возрастает.
- Всего сто десять футов, - усмехнулся Джон.
- И достаточно. Если нам удастся провести "Форель" в эту впадину,
шельф ослабит разрушительную силу глубинных бомб, а отраженное берегом эхо
взрывов создаст такие помехи, что гидролокаторы итальянцев не смогут нас
нащупать. То же самое произойдет с шумопеленгаторами...
Снаружи послышался глухой удар... второй... третий...
- Три попадания, сэр! - воскликнул молодой офицер Питерс. Напряжение
среди моряков упало, все заулыбались.
- Отличная работа, сэр! - торжественным тоном провозгла сил Джон. -
Поднимемся взглянуть?
- Ни в коем случае, если не хочешь, чтобы нас потопили. Не пройдет и
пяти минут, как полетят глубинные бомбы, за помни мои слова.
Я направил "Форель" к тому месту, где мы могли рассчитывать на
спасение. Правда, наши шансы проскользнуть туда были невелики, - вражеский
эсминец висел у нас на хвосте, - но томиться в ожидании атаки не менее
тягостно, чем переносить саму атаку.
У меня был точный, но трудновыполнимый приказ. После Таранто
итальянцы кое-как подлатали свой флот, понесший боль шие потери во время
знаменитого ночного налета английской морской авиации на этот порт, и
разведка считала, что один из наименее поврежденных линкоров типа
"Литторио" проходит испытания после ремонта. Именно его я и видел сейчас.
Мне приказали патрулировать у Неаполя и вокруг островов Искья и Капри и,
не отвлекаясь ни на какие другие цели, сколь бы соблазнительными они ни
оказались, потопить линкор, как только он появится в море.
Я приказал поставить торпеды на двадцать футов с таким расчетом,
чтобы они прошли под миноносцами, если те окажутся на линии цели. На
центральном посту рядом со мной стоял Джон Герланд.
- Взгляни-ка, - обратился я к нему.
Джон приник к перископу, почти тут же снова выпрямился, но промолчал;
выражение его лица в эту минуту было красноречивее слов.
Линкор вошел в визир, и я нажал кнопку прибора управления огнем.
- Первая, пли!
Лодка вздрогнула, и я почувствовал в ушах усилившееся давление - это
означало, что сжатый воздух отправил торпеду в ее смертоносное
путешествие.
- Перископ опустить! Вторая, пли! - приказал я спустя пять секунд,
учитывая, что линкор шел со скоростью в двадцать восемь узлов. - Третья!
Четвертая, пли!
- Сэр, выпущено четыре торпеды!
"Форель" погрузилась глубже. В следующие пятнадцать минут решится,
выживем мы или нет, прав я был или ошибался, оценивая характер шельфа у
Искьи. Во всяком случае, жребий был брошен.
- Взрывы по курсу за кормой, сэр!
В ту же минуту лодка вздрогнула, с потолка посыпались куски пробки,
но свет продолжал гореть. - Сто футов!.. Малый впе ред!.. Режим - тишина!
Теперь мы слышали шум винтов над головой. Эсминец перегонял нас, и не
оставалось сомнений, что скоро и другие корабли окружат лодку, как мухи
кусок рафинада.
- Маневра уклонения не производить! - приказал я. Шельф и неглубокая
впадина в нем оставались нашей единственной надеждой, а здесь, где нас
настиг противник, было слишком мелко, чтобы мы могли спастись от атаки
девяти или даже более эсминцев.
Три четверти мили до сравнительно безопасного места... Скорость -
всего три узла... И шум над нами от винтов подоспевших миноносцев...
Слева по носу послышались взрывы - серия из пяти бомб. На эсминцах,
находившихся сейчас между нами и впадиной, как видно, поверили, что я
изменил курс после первой же атаки. И снова шум винтов над нами, снова
серия взрывов.
До спасительной впадины оставалось полмили. Теперь я вел "Форель" на
восток, и скоро нам предстояло подняться футов на двадцать, чтобы не
наткнуться на шельф. Двадцать футов, от которых зависела наша жизнь...
