запомнила эти слова навсегда. Он увидел, что сказанное дошло до самой
глубины ее существа и удовлетворенно улыбнулся. То ли от игры света и
теней, то ли еще отчего, Кристине этот оскал показался настолько зловещим,
что она невольно вздрогнула.
Никогда после она не могла объяснить самой себе, почему это
необъяснимое требование так поразило ее и так врезалось в память. Но
предчувствие того, что непослушание повлечет за собой что-то очень
нехорошее, было настолько сильным, что с тех пор она всегда неукоснительно
следовала приказу.
По той же причине ее ребенок большую часть времени проводил у
одинокой вдовы, которой Кристина платила за это из своих скромных средств.
Женщине была строго запрещена только одна вещь - давать ребенку играть с
куклами.
...После кафе они отправились домой к Кристине. Она уснула в полночь
и во сне ей вдруг стало душно и нестерпимо тяжело. Она вся напряглась,
желая сбросить с себя эту тяжесть, а когда проснулась в холодном поту, то
с ужасом обнаружила, что на ней что-то лежит, - именно "что-то", большое,
как человек, но слишком холодное и куда более легкое. Дрожащей рукой
Кристина дотянулась до кнопки и включила торшер, стоявший у кровати. При
свете, который показался ей ослепительным, она увидела, что ее придавила
огромная кукла мужчины из гладкой розовой пластмассы с застывшей улыбкой
на неживом лице.
Со страшным криком, теряя сознание, Кристина оттолкнула куклу от себя
и та упала куда-то вниз, но перед тем, как все вокруг померкло, она успела
заметить, что кукла является точной копией мужчины абсолютно во всем, до
мельчайших деталей...
Когда Кристина проснулась утром, в квартире никого не было. Человек в
белом, видимо, уехал ночью. Кристина так никогда и не узнала, приснилось
ли ей все то, что произошло, был ли это кошмар, навеянный пьесами заезжего
театра и разговорами о куклах, галлюцинация или же странная необъяснимая
реальность.
Спустя несколько дней все случившееся стало казаться далеким и не
слишком важным, а потом уже не было смысла думать об этом.
Еще через месяц Кристина почувствовала, что беременна, и неделю не
испытывала ничего, кроме смятения и страха. Она не знала, что делать, а
потом решила - почему бы и нет? И все, вроде бы, стало проще. Но только на
некоторое время.
О своих отношениях с владельцем кукольного театра Кристина вспоминала
редко. Его она никогда больше не видела...
Утром контейнеры с мусором вывезли и Кристина вздохнула с
облегчением, наблюдая в окно за поблескивающими в тумане красными фонарями
удаляющегося грузовика.
К вечеру следующего дня воспоминания о происшествии с куклой
изгладились из памяти ребенка и сама Кристина почти перестала думать об
этом.
А спустя еще два дня кукла снова появилась в ее доме.
Они возвратились с прогулки в глубоких сумерках. Кристина
почувствовала неладное, как только вошла в квартиру. Ребенок болтал о
чем-то за ее спиной. Она зажгла свет и коснулась затылком стены.
В кресле, опираясь на спинку, сидела кукла. Но на этот раз у нее не
было ног. Там, где они должны были крепиться к туловищу, зияли два
отверстия. Кристина не могла бы сказать, та ли это самая кукла, или же
другая. Первым ее порывом было попросить кого-либо о помощи, но потом,
несмотря на страх, она поняла, что в этом деле ей никто не поможет.
...Все повторилось сначала - плач, уговоры, истерика. Вторая кукла
последовала вслед за первой. А наутро, одевая ребенка, Кристина
почувствовала, что обе его ноги холодны, как лед.
Она в ужасе ощупала лоб ребенка. Во всем остальном, кроме ног,
ребенок выглядел совершенно здоровым - она могла бы поклясться в этом. Да
и сам он вел себя, как обычно, и ни на что не жаловался.
