сохраниться определенные различия в индивидуальных вкусах. Экономический
спрос уже не будет определяться различиями в личных доходах -- эти
различия будут устранены. Спрос будет определяться только количественно.
Понятно, что товары и услуги, пользующиеся спросом большого числа людей,
будут стоить для них дешевле, чем товары и услуги, пользующиеся спросом
малого числа людей для этой последней группы потребителей. Удовлетворение
потребностей меньшинства будет стоить дороже, чем удовлетворение
потребностей большинства. Люди, относящиеся к меньшинству, будут
подвергаться дискриминации.
В этом явлении нет ничего нового. Это нормальная черта любого
экономического общества. Люди с необычными вкусами находятся в невыгодных
условиях в плане удовлетворения своих потребностей. Но они стремятся
поднять свои доходы, чтобы удовлетворить свои особые нужды. А это, надо
сказать, является наиболее мощным стимулом. Его эффективность
подтверждается тем, что многие представители расовых и религиозных
меньшинств отличаются особой целеустремленностью, добиваются высоких
доходов, занимают ведущие посты. То, что справедливо в отношении этих
меньшинств, справедливо и для индивидов, отличающихся необычными чертами.
Социологи могут подтвердить, что в обществе свободной конкуренции наиболее
активными и преуспевающими являются люди с наиболее неординарными личными
качествами.
Если люди с необычными вкусами не имеют возможности экономически улучшить
свое положение путем повышения доходов, то тогда во имя справедливости они
подвергнутся дискриминации. [Чтение представляет собой небольшой, но
понятный пример той дискриминации, о которой идет речь. Пусть первая семья
приобретает каждый месяц двенадцать книг по цене в один шиллинг -- общая
сумма равна 12 ш. У второй семьи другие вкусы, которые выражаются в чтении
более серьезных книг, стоимость которых от 7 ш. 6 п. до 21 ш. Если вторая
семья хочет иметь такое же количество материала для чтения, что и первая,
ей придется истратить что-то около 6 ф. -- в десять раз больше, чем первой
семье. Это означает, в случае равных доходов, что фактически вторая семья
будет находиться в менее выгодном положении, чем первая, с точки зрения
удовлетворения своих потребностей.]
Это будет иметь четыре следствия. Первое, материальные проблемы у людей с
неординарными вкусами; второе, потеря для общества тех усилий, которые
предпринимались бы этими людьми для удовлетворения своих особых
потребностей; третье, утрата обществом разнообразия жизненных стилей,
возникающих в результате успешного удовлетворения этих особых
потребностей; четвертое, утрата обществом тех видов деятельности, которые
поддерживаются спросом меньшинства.
Что касается последнего пункта, можно вспомнить всем известный факт, что
некоторые широкодоступные сегодня товары, например, специи или газеты,
первоначально являлись предметами роскоши и продавались только благодаря
тому, что немногие люди хотели приобрести их по высоким ценам и имели
такую возможность. Трудно сказать, каким бы сейчас было экономическое
развитие Запада, если, как того требуют реформаторы, были бы определены
приоритеты, то есть, если бы производственные усилия были направлены на
выпуск большего количества товаров для большинства в ущерб разнообразию
товаров для меньшинства. Но бремя доказательства того, что экономический
прогресс был бы столь же впечатляющим, лежит, конечно, на реформаторах.
История показывает нам, что каждое последующее увеличение возможностей
потребления было связано с неравным распределением средств потребления. [В
последние годы общественное мнение уделяет все больше внимания роли,
которую играет накопление капитала в развитии экономики. Но до сих пор не
обращали внимания на взаимоотношения между распределением покупательной
способности и прогрессом. Опыт показывает, что прогресс сдерживается в тех
случаях, когда неравенство чрезмерно наследуется, а также когда шкала
доходов имеет разрывы. Но он также сдерживается, когда равенство
достигается насильственными мерами. Видимо, существует оптимальное для
целей прогресса распределение потребительской способности. Этот вопрос
хорошо было бы исследовать.]
Влияние перераспределения на общество
Никто не пытался нарисовать картину общества, возникшего в результате
радикального перераспределения, вдохновленного логикой максимизации
удовлетворенности. Даже если допустить, что это будет общество с теми
значениями нижнего уровня и потолка доходов, что мы даем в Приложении, то
и в этом случае в таком обществе будет невозможен образ жизни, присущий
нашим лидерам во всех областях, -- будь это бизнесмены, общественные или
профсоюзные деятели, художники или интеллектуалы.
Мы условились не принимать в расчет, какое бы то ни было снижение
активности индивида или сокращение объема производства. Но
перераспределение доходов вызовет большие изменения в экономической
деятельности. Спрос на одни товары и услуги возрастет, спрос на другие --
снизится или исчезнет. Специалистам в области потребительского поведения
не составит труда приблизительно оценить рост и падение спроса на разные
группы товаров. [В случае повышения низких доходов с большой степенью
вероятности можно говорить о необходимости использования дополнительных
финансовых средств. Изменения для отдельных семей будут происходить в
рамках тех изменений, которые происходят в существующих социальных
условиях, и результаты которых хорошо известны. Снижение высоких доходов,
с другой стороны, повлечет очень большие изменения уровня жизни для
отдельных семей. Недостаточное количество таких примеров не позволяет
сделать общие выводы на материале нашего общества, что, однако, не мешает
делать разумные предположения.]
