках. Убирайтесь, и если кто-нибудь не слишком дорого
возьмет за то, чтобы вас похоронить,-- я оплачу половину
расходов.
Старик на мгновение растерялся. Он протер глаза и
воззрился на меня. С виду я был человек как человек. Он ничего
не понимал.
Он сказал:
-- Вы приезжий? Вы здесь не живете?
-- Нет,-- ответил я,-- не живу. Если бы я здесь жил, то вы
бы уже здесь не жили.
-- Так, значит, вы желаете осмотреть памятники...
могилки... понимаете? -- гробы, покойнички...
-- Вы шарлатан!--сказал, я начиная раздражаться.-- Я не
желаю осматривать памятники. Никаких памятников. К чему это
мне? У нас есть свои семейные памятники. Памятник дяде Поджеру
на кладбище Кенсэл-Грин -- гордость всего прихода. А склеп
моего дедушки в Бау может принять под свою сень десяток гостей.
А в Финчли у моей двоюродной бабушки Сусанны кирпичный саркофаг
с надгробием, украшенным чем-то вроде кофейника, а одна только
дорожка вокруг могилы, выложенная белым камнем, стоила бешеных
денег. Когда я желаю полюбоваться на памятники, я отправляюсь
туда и упиваюсь этим зрелищем. Чужих мне не надо. Когда вас
похоронят, я, так и быть, приду посмотреть на вашу могилу. Это
все, что я могу для вас сделать.
Старик зарыдал. Он сообщил, что один из памятников увенчан
каким-то обломком, о котором толкуют, будто он был частицей
окаменевшего человека, а на другом памятнике выгравирована
надпись, которую до сих пор никто не смог разобрать.
Но я был неумолим, и старик сказал дрожащим голосом:
-- Но все-таки вы посмотрите историческое окно?
Я отказался даже от исторического окна, и тут он выпустил
свой последний козырь. Он подошел ко мне вплотную и хрипло
прошептал:
-- Там в склепе под церковью у меня припрятана парочка
черепов. Так и быть, можете на них взглянуть. Пойдемте,
посмотрите на черепа. У вас ведь каникулы, молодой человек, и
вам необходимо развлечься. Я покажу вам черепа!
Тут я обратился в бегство и долго еще слышал за своей
спиной жалобные призывы:
-- Пойдемте, я покажу вам черепа! Вернитесь, взгляните на
черепа!
Но Гаррис обожает памятники, склепы, надгробия и эпитафии,
и от мысли, что он не может увидеть могилы миссис Томас, он
совершенно взбеленился. Он заявил, что мечтал о посещении
могилы миссис Томас с той самой минуты, когда впервые зашла
речь о пашей поездке: он сказал, что никогда бы не принял
участия в нашем путешествии, если бы не имел в виду посетить
место вечного успокоения миссис Томас.
Я напомнил ему о Джордже и о том, что мы должны
встретиться с ним в Шеппертоне и что надо туда добраться к пяти
часам. Тогда Гаррис напустился на Джорджа. Какого черта Джордж
целый день валяет дурака и заставляет нас одних таскать взад и
вперед по реке эту неповоротливую старую плавучую развалину для
того, чтобы, изволите ли видеть, где-то его еще встречать!
Какого черта Джордж не является, чтобы тоже немного
потрудиться? Какого черта он не взял отпуск на сегодняшний
день, чтобы ехать всем вместе? Чтоб он лопнул, этот банк! И на
кой дьявол сдался Джордж этому банку?
-- Сколько раз я туда ни заходил,-- добавил Гаррис,-- ни
разу не видел, чтобы Джордж делал там что-нибудь путное. Он
сидит целый день за стеклянной перегородкой и делает вид, будто
что-то делает. Какая может быть польза от человека, который
сидит за стеклянной перегородкой? Вот я, например, в поте лица
зарабатываю свой хлеб. А почему он не может работать? Кому он
там нужен и на что вообще нужны все эти банки? Отдаешь им свои
трудовые гроши, а когда хочешь получить по чеку, то они
возвращают его назад, исчеркав вдоль и поперек дурацкими
надписями вроде: "счет исчерпан" или "обращайтесь к
чекодателю". Какой от этого прок? Такую штуку они сыграли со
мной дважды на одной только прошлой неделе. Я не собираюсь
терпеть эти издевательства. Я выну свой вклад. Если бы Джордж
был с нами, мы могли бы сделать остановку и посмотреть памятник
миссис Томас. Я вообще не очень-то верю, что он сейчас сидит в
банке. Не сомневаюсь, что он шляется где-нибудь, а нас
заставляет за себя работать. Я должен выйти на берег и
промочить горло.