Последующие два дня она внимательно следила за его состоянием, но
никаких признаков болезни так и не появилось. Смутная тревога, однако, уже
не покидала ее. Теперь она знала почти наверняка, что зловещая кукла
появится вновь, и дала себе слово сделать все, чтобы помешать этому. Кукла
появлялась в ее отсутствие и поэтому Кристина решила несколько дней не
выходить из дома. Она взяла недельный отпуск, запаслась продуктами и одним
холодным октябрьским вечером наглухо заперла дверь своей квартиры.
Страх лишил ее сна. Теперь ночами она почти не спала и сидела в
гостиной, уставившись невидящим взглядом в телевизор и прислушиваясь к
тихому дыханию ребенка. Она боялась включать свет - ей казалось, что ужас
гнездится во всех темных углах ее квартиры. Порой она засыпала от
усталости, словно проваливалась в черную яму, но что-то вновь будило ее и
она просыпалась, вздрагивая, и принималась испуганно озираться по
сторонам.
Так прошло еще двое суток. Днем Кристина смотрела в зеркало и с
тоской осознавала, насколько все это измучило ее. Глаза, казавшиеся
огромными, горели лихорадочным огнем на бледном осунувшемся лице. Будто
погруженная в сомнамбулическую отстраненность, она медленно бродила по
квартире...
На третьи сутки, ночью, она забылась тяжелым сном, сидя на диване
перед телевизором. Было что-то около часа ночи. Экран мерцал голубоватым
светом, а по потолку скользили отблески фар изредка проезжавших машин.
Дыхание ребенка вдруг стало прерывистым и шумным, но Кристина уже не
слышала этого.
Через некоторое время она вздрогнула и очнулась. Медленно, очень
медленно она повернула голову в сторону кресла. Оно тонуло в глубокой тени
в углу, но луч света вдруг упал на него и Кристина тихо, почти по-собачьи
завыла.
В кресле сидела кукла. Вернее, теперь это было только туловище с
головой. Голова все так же нелепо склонялась вперед.
Ребенок кричал во сне. Его крики становились нечеловеческими,
непонятно было - боль ли это или ночной кошмар. Кристина бросилась в
спальню. Ребенок метался на кровати, его лицо и грудь покрылись испариной.
Простыня оказалась влажной. Когда она склонилась над ним, он судорожно
вцепился руками в ее шею. Новое, не испытанное ранее ощущение поразило ее,
как удар молнии, - его руки были холодными, как дно могилы...
Только через час Кристина сумела успокоить ребенка и немного
успокоилась сама, если ее состояние можно было назвать покоем. Ей казалось
невероятно трудным дотронуться до куклы, но она не могла ждать до утра и
пересилила себя. Кристина взяла игрушку за шею и вынесла на улицу.
На дворе стояла промозглая осень. Во всем доме светилось только окно
ее спальни. Почти наощупь она нашла контейнер для мусора. Но и теперь не
пришло облегчение. На ней был только легкий плащ, но Кристина чувствовала,
что вся горит. Она поднесла к лицу левую руку. Рука была липкой и
неестественно белой. Тонкие пальцы мелко дрожали.
Кристина утратила ощущение времени. Сутки слились в один черно-серый
поток. Мир, который раньше был реальным, теперь оставался где-то на
периферии ее сознания. Автоматически она готовила еду, умывала ребенка,
делала другие привычные вещи, покорившись угаданной ею закономерности, и
уже почти с нетерпением ждала конца. Любого конца, который избавил бы ее
от страданий и неотвязного страха, расползавшегося по внутренностям.
Никаких мыслей не осталось в ее голове. Только шум - слабый, но неумолимый
шум. В нем, как в густом киселе, увязли все попытки Кристины разобраться в
том, что происходит вокруг.
Прошло неизвестное ей количество суток.
Она не испытала никаких новых чувств, когда однажды ночью обнаружила
в кресле голову куклы. Голова утопала в нем, словно яйцо чудовищной птицы
в мягком и теплом гнезде. Веки были опущены. Когда Кристина взяла голову в
руки, веки приподнялись и на нее неподвижно уставились два голубых глаза.
