студента-медика; поэтому нет ничего удивительного, что на
высказываниях Джорджа лежит печать семейной склонности к
медицине.
Я согласился с Джорджем и сказал, что хорошо бы найти
какой-нибудь уединенный, забытый уголок, вдали от суетного
света, и помечтать недельку в сонных его закоулках --
какую-нибудь заброшенную бухту, скрытую феями от шумной людской
толпы, какое-нибудь орлиное гнездо на скале Времени, куда лишь
едва-едва доносится гулкий прибой девятнадцатого века.
Гаррис сказал, что это будет смертная тоска. Он сказал,
что отлично представляет себе уголок, который я имею в
виду,--эту захолустную дыру, где укладываются спать в восемь
часов вечера, и где ни за какие деньги не раздобудешь
"Спортивный листок", и где надо прошагать добрых десять миль,
чтобы разжиться пачкой табаку.
-- Нет,--сказал Гаррис,-- если уж нам нужен отдых и
перемена обстановки, то лучше всего прогулка. по морю.
Я решительно восстал против прогулки по морю. Прогулка по
морю хороша, если посвятить ей месяца два, но на одну неделю
это не имеет смысла.
Вы отплываете в понедельник, лелея мечту об отдыхе и
развлечении. Вы весело машете рукой приятелям на берегу,
закуриваете самую внушительную свою трубку и начинаете
расхаживать по палубе с таким видом, будто вы капитан Кук, сэр
Фрэнсис Дрейк и Христофор Колумб в одном лице. Во вторник вы
начинаете жалеть, что пустились в плавание. В среду, четверг и
пятницу вы начинаете жалеть, что родились на свет божий. В
субботу вы находите в себе силы, чтобы проглотить чашку
бульона, и, сидя на палубе, отвечаете кроткой мученической
улыбкой на вопросы сострадательных пассажиров о том, как вы
себя чувствуете. В воскресенье вы уже способны самостоятельно
передвигаться и принимать твердую пищу. А в понедельник утром,
когда вы с чемоданом в руке и зонтиком под мышкой стоите у
трапа, ожидая высадки,--прогулка по морю вам уже решительно
нравится.
Я вспоминаю, как мой шурин предпринял однажды небольшое
морское путешествие для укрепления здоровья. Он взял каюту от
Лондона до Ливерпуля и обратно; но, добравшись до Ливерпуля, он
был озабочен только тем, кому бы сплавить обратный билет.
Говорят, он предлагал его каждому встречному и поперечному
с неслыханной скидкой; в конце концов билет был пристроен за
восемнадцать пенсов некоему худосочному юнцу, которому врач
прописал морской воздух и моцион.
-- Морской воздух! -- воскликнул мой шурин, с нежностью
вкладывая билет ему в руку.--Ого, да вы будете им сыты по горло
на всю жизнь. А что касается моциона, то, сидя на палубе
корабля, вы получите больше моциона, чем если бы ходили колесом
по берегу.
Он сам -- мой шурин -- вернулся поездом. Он объяснял, что
Северо-Западная железная дорога достаточно полезна для его
здоровья.
Другой мой знакомый отправился в недельную прогулку вдоль
побережья. Перед отплытием к нему подошел стюард и спросил,
будет ли он расплачиваться за каждый обед отдельно или сразу
оплатит стол за все дни.
Стюард посоветовал второй способ, как более выгодный. Он
сказал, что питание на всю неделю обойдется в два фунта пять
шиллингов. Он сказал, что на завтрак подают рыбу и жареное
мясо. Ленч бывает в час и состоит из четырех блюд. В шесть
часов -- обед: суп, entree /закуска (франц.)/, жаркое, дичь,
салат, сладкое, сыр и фрукты. И, наконец, в десять
часов--легкий ужин из нескольких мясных блюд.
Мой приятель решил, что эта сорокапятишиллинговая сделка
ему подходит (он любитель покушать), и выложил деньги.
Ленч подали, когда судно только что отошло от Ширнесса.
