ему? Ведь он же все равно умрет через несколько часов. Он всю жизнь в
море... Кто знает, не подскажет ли он что-нибудь такое, что поможет мне
найти АПЛI? Да и мне самому легче, когда я поделюсь с ним своим секретом".
Я встал, плотно закрыл дверь, подсел к старику и подробно рассказал
ему о полученном приказе, о Гансе Тутте, о том, что я сделал бы на его
месте, и о своей уверенности, что АПЛI, безусловно, нужна какая-то база.
Глаза старика загорелись, он вдруг встрепенулся и уже другим, энергичным
голосом спросил:
- Где будет рыскать эта АПЛI?
- В Южной Атлантике.
- Я же знаю этот район как свои пять пальцев! - воскликнул дед. -
Никаких островов там нет. На побережье Южной Америки укромных уголков
сколько угодно, но климат такой, что ни один капитан не станет искать там
местечка для отдыха команды. И людей там в общем-то многовато. Да и
командование наше флотское не такое уж тупое, что бы оставить без внимания
маршруты торговых судов в Южную Америку. Именно потому Харвуд нашел "Графа
Шпее", - улыбнулся дед. - Нет, нет, на месте Тутте я бы выбрал Африку!
- Да, но и там те же недостатки, - и климат плохой, и народу
многовато.
- Юго-Западная Африка! - повторил мой старик, взмахивая от волнения
рукой.
- Но между Тигровой бухтой, Валвис-бей и Кейптауном нет ни одного
сколько-нибудь подходящего залива или бухты, - возразил я, уже сожалея,
что рассказал умирающему старику о полученном задании. - Я говорил об этом
в Адмиралтействе.
- Адмиралтейство! - крикнул дед. - В Адмиралтействе даже не захотели
ознакомиться с мои ми заметками о промерах глубин в тамошних водах!
Принеси-ка, парень, карту, она лежит на моем столе. Нет, нет, не
адмиралтейскую, а мою собственную... Какое водоизмещение, ты говоришь, у
АПЛI? Три тысячи тонн? Черт побери, только-только, но она все же сможет
пройти туда!..
Дед пришел в сильнейшее волнение. Я тихонько выскользнул из комнаты.
На его письменном столе в беспорядке валялись карты, какие-то бумаги,
старые счета и всякий хлам. Но мне все же удалось отыскать то, что старик
называл "своей картой". Бегло взглянув на нее, я решил, что на ней
нанесена, очевидно, часть побережья к югу от Анголы.
Я вернулся в спальню и, едва переступив порог, понял, что не
отвратимое произошло - достаточно было одного взгляда на лицо деда,
покрытое пятнами и искаженное судорогой. Задыхаясь и кашляя, старик
откинулся на подушки. Умирающий громко произнес какое-то слово, похожее на
"север".
- Север? - спросил я, наклоняясь к деду.
- Двадцать миль... север... север... север... - твердил он, но
произносил это слово так, что его можно было понять и по-другому. - ...В
двадцати милях... южнее... норда... большая скала... в двадцати милях к
югу от...
В горле у него что-то заклокотало. Я решил, что все кончено, но, к
моему удивлению, он поднял голову с подушек и отчетливо произнес: - Остров
с кривой косой, парень. Все равно он принадлежит тебе...
НА ХВОСТЕ ТИГРА
Долгий день близился к концу; солнце быстро скатывалось на запад, к
острову Св. Елены.
Я стоял в боевой рубке, и от сюда океан казался мне бесконечным.
Здесь и в мирное-то время редко появлялись суда, а теперь, в дни войны, их
и вовсе не стало. Свободные от вахты загорелые матросы играли в кости
около орудия. Небольшие волны с юго-запада вяло лизали стальную палубу.
Можно было подумать, что мы одни тут, на всем этом огромном пространстве.
Джон Герланд в белой сорочке, расстегнутой у горла, загорелый, словно
человек с рекламного объявления, лениво взглянул на увлеченных игрой
матросов.
- Боюсь, Джеффри, что от такой жизни нам скоро осточертеет все на
свете, и мы начнем делать ставки на игроков в кости, хотя это и запрещено
военно-морским уставом.