Ей показалось даже, что голова издала какой-то звук, похожий на тот,
который издают куклы, когда их кладут на спину, но теперь Кристина ни в
чем не была уверена.
Она унесла голову подальше от дома, бросила в какую-то зловонную яму
и смотрела, как та катилась по помоям, покрываясь грязно-коричневой
коркой...
Дома она стала свидетелем нового приступа загадочной болезни,
поразившей ее ребенка. Можно было подумать, что его мучает жестокая
лихорадка, глаза почти вылезали из орбит, слюна двумя тонкими струйками
стекала по обе стороны рта, но все тело оставалось мертвенно-холодным и на
ощупь напоминало металлическую статую.
В ту ночь Кристина уснула рядом с ребенком, пытаясь согреть его
оледеневшие члены. Сама она испытывала холод и тоску, каких не знала
никогда... Ночью ей снилось, будто она замурована в подземелье, с потолка
которого капала ледяная вода.
Спустя несколько дней, вечером, какая-то неодолимая сила толкнула ее
к креслу. Она стала на колени и медленно разгладила складки ткани.
На темно-синем, почти черном бархатном фоне покоился, как редкостный
драгоценный камень, прозрачный голубоватый глаз.
Внезапная дьявольская злоба охватила Кристину. Одновременно в ней
родилась надежда на то, что, может быть, это и есть долгожданный, хотя и
неизвестный конец.
В бешенстве она схватила глаз. Он был теплым, скользким и чуть
влажным, как тельце улитки. Кристина с омерзением перехватила его пальцами
другой руки. Ребенок разрывался от крика у себя в комнате. Она заметалась
по квартире, словно дикое животное в захлопнувшейся клетке. Непрерывные
крики ребенка сводили ее с ума. Уже совершенно себя не помня, она схватила
совок для мусора и выбежала во двор.
Земля была влажной и маслянисто поблескивала при свете, падавшем из
окон. Когда Кристина бросила глаз в наспех вырытую яму, его блеск стал
неотличим от блеска дождевых капель. Всхлипывая и вытирая лицо руками, она
завершила погребение.
Но что-то было не так. Ее поразила наступившая вдруг тишина.
По-прежнему шел дождь, был слышен слабый городской шум, вдали громыхал
поезд, но крики ребенка внезапно стихли и это было странно и жутко. Словно
чьи-то холодные пальцы пробежали по ее спине. Кристина не заметила, что
выскочила на улицу в одном халатике. Теперь он был насквозь мокрый.
Дождевые капли текли по ее лицу, смешиваясь со слезами. Но тишина, тишина
в ее квартире - это чуть не свело ее с ума, пока она шла к дому и
поднималась вверх по лестнице.
Невыразимое предчувствие заставило ее замедлить шаг у двери детской
комнаты. Дверь открылась с протяжным скрипом. В комнате было совершенно
темно. Кристина подошла к кровати и нащупала рукой лампу.
Когда кровать озарилась тусклым светом, она увидела, что ребенок
лежит, накрывшись одеялом с головой. Очень медленно Кристина потянула
одеяло на себя.
Ужас приковал ее к месту.
На кровати лежала огромная розовая кукла, размером с ее ребенка.
Пухлые красные губки были сложены в застывшую слащавую улыбку. Одно
пластмассовое веко было закрыто, а из-под другого, влажно поблескивая,
глядел в упор на Кристину человеческий глаз.
Андрей ДАШКОВ
КОРМЛЕНИЕ ЧЕРНОЙ СОБАКИ
- Кажется, она еще жива, - сказал парень в белом плаще своей
спутнице, а та брезгливо пожала плечами и оба заторопились прочь от
обочины.
Эта фраза, произнесенная почти весело, вывела его из оцепенения. Он
оглянулся, чтобы посмотреть, кто это еще жив. Был поздний вечер и то, что
лежало у края дороги, показалось ему вначале кучей тряпья. Ему
понадобилось увидеть удаляющиеся красные огни грузовика, чтобы время
закрутилось в обратную сторону, и тогда он услышал то, что могло навсегда