Эсминцы наседали. Три серии взрывов, последовавшие одна за другой,
нарушили где-то электропроводку, и в лодке пришлось включить холодное и
тусклое аварийное освещение. Мне показалось, что на меня отовсюду сыплется
пыль.
- Восемьдесят футов! - тихо приказал я, и Питере даже замигал от
изумления.
Сознавая, что рискую выдать местоположение подводной лодки шумом, я
тем не менее приказал продуть балластные цистерны. Во время этой операции
рядом с "Форелью" разорвалась еще одна серия бомб, рассчитан ных на
глубину, на которой лодка шла раньше; если бы мы не изменили глубину, с
нами было бы все кончено.
"Форель" проплыла над небольшой возвышенностью, и я, еле сдерживая
волнение, приказал:
- Право на борт! Сто десять футов!
"Форель" легла на дно. Заполнив правые балластные цистерны, я
заставил лодку накрениться на пятнадцать градусов и прижаться к краю
шельфа - так человек укрывается за песчаным холмиком от угрожающей ему
опасности. Судя по далеким беспорядочным взрывам, эсминцы потеряли лодку.
Теперь нам оставалось смирнехонько лежать на дне впадины, и надеяться на
лучшее.
Еще целых девять часов эсминцы рыскали над "Форелью" в тщетных
попытках обнаружить ее. И целых девять часов мы слушали взрывы и грохот
тяжелых глубинных бомб. Кажется, итальянцы подняли со дна морского между
"Форелью" и островом Капри все, что можно было поднять. Не сомневаюсь, что
над нами действовало одновременно не меньше пяти миноносцев. Но вот вскоре
после полуночи на конец наступила тишина. Тем не менее я решил выждать еще
час на тот случай, если итальянцы лишь сделали вид, что отказались от
преследования, и только после этого подняться на поверхность. В час
тридцать я отдал соответствующий приказ. Ночь выдалась темная, и если бы
даже эсминцы сторожили нас где-нибудь поблизости, я бы все равно не
заметил их. Впрочем, как и они нас. Надо было поскорее убираться из
Тирренского моря, и "Форель" на полной скорости направилась к Мальте.
Мы всплыли внутри гавани, подняли наш опознавательный сигнал и
медленно пошли к осажденному острову, выглядевшему до странного мирно в
лучах утреннего солнца. Матросы вырядились в парадную форму, но на их
ухмыляющихся физиономиях явственно читалось, что думают они не о какой-то
там славе, а о предстоящей выпивке на берегу. Питерс, натянув комбинезон
прямо на форму, нарисовал на левой стороне рубки изображение полусогнутой
руки, показывающей "нос", прибавив его к ряду таких же рисунков,
количество которых соответствовало количеству потопленных нами кораблей.
Теперь к ним добавлялся итальянский линкор.
Питерс позаимствовал рисунок с моего маскота, который я приобрел
когда-то в деревушке Лоффинген, близ Шварцвальда. По-моему, это был корень
папорот ника, отдаленно напоминавший человеческую руку. Этот талисман
всегда был со мной в боевых походах, и Питерс воспроизводил его на боевой
рубке - разумеется, с некоторыми отступлениями от оригинала. Рисунку
Питерса и обязана наша "Форель" тем, что на базе Лацаретто ее ласково
называли "Ручка".
Здесь нас встретил и как героев. Но я чувствовал себя край не
усталым, ни похвалы, ни приветственные гудки, ни присутствие на встрече
самого командира ба зы не могли ободрить меня.
- Молодец, Джеффри! - бодро воскликнул командир базы, ступив на борт
лодки. - Ну-ка выкладывай, как и что! Письменный рапорт подождет. Только
для моего личного сведения.
Он пристально всматривался в меня, отмечая, вероятно, и морщинки в
уголках губ, и щетину на подбородке, и характерную для подводников
бледность. - Я также хочу сообщить тебе кое-что для твоего личного
сведения. Командир тут же увез меня. У себя в каюте он прежде всего налил
мне джина, усадил меня в свое любимое кресло, и я сразу почувствовал, как
покой и усталость обволакивают меня, словно мантия.