Я промолчал. А вообще-то и меня тревожила мысль, что легкая жизнь
разлагает команду, пусть и состоящую из опытных моряков-ветеранов. Из
походов на подводных лодках люди не возвращаются загорелыми красавцами. До
сих пор наше плавание проходило так легко и спокойно, что даже мысль о
том, с какой целью мы находимся в этот солнечный вечер в Южной Атлантике,
казалась странной и нереальной.
...После отпуска я прилетел в Гибралтар, где уже стояла "Форель",
заправленная горючим и снабженная всеми необходимыми запасами. По чьему-то
приказу на "Форель" были присланы даже американские и канадские
деликатесные продукты, несколько ящиков шотландского виски и дюжина
бутылок лучшего хереса. "Для идущих на смерть", - с горечью подумал я.
Ни в Гибралтаре, ни позже в Саймонстауне, ни в Кейптауне, где мы
заправлялись горючим, ни у кого не появлялось и тени сомнения, что все
требования "Форели" должны выполняться вне всякой очереди. Нам ни в чем и
нигде не отказывали, и матросы быстро это поняли. Они предпочитали не
думать об опасностях, скрывающихся за столь необычной щедростью, и были
довольны, что имеют возможность жить как боги. Я случайно подслушал, как
один из моих матросов в Саймонстауне, будучи основательно "под мухой",
заявил: "Подавай мне виски! Никакой дряни для команды "Форели"! Все самое
лучшее!"
Я не сразу заметил симптомы вялости и праздности среди экипажа лодки,
но в конце концов понял, что недели крейсирования на огромных
пространствах Южной Атлантики стали отрицательно сказываться на моряках.
Разумеется, мы вели патрулирование по определенному плану. Я разбил
Южную Атлантику на небольшие квадраты и обозначил место, где был
торпедирован "Данедин стар". Мы патрулировали круглосуточно, но в течение
нескольких недель не заметили ни единого судна, ни единого паруса.
Абсолютно ничего.
Замечание Джона заставило меня серьезно задуматься. Я не мог до
бесконечности занимать команду учебными атаками, погружениями, стрельбами
по мишеням. Экипаж "Форели", очевидно, вступил в полосу кризиса - кризиса
опасной скуки.
"Потопить АПЛI! Но где, черт возьми, искать ее?! - думал я,
осматривая бескрайнюю водную гладь. - Может, она взорвалась и бесследно
канула в морскую пучину? Может, нам придется продолжать патрулирование до
тех пор, пока начальство в Адмиралтействе не убедится, что АПЛI больше не
существует? Или, может, оно просто прикажет мне вернуться и потребует
объяснения?.."
Голос сигнальщика вернул меня к действительности.
- На мостике, сэр! Вижу треногие мачты!
"До чего же это приятно - увидеть хоть какой-нибудь корабль!" -
мелькнуло у меня. Услышав сигнал тревоги, игроки в кости недоуменно
переглянулись: они, наверно, успели забыть, что такое погружение!
- Восемьдесят футов! Курс три-два-ноль! Очистить мостик! - приказал
я.
Мои обленившиеся матросы бросились в люк как сумасшедшие. "Ага! - с
удовлетворением подумал я. - Опасность подействовала на них, словно
инъекция!" "Форель" начала стремительно погружаться.
- Хорошо слышу по курсу один-пять, - доложил акустик и с плохо
скрываемым возбуждением добавил: - Большие военные корабли!
"Форель" легла на боевой курс. Из волн вынырнул мрачный глаз
перископа. Все еще не веря самому себе, я посмотрел на мачты. Британские
военные корабли!
Два крейсера и четыре эсминца охранения.
- Взгляни и ты, Джон, - сказал я.
Волнение на лодке сразу улеглось. Можно только удивляться тому, как
чутко улавливают опытные матросы мдлейшие интонации и голосе командира.
- Так что же, - нетерпеливо воскликнул Джон, - мы сейчас...
- Да, мы сейчас всплываем, - оборвал я. - Сигнальщик! Передайте вот
это, - распорядился и и продиктовал текст с поставленными в начале
кодовыми и опознавательными сигналами.
У меня не хватило решимости пропустить соединение британских военных
кораблей, не обменявшись с ними приветствиями. "Форель" и так бродила в
океане, как пария, хотя ее отверженная команда и жила в роскоши.
