Флер-де-Лис, - вас может забрать городская стража.
- Малютка, малютка, - присовокупила с жестокой усмешкой Кристейль, -
если бы ты пристойным образом прикрыла плечи рукавами, они не загорели
бы так на солнце.
Красавицы-девушки, с их ядовитыми и злыми язычками, извивающиеся,
скользящие, суетящиеся вокруг уличной плясуньи, представляли собою зре-
лище, достойное более тонкого зрителя, чем Феб. Эти грациозные создания
были бесчеловечны. Со злорадством они разбирали ее убогий и причудливый
наряд из блесток и мишуры. Смешкам, издевкам, унижениям не было конца.
Язвительные насмешки, выражения высокомерного доброжелательства и злоб-
ные взгляды... Этих девушек можно было принять за римских патрицианок,
для забавы втыкающих в грудь красивой невольницы золотые булавки. Они
напоминали изящных борзых на охоте; раздув ноздри, сверкая глазами, кру-
жатся они вокруг бедной лесной лани, разорвать которую им запрещает
строгий взгляд господина.
Да и что собой представляла жалкая уличная плясунья рядом с этими
знатными девушками? Они не считались с ее присутствием и вслух говорили
о ней, как о чем-то неопрятном, ничтожном, хотя и довольно красивом.
Цыганка не была не чувствительна к этим булавочным уколам. По време-
нам румянец стыда окрашивал ее щеки и молния гнева вспыхивала в очах;
слово презрения, казалось, готово было сорваться с ее уст, и на лице ее
появлялась пренебрежительная гримаска, уже знакомая читателю. Но она
молчала. Она стояла неподвижно и смотрела на Феба покорным, печальным
взглядом. В этом взгляде таились счастье и нежность. Можно было поду-
мать, что она сдерживала себя, боясь быть изгнанной отсюда.
А Феб посмеивался и вступался за цыганку, побуждаемый жалостью и на-
хальством.
- Не обращайте на них внимания, малютка! - повторял он, позвякивая
своими золотыми шпорами. - Ваш наряд, конечно, немного странен и дик, но
для такой хорошенькой девушки это ничего не значит!
- Боже! - воскликнула белокурая Гайльфонтен, с горькой улыбкой вып-
рямляя свою лебединую шею. - Я вижу, что королевские стрелки довольно
легко воспламеняются от прекрасных цыганских глаз!
- А почему бы и нет? - проговорил Феб.
При этом столь небрежном ответе, брошенном наудачу, как бросают под-
вернувшийся камешек, даже не глядя, куда он упадет, Коломба расхохота-
лась, за ней Диана, Амлотта и Флер-де-Лис, но у последней при этом выс-
тупили слезы.
Цыганка, опустившая глаза при словах Коломбы де Гайльфонтен, вновь
устремила на Феба взор, сиявший гордостью и счастьем. В это мгновение
она была поистине прекрасна.
Почтенная дама, наблюдавшая эту сцену, чувствовала себя оскорбленной
и ничего не понимала.
- Пресвятая дева! - воскликнула она. - Что это путается у меня под
ногами? Ах, мерзкое животное!
То была козочка, прибежавшая сюда в поисках своей хозяйки; бросившись
к ней, она по дороге запуталась рожками в том ворохе материи, в который
сбивались одежды благородной дамы, когда она садилась.
Это отвлекло внимание присутствующих. Цыганка молча высвободила козу.
- А! Вот и маленькая козочка с золотыми копытцами! - прыгая от вос-
торга, воскликнула Беранжера.
Цыганка опустилась на колени и прижалась щекой к ласкавшейся к ней
козочке. Она словно просила прощения за то, что покинула ее.
В это время Диана нагнулась к уху Коломбы:
- Боже мой, как же я не подумала об этом раньше? Ведь это цыганка с
козой. Говорят, она колдунья, а ее коза умеет разделывать всевозможные
чудеса!
- Пусть коза и нас позабавит каким-нибудь чудом, - сказала Коломба.
Диана и Коломба с живостью обратились к цыганке:
- Малютка! Заставь свою козу сотворить какоенибудь чудо.
- Я не понимаю вас, - ответила плясунья.
- Ну, какое-нибудь волшебство, колдовство, одним словом - чудо!
- Не понимаю.
И она опять принялась ласкать хорошенькое животное, повторяя: "Джали!