Мой приятель проголодался меньше, чем ожидал, и ограничился
куском вареного мяса и земляникой со сливками. После ленча он
довольно долго предавался размышлениям, и ему то казалось, что
он уже с неделю не ел ничего другого, кроме вареного мяса, то,
что он последние годы прожил на одной землянике со сливками.
Равным образом ни мясо, ни земляника со сливками не были в
восторге; наоборот, им явно не хотелось оставаться там, куда
они попали.
В шесть часов его позвали обедать. Он встретил приглашение
без всякого энтузиазма, но воспоминания об уплаченных сорока
пяти шиллингах пробудили в нем чувство долга, и он, держась за
канаты и прочее, спустился по трапу. Внизу его встретило
аппетитное благоухание лука и горячей ветчины, смешанное с
ароматом овощей и жареной рыбы. Тут к нему подскочил стюард и
спросил со сладкой улыбкой:
-- Что вы пожелаете выбрать к обеду, сэр?
-- Лучше помогите мне выбраться отсюда,--чуть слышно
прошептал он.
Его поспешно вытащили на палубу, прислонили к
подветренному борту и оставили в одиночестве.
В продолжение следующих четырех дней он жил простой и
безгрешной жизнью, питаясь сухариками и содовой водой; но к
субботе он воспрянул духом и отважился на чашку слабого чая с
ломтиком поджаренного хлеба. А в понедельник он уже уписывал за
обе щеки куриный бульон. Он сошел на берег во вторник и с
грустью смотрел, как пароход отваливает от пристани.
-- Вот он и уходит! --промолвил мои приятель.-- Вот он и
уходит, а с ним и сорокашиллинговый запас провизии, который
принадлежит мне по праву, но который мне не достался.
Он говорил, что, если бы ему добавили еще только один
день, он сумел бы наверстать упущенное.
Итак, я решительно воспротивился прогулке по морю. Дело не
в том, объяснил я, что мне страшно за себя. У меня никогда не
было морской болезни. Но я боялся за Джорджа. Джордж сказал,
что он в себе уверен и ничего бы не имел против прогулки по
морю. Но он не советует Гаррису и мне даже думать об этом, так
как не сомневается, что мы оба заболеем. Гаррис сказал, что
лично для него всегда было загадкой, как это люди ухитряются
страдать морской болезнью; что все это сплошное притворство;
что он часто хотел тоже заболеть, но ему так и не удалось.
Потом он стал рассказывать нам историю о том, как он
пересекал Ла-Манш в такой шторм, что пассажиров пришлось
привязывать к койкам, и только два человека на борту--он сам и
капитан корабля--устояли против морской болезни. Иногда теми,
кто устоял против морской болезни, оказывались он сам и второй
помощник, но неизменно это был он сам, и кто-то другой. Если же
это были не он сам плюс кто-то другой, то это был он один.
Странная вещь: людей, подверженных морской болезни, вообще
не бывает... на суше. В море вы встречаете этих несчастных на
каждом шагу, на пароходе их хоть отбавляй. Но на твердой земле
мне еще ни разу не попадался человек, который знал бы, что
значит болеть морской болезнью. Просто диву даешься: куда
исчезают, сойдя на берег, те тысячи и тысячи страдальцев,
которыми кишмя кишит любое судно.
Я мог бы легко объяснить эту загадку, если бы люди в
большинстве своем были похожи на одного молодчика, которого я
видел на пароходе, шедшем в Ярмут. Помню, мы только-только
отвалили от Саутэндской пристани, как я заметил, что он с
опасностью для жизни перегнулся через борт. Я поспешил ему на
помощь.
-- Эй! Поосторожней! -- сказал я, тряся его за плечо.--
Этак вы можете оказаться за бортом.
-- О господи! Там хуже не будет!
Вот все, что мне удалось из него выжать. С тем мне и
пришлось его оставить.
Три недели спустя я встретился с ним в Бате в ресторане
гостиницы, где он рассказывал о своих путешествиях и с жаром
распространялся о своей любви к морю.
-- Как я переношу качку? -- воскликнул он в ответ на
вопрос робкого молодого человека, смотревшего на него с
восхищением.-- Признаться, однажды меня слегка мутило. Это было
у мыса Горн. Наутро судно потерпело крушение.
