Джагатая находилось по 4 тыс. воинов-монголов*8, преданных своему хану. А
число воинов в одной только Большой, т.е. Золотой, Орде доходило до 200
тыс.*9 всадников, при том что выходцы с Дальнего Востока - мангуты и хины
(чжурчжэни) - насчитывали всего 2000 воинов*10.
Очевидно, что ханы Золотой Орды могли управлять своей страной и сидеть на
престоле только при лояльности подавляющего большинства своих подданных.
Конечно, всегда есть недовольные, но далеко не всегда они согласны рискнуть
головой ради эфемерной выгоды при смене власти.
Однако монгольские походы перемешали все этнические общности, бытовавшие до
XIII в. и казавшиеся такими целостными и устойчивыми. От некоторых остались
только названия, а у других даже имена исчезли, заменившись собирательным
термином - татары. Так, татары казанские - это смесь древних болгар,
кыпчаков, угров - потомков мадьяр и русских женщин, которых мусульмане
захватывали в плен и делали законными женами - обитательницами гаремов.
Впрочем, русские удальцы тоже ловили татарских красавиц и заводили с ними
семьи, охраняемые церковным правом. Этническая принадлежность в зонах
контакта определяется не происхождением, а стереотипом поведения, а в то
время - и исповедания.
Крымские татары были совсем другим этносом. Ядром их были половцы, но
смешивались они с разнообразными жителями Горного Крыма охотно, что весьма
повлияло на их нравы и обычаи. Они крайне враждебно относились к поволжским
татарам, особенно к золотоордынским.
Хотя в Золотой Орде правила монгольская династия, но монголы к началу XIV
в. смешались с кыпчаками и забыли свой язык и нравы. Узбек перестал быть
ханом, а стал "султаном монголов, кыпчаков и тюрок"*11. Его оседлые
подданные в городах на Волге были ярыми приверженцами ислама, усвоенного
ими от болгар*12. Зато население Заволжья хранило свои древние верования.
Верховное божество называлось Тэнгре. У человека было две души:
первоначальная душа - "кот" и злая душа - "орэк". Земле поклонялись как
матери, чтили Солнце и огонь. Почитали добрых духов: мать воды, хозяина
леса, дома, хлева - и опасались злых духов - убуров и албастов*13. Ислам в
этой системе был явлением административным, а не органичным. Его
признавали, и без него обходились.
Это резкое различие в этнической психологии было гораздо значительнее
единства государственной власти. Переход Золотой орды в ислам породил
двоеверие, такое же, какое было на Руси и в Скандинавии, которое в Венгрии
вызвало жестокие внутренние войны. Воины и советники, окружавшие хана
Тохтамыша, по словам Шереф ад-Дина Йезди, были "неверными"*14, как,
возможно, и сам хан. Числились-то они после грозного приказа Узбека в 1312
г. мусульманами, но отнюдь ими не стали. Наоборот, они возненавидели
власть, принудившую их лицемерить и "не замечать" казней, произведенных
ради торжества новой веры. Тогда они промолчали, но остались самими собой,
хотя в XIV в. исламизация проводилась активно*15.
А в Средней Азии, т.е. в Джагатайском улусе, все пошло в обратном
направлении. Монголы-язычники проиграли войну с тюрками-мусульманами,
предки которых приняли ислам еще в 1000 г. Пассионарность, рассеянная по
популяции монголами XIII вё влила в население дополнительную энергию, но не
могла повлиять ни на культуру, ни на этническую доминанту. Жители
Самарканда, Бухары, Мерва, Балха и Хорезма стали более энергичными и
активными, но не превратились в монголов и кыпчаков. Наоборот, они с
большей яростью бросались на кочевников, отмщая им разорение Отрара и
Ходжента, равно как и своих городов.
Короче говоря, в 1383-1395 гг. повторилась война 1219- 1231 гг., но с иными
результатами. Эта война имела огромное значение не только для татар, но и
для Русской земли, преобразившейся в Россию.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См.: Толстов С.П. По следам исчезнувших цивилизаций. М.; Л., 1948. С.
318- 319.
2 См.: Трайчевский А. Указ. соч. С. 120.