Джали!"
В это мгновенье Флер-де-Лис заметила расшитый кожаный мешочек, висев-
ший на шее козочки.
- Что это такое? - спросила она у цыганки.
Цыганка подняла на нее свои большие глаза и серьезно ответила:
- Это моя тайна.
"Хотела бы я знать, что у тебя за тайна", - подумала Флер-де-Лис.
Между тем почтенная дама, встав с недовольным видом со своего места,
сказала:
- Ну, цыганка, если ни ты, ни твоя коза не можете ничего проплясать,
то что же вам здесь нужно?
Цыганка, не отвечая, медленно направилась к двери. Но чем ближе она
подвигалась к выходу, тем медленнее становился ее шаг. Казалось, ее
удерживал какой-то невидимый магнит. Внезапно, обратив свои влажные от
слез глаза к Фебу, она остановилась.
- Клянусь богом, - воскликнул капитан, - так уходить не полагается!
Вернитесь и пропляшите нам что-нибудь. А кстати, душенька, как вас
звать?
- Эсмеральда, - ответила плясунья, не отводя от него взора.
Услышав это странное имя, девушки громко захохотали.
- Какое ужасное имя для девушки! - воскликнула Диана.
- Вы видите теперь, что это колдунья! - сказала Амлотта.
- Ну, милая моя, - торжественно произнесла г-жа Алоиза, - такое имя
нельзя выудить из купели, в которой крестят младенцев.
Между тем Беранжера, неприметно для других, успела с помощью марципа-
на заманить козочку в угол комнаты. Через минуту они уже подружились.
Любопытная девочка сняла мешочек, висевший на шее у козочки, развязала
его и высыпала на циновку содержимое. Это была азбука, каждая буква ко-
торой была написана отдельно на маленькой дощечке из букового дерева.
Как только эти игрушки рассыпались по циновке, ребенок, к своему изумле-
нию, увидел, что коза принялась за одно из своих "чудес": она стала
отодвигать золоченым копытцем определенные буквы и, потихоньку подталки-
вая, располагать их в известном порядке. Получилось слово, по-видимому,
хорошо знакомое ей, - так быстро и без заминки она его составила. Вос-
торженно всплеснув руками, Беранжера воскликнула:
- Крестная! Посмотрите, что сделала козочка!
Флер-де-Лис подбежала и вздрогнула. Разложенные на полу буквы состав-
ляли слово:
ФЕБ
- Это написала коза? - прерывающимся от волнения голосом спросила
она.
- Да, крестная, - ответила Беранжера.
Сомнений быть не могло: ребенок не умел писать.
"Так вот ее тайна! - подумала Флер-де-Лис.
На возглас ребенка прибежали мать, девушки, цыганка и офицер.
Цыганка увидела, какую оплошность сделала ее козочка. Она вспыхнула,
затем побледнела; словно уличенная в преступлении, вся дрожа, стояла она
перед капитаном, а тот глядел на нее с удивленной и самодовольной улыб-
кой.
- Феб! - шептали пораженные девушки. - Но ведь это имя капитана!
- У вас отличная память! - сказала Флер-де-Лис окаменевшей цыганке.
Потом, разразившись рыданиями, она горестно пролепетала, закрыв лицо
прекрасными руками: "О, это колдунья!" А в глубине ее сердца какой-то
еще более горестный голос прошептал: "Это соперница".
Флер-де-Лис упала без чувств.
- Дочь моя! Дочь моя! - вскричала испуганная мать. - Убирайся вон,
чертова цыганка!
Эсмеральда мигом подобрала злополучные буквы, сделала знак Джали и
убежала, между тем как Флерде-Лис выносили в другую дверь.
Капитан Феб, оставшись в одиночестве, колебался с минуту, куда ему
направиться, а затем последовал за цыганкой.
II. Священник и философ - не одно и то же
Священник, которого девушки заметили на верхушке северной башни и ко-
торый так внимательно следил, перегнувшись через перила, за пляской цы-
ганки, был действительно архидьякон Клод Фролло.