Еще не успела сбежать вода с корпуса лодки, как мы с Джоном были на
мостике.
Эсминцы заняли боевые позиции.
- Посмотри-ка, Джеффри, - заулыбался Джон. - Они, конечно, заметили
нас.
Миноносцы продолжали развертываться, вспарывая своими острыми носами
длинные полосы вспененной воды. По спине у меня пробежал холодок, когда я
заметил, как жерла всех шести восьмидюймовых орудий крейсеров медленно,
словно раздумывая, уставились на "Форель".
- Ребята там всегда в готовности, - усмехаясь и в то же время
нервничая, заметил Джон.
Несмотря на то, что мы вовремя подали опознавательный сигнал, эсминцы
все еще держались на стороже, двигаясь широким полукольцом и делая узлов
до тридцати. Я замигал сигнальной лампой "Олдиса", посылая визуальный
опознавательный сигнал.
- Странно, - прошептал Джон. - Они же должны знать, что мы находимся
в этом районе!
"Должны ли?" - подумал я, памятуя, что "Форель" предоставлена своей
собственной судьбе. Сигнальщик вручил мне телеграмму: "Если вы "Форель",
то что вы тут делаете? Адмиралтейство ни о чем не извещало нас".
Я набросал ответ, передал его Джону, и тот удивленно вскинул брови. В
ответе говорилось:
"Даже самая хорошая рыба, включая "Форель", хотя бы изредка должна
всплывать, чтобы подышать свежим воздухом".
Покачиваясь на легкой зыби, мы, стали ждать. Вскоре от эскадры
отделился эсминец и быстро направился к нам.
- Вы действительно "Форель"? - послышался над водой металлический
голос радиомегафона.
- Черт возьми, конечно, "Форель"! - нетерпеливо ответил я. - Разве вы
приняли нас за фрицев?
В мегафоне раздался смех.
- Ну хорошо, хорошо! Послушайте, у меня есть почта для "Форели",
адресованная на Саймонстаун. Сейчас пошлю к вам шлюпку.
Эсминец подошел ближе и спустил шлюпку. Ею командовал младший
лейтенант.
- Вам перебросить почту, сэр? - спросил он с улыбкой, когда шлюпка
приблизилась к нам почти вплотную.
- Давайте, давайте, - ответил я, живо представляя себе, как встретит
эту почту моя истомившаяся от безделья и, скуки команда.
- У вас все в порядке? - осведомился офицер. - Вот уж не ожидали
встретить вас в этом районе!
- Похоже, что так, - улыбнулся я и показал на эсминцы, по-прежнему
покачивающиеся на волнах в боевой готовности.
- Да, оказаться в вашем положении - дело незавидное, - согласился
офицер, перебрасывая нам мешки с почтой. - Ну а теперь до свидания и желаю
успеха.
- Благодарю. Скажите там, чтобы нас перестали стращать.
Офицер помахал рукой, и через несколько минут его шлюпка уже
причаливала к миноносцу.
- Желаем успеха! - послышался тот же металлический голос.
Соединение направилось на юг, и вскоре корабли скрылись из виду.
Солнце начало тонуть в океане.
- Занять посты для ночной вахты, - приказал я Джону. - Всем вниз!
Шестьдесят футов!
- Сегодня у нас не состоится пикник при луне! - рассмеялся Джон.
- Под водой люди будут чувствовать себя лучше, читая письма жен и
возлюбленных. Лунный свет только растревожит воспоминания.
Джон быстро взглянул на меня - в моем голосе прозвучала горечь...
"Форель" нырнула в потемневшие воды.
Я спустился в свою каюту - крохотную каморку, отделенную от остальных
всего лишь старенькой зеленой занавеской. В небольшой пачке адресованных
мне писем и документов я не рассчитывал найти ни одного дружеского письма.
"Ни единой любящей души!" - мрачно подумал я.
В первом же конверте с грифом "Ходжсон, Ходжсон и Ходжсон"
Линкольн-Инн-филдс, Лондон я обнаружил письмо, в котором адвокаты деда в
сухих, канцелярских фразах уведомляли: "Мы должны информировать вас, как