Я заметил, что на расстоянии нескольких миль нет ни одного
питейного заведения. Тогда Гаррис принялся поносить Темзу и
спрашивать, какая, к черту, польза от реки и почему человек,
оказавшийся на реке, должен умирать от жажды?
В таких случаях лучше всего не перечить Гаррису и дать ему
излить душу. Он высказывает все, что у него накипело,
выдыхается и становится после этого совсем ручным.
Я напомнил ему, что в корзине имеется сгущенный лимонад, и
на носу стоит целый бидон воды, и что обе эти субстанции только
и ждут, когда их смешают, чтобы превратиться в приятный
прохладительный напиток.
Тогда Гаррис обрушился на лимонад, а заодно и на имбирное
пиво, малиновый сироп и тому подобное, и обозвал все это
"помоями, пригодными только для учеников воскресной школы". Он
утверждал, что все эти напитки вызывают расстройство
пищеварения, содействуют в равной степени как физическому, так
и умственному вырождению и являются истинной причиной, по
крайней мере, половины преступлений, совершающихся в Европе.
Тем не менее он заявил, что ему необходимо чего-нибудь
выпить, и встал на скамейку и стал искать в высокой корзине
бутылку с лимонадом.
Бутылка была на самом дне, и найти ее было нелегко, и он
наклонялся над корзиной все ниже и ниже. Он пытался править
лодкой, видя все вверх ногами, и потянул не за ту веревку, и
лодка врезалась в берег, и от удара он потерял равновесие, и
нырнул в корзину, и воткнулся в нее головой, вцепившись
мертвой. хваткой в борта лодки и растопырив ноги в воздухе. Он
не смел пошевелиться от страха полететь в воду и должен был
оставаться в такой позе, пока я не вытащил его из корзины за
ноги.
Само собой разумеется, что это происшествие не улучшило
его настроения.
ГЛАВА VIII
Вымогательство.-- Как следует поступать в таких случаях.--
Бесстыдный эгоизм прибрежных землевладельцев.-- Проклятые
доски.--Нехристианские чувства Гарриса.-- Как Гаррис поет
комические куплеты.-- Вечер в изысканном обществе.--
Недостойная выходка двух юных шалопаев.-- Кое-какие бесполезные
справки.-- Джордж покупает банджо.
Мы причалили у Хэмптон-парка, под ивами, чтобы
позавтракать. Это прелестное местечко. Высокие зеленые берега
здесь полого сбегают к воде, над которой склоняются ивы. Только
мы приступили к третьему блюду--хлебу с вареньем, как перед
нами предстал какой-то джентльмен в жилете, с короткой трубкой
в зубах и осведомился, известно ли нам, что мы нарушили границу
чужих владений. Мы ответили, что еще не успели настолько
тщательно исследовать этот вопрос, чтобы иметь возможность
прийти к окончательному заключению, но если он может дать слово
джентльмена, что мы действительно нарушили границу чужих
владений, то мы поверим ему без всяких колебаний. Он дал нам
требуемые заверения, и мы поблагодарили его, но он продолжал
торчать возле нас и явно был чем-то недоволен, так что мы
спросили, не можем ли мы быть ему еще чем-нибудь полезными, а
Гаррис, человек общительный, предложил ему кусок хлеба с
вареньем.
Я подозреваю, что этот джентльмен принадлежал к какому-то
обществу воздержания от хлеба с вареньем, потому что он отверг
угощенье так свирепо, как будто речь шла о покушении на его
добродетель; и он добавил, что его долг--вытурить нас в шею.
Гаррис сказал, что если таков его долг, то, несомненно,
следует его выполнить, и спросил, какие средства .для этого
являются, с его точки зрения, наилучшими. А Гаррис, скажу я
вам, мужчина крепкого сложения, сажейного роста и с виду
кажется сильным и здоровым. Незнакомец смерил его взглядом и
сказал, что сходит посоветоваться с хозяином, а потом вернется
и швырнет нас обоих в реку.
Конечно, мы его больше не видели, и, конечно, ему просто
нужен был шиллинг. Существует изрядное количество жуликов,
которые летом неплохо кормятся на Темзе, слоняясь по берегу и
вымогая вышеуказанным образом деньги у малодушных простаков.