Некоторые виды деятельности современного общества постепенно исчезнут
из-за отсутствия на них спроса. Таким образом, будет подтверждена теория
"неправильной направленности производительной деятельности" Уикстеда. Этот
известный экономист утверждал, что неравенство доходов искажает
распределение производственных ресурсов [P. H. Wicksteed, Common Sense in
Political Economy (London, 1933), pp. 189--91]. Поскольку в рыночной
экономике трудовые усилия направляются туда, где они лучше
вознаграждаются, богатые могут отвлекать эти усилия от удовлетворения
насущных потребностей бедных и направлять их на удовлетворение собственных
прихотей. Высокие доходы -- это своего рода магниты, оттягивающие трудовые
усилия от сфер их наилучшего применения. В нашем реформированном обществе
с этим злом будет покончено.
Я лично без сожаления расстался бы со многими услугами, которыми
пользуются богатые, но вряд ли найдутся сторонники ликвидации всех видов
деятельности, которые служат людям с чистым доходом свыше 500 фунтов.
Прекратится производство всех высококачественных товаров. Будут утрачены
навыки, необходимые для их производства, огрубеют вкусы, которые этими
товарами формировались. В первую очередь и наиболее значительно пострадает
производство художественной и интеллектуальной продукции. Кто сможет
покупать картины? И даже книги, кроме дешевых бульварных изданий?
Можем ли мы примириться с тем уроном, который будет нанесен цивилизации,
если творческая интеллектуальная и художественная деятельность не смогут
найти своего покупателя? Должны примириться, если будем следовать логике
исчисления удовлетворенности. Если раньше 2 тыс. гиней тратились двумя
тысячами покупателей на приобретение философского или исторического
исследования, а теперь 42 тысячи покупателей тратят эти деньги на книги
ценой в один шиллинг, то вполне возможно, что суммарная удовлетворенность
возрастает. Таким образом, получается, что общество от этого выигрывает,
если рассматривать общество как совокупность независимых потребителей. При
исчислении суммарной удовлетворенности индивидов не учитываются потери от
невостребованного обществом научного исследования, что, кстати, выявляет
крайне индивидуалистический характер позиции, которую обычно называют
социалистической.
Но, даже вопреки логике своих рассуждений, самые ярые сторонники
перераспределения доходов негативно относятся к сопутствующим культурным
потерям. И они предлагают, на их взгляд, разумный выход. Действительно,
люди не смогут создавать свои личные библиотеки, но будут общественные
библиотеки, даже больше и лучше, чем теперь. Действительно, издание книг
не будет поддерживаться читательским спросом, но автор сможет получать
помощь от государства и т.д. Все сторонники политики радикального
перераспределения дополняют эти меры самой щедрой государственной
поддержкой всего здания культуры.
Это требует двух комментариев. Вначале рассмотрим способы компенсации, а
затем их значение.
Чем выше уровень перераспределения, тем больше власти у государства
Мы уже отмечали, что из-за сокращения объемов инвестируемого капитала
вследствие перераспределения доходов государство должно удерживать из
перераспределяемых сумм те же или почти те же средства, что раньше, при
существовании высоких доходов, направлялись на инвестиции. Из этого
логически следовало, что государство будет само заниматься инвестициями,
принимая на себя большую ответственность и большую власть.
Теперь мы увидели, что, лишив индивидов возможности материально
поддерживать сферу культуры в результате сокращения их доходов,
государство берет на себя еще одну ответственную функцию и еще большую
власть.
Из этого следует, что государство финансирует, а значит и определяет,
капиталовложения, и что оно финансирует культурную деятельность, а,
следовательно, и определяет, какие направления культуры поддерживать.
Поскольку больше нет частных покупателей книг, картин или других
произведений культуры, государство должно поддерживать литературу и
искусство либо как покупатель, либо путем предоставления субсидий авторам,
либо и тем и другим способом.
Это не может не вызывать беспокойства. О том, как быстро возрастет власть
государства в результате политики перераспределения, можно судить уже по
той огромной власти, которую оно имеет сегодня в результате лишь
частичного перераспределения.
Ценности и удовлетворенность
Знаменателен тот факт, что сторонники перераспределения хотят при помощи
государственных средств остановить вырождение высших форм деятельности, к
которому привело бы перераспределение, пущенное на самотек. Они хотят
предотвратить потерю ценностей. Есть ли в этом смысл? При обосновании
необходимости перераспределения утверждалось, что должен быть достигнут
максимум личной и общей удовлетворенности. Для простоты доказательства
было принято, что максимальная сумма личных удовлетворенностей достигается
при равенстве доходов. И если это равенство доходов является наилучшим,
то, следовательно, и цены, которые устанавливают на рынке покупатели, и
соответствующее этой ситуации размещение ресурсов тоже, по логике вещей,
должны быть самыми лучшими и наиболее желательными. Но разве тогда не
противоречит всей линии доказательств требование продолжать производство
товаров, не пользующихся теперь спросом?
Согласно нашим предпосылкам, благодаря процессу перераспределения мы
достигли уровня максимального благосостояния, при котором максимизирована
сумма личных удовлетворенностей. Не противоречит ли логике наше стремление
уйти от этого состояния?
Бесспорно, когда достигнуто распределение доходов, при котором
декларируется максимизация суммы индивидуальных удовлетворенностей, мы
должны позволить этому новому распределению изменить размещение ресурсов и
производительную деятельность, т. к. в противном случае это
перераспределение доходов потеряло бы всякий смысл. А когда ресурсы
перераспределяются, мы не должны изменять их новое размещение, чтобы тем
самым не уменьшить суммарную удовлетворенность. Таким образом,
вмешательство государства в те сферы культуры, которые не в состоянии
найти покупателя, является явной непоследовательностью. Те, кто настаивает
на такой государственной поддержке перераспределения, фактически отрицают,