Наши читатели не забыли таинственной кельи, устроенной для себя ар-
хидьяконом в этой башне. (Между прочим, я в этом не уверен, но, возмож-
но, это та самая келья, внутрь которой можно заглянуть еще и теперь
сквозь четырехугольное слуховое оконце, проделанное на высоте человечес-
кого роста, с восточной стороны площадки, откуда устремляются ввысь баш-
ни собора. Ныне это голая, пустая, обветшалая каморка, плохо отштукату-
ренные стены которой там и сям "украшены" отвратительными пожелтевшими
гравюрами, изображающими фасады разных соборов. Надо полагать, что эту
дыру населяют летучие мыши и пауки, а следовательно, там ведется двойная
истребительная война против мух.)
Ежедневно за час до заката архидьякон поднимался по башенной лестнице
и запирался в келье, порой проводя в ней целые ночи. В этот день, когда
он, дойдя до низенькой двери своего убежища, вкладывал в замочную сква-
жину замысловатый ключ, который он неизменно носил при себе в кошеле,
висевшем у него на поясе, до его слуха долетели звуки бубна и кастаньет.
Звуки эти неслись с Соборной площади. В келье, как мы уже упоминали, бы-
ло только одно окошечко, выходившее на купол собора. Клод Фролло поспеш-
но выдернул ключ и минуту спустя стоял уже на верхушке башни в той мрач-
ной и сосредоточенной позе, в которой его и заметили девицы.
Он стоял там, серьезный, неподвижный, поглощенный одним-единственным
зрелищем, одной-единственной мыслью. Весь Париж расстилался у его ног, с
множеством шпилей своих стрельчатых зданий, с окружавшим его кольцом
мягко очерченных холмов на горизонте, с рекой, змеившейся под мостами, с
толпой, переливавшейся по улицам, с облаком своих дымков, с неровной
цепью кровель, теснившей Собор Богоматери своими частыми звеньями. Но во
всем этом городе архидьякон видел лишь один уголок его мостовой - Собор-
ную площадь; среди всей этой толпы лишь одно существо - цыганку.
Трудно было бы определить, что выражал этот взгляд и чем порожден го-
ревший в нем пламень. То был взгляд неподвижный и в то же время полный
смятения и тревоги. Судя по оцепенению всего тела, по которому лишь из-
редка, словно по дереву, сотрясаемому ветром, пробегал невольный трепет,
по окостенелости локтей, более неподвижных, чем мрамор перил, служивший
им опорой, по застывшей улыбке, искажавшей лицо, всякий сказал бы, что в
Клоде Фролло в эту минуту жили только глаза.
Цыганка плясала. Она вертела бубен на кончике пальца и, танцуя про-
вансальскую сарабанду, подбрасывала его в воздух; проворная, легкая, ра-
достная, она не чувствовала тяжести страшного взгляда, падавшего на нее
сверху.
Вокруг нее кишела толпа; время от времени какойто мужчина, наряженный
в желто-красную куртку, расширял около нее круг, а затем снова усаживал-
ся на стул в нескольких шагах от плясуньи, прижимая головку козочки к
своим коленям. По-видимому, этот мужчина был спутником цыганки. Клод
Фролло не мог ясно разглядеть черты его лица.
Как только архидьякон заметил незнакомца, его внимание, казалось,
раздвоилось между ним и плясуньей, и с каждой минутой он становился
мрачнее. Внезапно он выпрямился, и по его телу пробежала дрожь.
- Что это за человек? - пробормотал он сквозь зубы. - Я всегда видел
ее одну!
Скрывшись под извилистыми сводами винтовой лестницы, он спустился
вниз. Толкнув приотворенную дверь звонницы, он заметил нечто, поразившее
его: он увидел Квазимодо, который через щель одного из шиферных навесов,
напоминающих громадные жалюзи, наклонившись, тоже смотрел на площадь. Он
настолько ушел в созерцание, что даже не заметил, как мимо прошел его
приемный отец. Обычно угрюмый взгляд звонаря приобрел какое-то странное
выражение. То был восхищенный и нежный взгляд.
- Странно! - пробормотал Клод. - Неужели он так смотрит на цыганку?
Он продолжал спускаться. Через несколько минут озабоченный архидьякон
вышел на площадь через дверь у подножия башни.
- А куда же делась цыганка? - спросил он, смешавшись с толпой зрите-
лей, привлеченных звуками бубна.
- Не знаю, - ответил ему ближайший из них, - куда-то исчезла. Навер-
но, пошла плясать фанданго вон в тот дом напротив, откуда ее кликнули.
Вместо цыганки на том самом ковре, арабески которого еще за минуту