- Я, конечно, надеялся, что ты выполнишь задание и потопишь линкор, -
заявил командир, - но не предполагал, что ты вернешься... Да, да, не
предполагал... - подчеркнул он, бросив на меня испытующий взгляд. -
Послушайте, - начал было я резким тоном, но вовремя остановился, сам
удивляясь тому, как расшатались у меня нервы. Я хотел доложить, как мы
укрылись во впадине, о том, как мучительно было дожидаться на дне моря
окончания бомбежки, а вместо этого сказал: - Трудно нам пришлось, что и
говорить, но, на наше счастье, макаронники не смогли засечь позицию лодки,
хотя некоторый урон они все же на несли "Форели". Я пришлю вам подробный
рапорт о повреждениях.
Командир по-прежнему не сводил с меня глаз.
- Следовательно, "Форель" все же может выйти в плавание?
- Боже милосердный, разумеется! - нетерпеливо воскликнул я.
Пристальный взгляд командира начал меня раздражать.
- Послушайте, - не выдержал я. - Все подробности - ну там карты,
позицию, повреждения и все такое - я доложу вам после того, как приму
ванну. Одна ночь спокойного сна, и я буду, готов к выходу в море. Командир
встал, отошел к иллюминатору, потом внезапно по вернулся ко мне.
- Ты не пойдешь больше в море!
Из-за сильной усталости я не сразу понял смысл его слов.
- Не пойду больше в море?!
- Да, Джеффри.
Я мрачно улыбнулся. - Психическая травма в результате нервного
перенапряжения, замедленная реакция, трясущиеся руки и все прочее?
Я залпом выпил джин.
Командир расхохотался.
- Так вот что тебя тревожит! Нет, Джеффри, дело вовсе не в том. - Он
взмахнул взятой со стола телеграммой. - Возьми, читай. "...Немедленно
откомандировать самолетом распоряжение адмиралтейства..." Я с удивлением
взглянул на командира.
- Что случилось? В чем я провинился?
Командир снова рассмеялся.
- Понятия не имею. Несомненно одно: адмиралтейство избавило меня от
необходимости самому принять очень трудное решение, хотя я теряю одного из
моих лучших боевых офицеров.
- Вы и так могли потерять его... Когда я должен вылететь?
- Пока еще я твой командир. Прежде всего ты должен хорошенько
отоспаться... Адмиралтейство навесит на твою грудь очередную побрякушку,
но оно не в состоянии возместить тебе недосыпание. А я могу... Капитан -
лейтенант Джеффри Пэйс, кавалер ордена "За боевые заслуги" и так далее, и
тому подобное! Не унывай, дружище! В стретимся позже в баре.
Вволю насладившись горячей ванной, сбрив щетину и переодевшись, я
снова почувствовал себя человеком. - "Дело первостепенной важности"! -
фыркнул офицер военно-воздушных сил. Он откинул голову и саркастически
захохотал, потом повернулся ко мне и сердито, язвительно добавил: - Бог
мой! Да что знает это тупоголовое начальство о "делах первостепенной
важности"? Вы видели наш аэродром? На нем не меньше воронок от бомб, чем
морщин на лице старой проститутки! И я обязан отправить вас отсюда
немедленно? Я не могу поднять с него детский змей, не то что морского
офицера. - Он снова фыркнул и залпом осушил кружку пива. - Да вы знаете,
что тут происходит? Макаронники и фрицы так разбомбили нас, что могут
взять остров чуть ли не голыми руками, если захотят. А чтобы захватить
аэродром, хватит горстки парашютистов.
Продолжая возмущаться, он приказал подать новую порцию пива.
- Вы, моряки, и понятия не имеете, что здесь творится. Там, в море,
на вас сбросят несколько бомб, и все, да и от них вы можете укрыться... А
потом торопитесь поскорее попасть домой. Вот жизнь! Командир базы - он
сидел с нами за столиком - с усмешкой в глазах наклонился к негодующему
представителю военно-воздушных сил и тихо произнес:
- Но ведь вы разговариваете с офицером, потопившим линкор. Это
подтвердила воздушная разведка... Кстати, Джеффри, твоя команда ухитрилась
опередить ее, намалевав еще один рисунок на боевой рубке "Форели".
- Боже! - всплеснул руками летчик. - Так это старое корыто потопила