3 Насколько неприятна чехам была немецкая экспансия, показала гуситская
война, вспыхнувшая в 1419 г. Об ожесточенности войны говорит тот факт, что
население Чехии за 200 лет сократилось с 3 млн. до 800 тыс. (Трайчевский А.
Указ. соч. С. 120).
4 См.: Шабульдо Ф.М. Земли юго-западной Руси в составе Великого княжества
Литовского. С. 10.
5 Там же. С. 38.
6 Там же. С. 9, 55.
7 Там же. С. 66.
8 Рашид-ад-Дин. Т. 1. Кн. 2. С. 275.
9 В 1251 г. Батый послал в Монголию для поддержки своего двоюродного брата
Мункэ-хана 30 тыс. воинов, а во время битвы между Тохтой и Ногаем в 1299 г.
сражались якобы около 900 тыс. воинов (Рашид-ад-Дин. Т.II.С.86) - это явное
преувеличение (в 9-10 раз). См.: Myнкуев Н.Ц.//Татаро-монголы и Азии и
Европе. М., 1970. С. 370-371 .
10 Половина регулярного войска находилась в ставках ханов Белой орды
(Орды-Ичэна) и Синей орды (Шейбанз).
11 Халиков А.X. Происхождение татар Поволжья и Приуралья. Казань, 1978. С.
90.
12 Там же. С. 90-91.
13 Там же. С. 23.
14 Тизенгаузен. Т.II. С. 151.
15 См.: Халиков А.X. Указ.соч. С.9
XXVII. Эмпирическое обобщение
184. ОБРАЗЫ УТРАЧЕННОГО
Окинув описанное прошлое единым взглядом, мы заметим то, что в 1-м
тысячелетии, как, впрочем, и раньше, и позже, общечеловеческой культуры не
существовало. Уходящая языческая Античность, торжествующая христианская
Византия, бурно распространяющийся Мир Ислама, нарождающееся западное
Средневековье и твердо стоящая на своей земле Древняя Русь, окруженная с
запада древними балтами, с севера - финно-уграми, а с востока - рассеянными
кочевниками Великой степи, - все эти суперэтнические целостности были
весьма непохожи друг на друга. Эта несхожесть способствовала не столько
культурному обмену, сколько выработке оригинальных культур, от которых
остались только фрагменты.
И это не случайно. Любой автор творит для определенного зрителя или
читателя, т.е. для близких себе по духу. Чужим его шедевры не понятны и не
нужны. Поэтому их бросают без внимания или ломают. Только в редких случаях,
когда возникает созвучие этнических культур, возможно заимствование, но и
оно локализуется лишь в нескольких субэтносах, не распространяясь на
большую часть этноса. Так, византийская иконопись на Руси процветала за
каменными стенами городов и монастырей, а кругом шли языческие пляски,
колдовали старухи, приносили людей в жертву злым богам волхвы. Одна
культура наложилась на другую, и слились они много позднее.
Судьба памятников, оставленных этими культурами, была различна. Фрески хотя
частично уцелели, иконы и летописи были неоднократно переписаны и дошли до
потомков, церковная музыка повторяла каждый год изумительные византийские
мелодии. А то, что создавалось в степных и лесных урочищах, забывалось или
гнило в земле. И долгое время пропавшее считалось несуществовавшим.
Наш окольный путь через историю событий показал, что описанная эпоха была
творческой, напряженной и трагичной[,] и что не бесплодие души и разума
определило наблюдаемую пустоту, а наоборот, горение сердец и страстей
испепелило то, что могло сгореть. Но все же кое-какие обломки уцелели.
За последние 200 лет археологи сделали все, что могли. Собраны и изданы по
нескольку раз многие фрагменты предметов искусства 1-го тысячелетия от
Китая до Атлантики. Однако общее представление по этим публикациям
составить очень трудно.
И это не случайно! Взрыв пассионарности сначала выжигает место, на котором
он возник. При этом гибнут не только слабые люди, способные лишь любоваться
шедеврами, оставшимися в наследство от предков, но и сами шедевры. Мы видим
это на примерах Рима и Парфии, империй Хань и Гупта, скифов, сарматов и
хуннов.