Я сказал:
-- Простите, это не вас тошнило на Саутэндском рейде? Вы
еще тогда мечтали очутиться за бортом.
-- На Саутэндском рейде? -- переспросил он с озадаченным
видом.
-- Да, да; на пути в Ярмут в пятницу, три недели тому
назад.
-- Ах, тогда!--ответил он, просияв.--Да, вспомнил. У меня
была отчаянная мигрень. И все из-за пикулей. Вот мерзкие были
пикули! Не понимаю, как такую гадость могли подавать на
приличном пароходе. А вы их не пробовали?
Что касается меня, то я нашел превосходное средство против
морской болезни: нужно просто сохранять равновесие. Вы
становитесь в центре палубы и, в соответствии с корабельной
качкой, балансируете так, чтобы ваше тело все время находилось
в вертикальном положении. Когда нос корабля задирается вверх,
вы наклоняетесь вперед, почти касаясь лбом палубы; а когда
поднимается корма, вы откидываетесь назад. Это отлично помогает
час-другой. Но попробуйте таким образом сохранять равновесие
целую неделю!
Джордж сказал:
-- Давайте махнем на лодке вверх по реке.
Он сказал, что нам будут обеспечены свежий воздух,
физический труд и душевный покой; непрерывная смена пейзажа
займет наш ум (включая и то, что известно под этим именем у
Гарриса); а здоровая усталость будет содействовать возбуждению
аппетита и улучшит сон.
Гаррис сказал, что Джорджу едва ли следует предпринимать
что-либо для улучшения сна -- это опасно. Он сказал, что,
поскольку в сутках всего двадцать четыре часа как зимой, так и
летом, он не представляет себе, каким образом Джордж собирается
спать больше, чем в настоящее время; он высказал мнение, что,
если Джордж решил спать больше, он мог бы с тем же успехом
почить навеки, чтобы не тратиться по крайней мере на стол и
квартиру.
Гаррис добавил, что тем не менее предложение относительно
реки "попадает в точку". Я не совсем понимаю, почему "в точку"
(разве только речь идет о том, чтобы отдать в точку несколько
тупые остроты Гарриса), но, видимо, это выражение имеет
одобрительный смысл.
Я подтвердил, что река "попадает в точку", и мы с Гаррисом
согласились, что Джорджу пришла в голову удачная мысль. Мы это
высказали тоном, в котором сквозило некоторое удивление, что
Джордж оказался столь сообразительным.
Единственный, кто не пришел в восторг от такого
предложения, был Монморанси. Лично его река никогда не
прельщала.
-- Для вас, ребята, все это превосходно,-- сказал он,--вам
эта штука по душе, а мне-- нет. Мне там нечего делать. Я
не любитель пейзажей и не курю. Если я замечу крысу, то вы
из-за меня не станете причаливать к берегу; а если я задремлю,
вы еще, чего доброго, натворите глупостей и вывалите меня за
борт. С моей точки зрения -- это идиотская затея.
Однако нас было трое против одного, и большинством голосов
предложение было принято.
ГЛАВА II
Обсуждение плана.-- Прелесть ночевка под открытым небом в
хорошую погоду.--То же--в плохую.-- Мы приходим к
компромиссу.-- Монморанси, его первые шаги и мои впечатления.--
Возникает опасение, не слишком ли он хорош для сего мира! --
Опасение рассеивается, как лишенное оснований.-- Заседание
откладывается.
Мы разложили карту и начали обсуждать план дальнейших
действий. Было решено, что мы отплываем в ближайшую субботу из
Кингстона. Гаррис и я выедем туда утром и поднимемся в лодке до
Чертси, где к нам присоединится Джордж, которого служебные
обязанности удерживали в Сити до середины дня (Джордж спит в
каком-то банке с десяти до четырех каждый день, кроме субботы,
когда его будят и выставляют за дверь уже в два часа).
Но где мы будем ночевать: под открытым небом или в
гостиницах?
Джордж и я стояли за ночевки на воздухе. Это так
первобытно, говорили мы, так привольно, так патриархально.