Итак, археология (т.е. наука о памятниках) и история материальной и
духовной культуры создают заведомо неполное, а тем самым искаженное
представление о прошлом человечества. Необходимое уточнение можно получить,
обратившись к этнологии, где процессы этногенеза рассматриваются как
статистические, являющиеся функцией затухающей пассионарности, понимаемой
как локальная флуктуация биосферы. И даже если это не случайное возмущение,
а феномен, имеющий каузальную основу, то дело не меняется: процесс
возникает и затухает.
Статистика событий одного уровня - суперэтнического, этнического или
субэтнического - оказывается более надежным материалом для сравнения эпох и
народов, чем скрупулезное описание фрагментов памятников или обрывков
текстов. Для интерпретации тех и других исследователь должен спуститься на
уровень знаний человека, допустим, Х в., т. с. отказаться от всех
достижений науки за тысячу лет. Это явно нецелесообразно. Но, приняв за
единицу изучения проверенное сведение о событии, достоверно датированное, и
набрав их достаточное количество, можно получить, исследуя кучность
событий, объективное представление о процессах этно- и культурогенеза.
Проделав эту работу, можно поставить вопрос об объективной характеристике
этих процессов. Ответ будет напрашиваться сам собой: процессы, идущие по
ходу времени, энтропийны и инерционны, но так как они то и дело прерываются
творческими вспышками, создающими новые этносы и культуры, то конец света
не наступает. Следовательно, история культуры - это борьба Творческой силы
(энергии) с Хроносом (энтропией); таково проявление второго закона
термодинамики в историческом процессе.
Книги тоже смертны! В извечной борьбе энергии с энтропией Биосфера нашла
выход в постоянном обновлении. Но Культура - творение рук и ума людей -
стала жертвой статистического процесса энтропии, осуществляемого руками
людей. Нагляднее всего этот процесс отражается на красивых вещах и книгах,
ибо последним посвящено много серьезных исследований, показавших, что
мнение о дикости наших предков, господствовавшее в XVIII - XIX вв., было
предвзятым и ныне устарело. А ведь именно на этой предвзятости базировалось
сомнение в подлинности "Слова о полку Игореве", так как факт его
существования противоречил представлению о примитивности древних русичей
сравнительно с петиметрами*1 XVIII в. Это было своего рода зазнайство
полуобразованных людей, некритически усвоивших концепцию прогресса,
применимую отнюдь не ко всем явлениям в истории.
Согласно новым исследованиям, "по всей видимости, уцелели только доли
процента былого книжного богатства Руси XI- XII вв."*2, потому что в
древних деревянных городах свирепствовали пожары*3, возникавшие то по
неосторожности обывателей, то при междоусобных войнах, но немало поработали
и иноземцы. В 1224 г. немцы сожгли Юрьев. В 1382 г. при нашествии Тохтамыша
на Москву кремлевские церкви были полны "до строп", т.е. доверху, книгами и
иконами; все сгорело! В 1547 г. пожар в Москве уничтожил много рукописей. В
1612 г. Москву дотла сожгли поляки, а в 1812 г. - цивилизованные французы.
Это далеко не полный список пожаров, уничтожавших рукописи. А ведь так же
гибли ценные вещи из устойчивых материалов, даже стальное оружие*4.
Войны и пожары можно рассматривать как стихийные бедствия. Но как назвать
поведение хранителей библиотек и архивов конца XVIII - середины XIX в.?
Монахи, тогда считавшиеся "учеными", жгли рукописи, как "ненужную дрянь",
топили в Волхове, гноили в сырых подвалах*5. Писать здесь об этом слишком
больно.
Уж если даже в России, где наличие каменных строений создавало
благоприятные условия для хранения шедевров, шел неуклонный процесс утраты
культурного наследия, то насколько более интенсивным он должен был быть в
Великой степи, где Хронос, пожирающий своих детей, действовал без
каких-либо ограничений.
Береста, на которой писали поэмы, менее устойчива, чем пергамент, меха и
шелк ненадолго переживали своих владельцев, золотые и серебряные чаши с
барельефами переливались в слитки, оружие погибавших воинов ржавело, память
о прошлом и песни исчезали со сменой языка. И эту-то трагедию утрат
европейские ученые объявляли "дикостью", ибо считали несохранившееся
несуществовавшим. Такова логика мертвой эрудиции, бессмысленной,
нетворческой науки.
Но даже при наличии такого заведомо неполноценного подхода можно сделать
