уклонился от предложений широко разветвленной, могущественной организации,
контрабандисты уважали его и были даже привязаны к нему, так как он часто
позволял им совещаться в своей гостинице. Итак, Давенант встретил новых лиц
и, пройдя в маленькую каюту шкипера Тергенса, скоро увидел себя окруженным
слушателями. Петвек вкратце рассказал дело, но они желали узнать
подробности. Их отношение к Давенанту было того рода
благожелательно-снисходительным отношением, какое выказывают люди к стоящему
выше их, если тот действует с ними в равных условиях и одинаковом положении.
При отсутствии симпатии здесь недалеко до усмешки; в данном же случае
контрабандисты признавали бегство Гравелота более удивительным, чем
серьезным делом. Не скрывая сочувствия к нему, они всячески ободряли его и
шутили; их забавляло, что Гравелот обошелся с Ван-Конетом, как с пьяным
извозчиком.
- Однако, - сказал Тергенс, - Гравелот не улетел по воздуху, пограничники
это знают, они обшарят весь берег, и, я думаю, нам пора тащить якорь на
борт.
- Как же быть с Никльсом? - спросил боцман Гетрах.
Речь шла о контрабандисте, ушедшем в село к возлюбленной на срок до шести
часов утра. В семь "Медведица" должна была начать плавание, но теперь возник
другой план. Тергенс боялся оставаться, так как пограничники, выехав на
паровом боте вдоль скал, легко могли арестовать "Медведицу" с ее грузом,
состоявшим из красок, хорьковых кистей, духов и пуговиц.
- Не думал нынче плыть на "Медведице", - сказал Петвек боцману. - Раз я
здесь, я поеду. Мне надоело торчать в Латре. На этой неделе больших дел не
предвидится. Там есть Блэк и Зуав, их двух хватит, в случае чего. Гетрах,
пишите Никльсу записку, я возьму шлюпку, свезу записку в дупло. Никльс
прочтет, успокоится.
Взяв записку, Петвек ушел, после чего остальные контрабандисты
мало-помалу очистили каюту, служившую одновременно столовой. Гетрах спал на
столе, Тергенс - на скамье. Пока Петвек ездил к берегу, Тергенс открыл
внутренний трюмовый люк и со свечой прошел туда, чтобы указать Давенанту
место его ночлега. Перевернув около основания мачты ряд кип и ящиков,
Тергенс устроил постель из тюков, на нее шкипер бросил подушку и одеяло.
- Не курите здесь, - предупредил Тергенс беглеца, - пожар в море - дело
печальное. Впрочем, я вам принесу тарелку для окурков.
Он притащил оловянную тарелку, глухой фонарик, бутылку водки. Давенант
опустился на ложе и принял полусидящее положение. Уходя, Петвек дал ему
шесть сигар, так что он был обеспечен для комфортабельного ночлега в
плавании. Хлебнув водки, Давенант закурил сигару, стряхивая пепел в тарелку,
которую держал на коленях сверху одеяла. Мальчик еще крепко сидел в опытном,
видавшем виды хозяине гостиницы; ему нравился запах трюма - сыроватый,
смолистый; полусвет фонаря среди товаров и бег возбужденной мысли в раме из
бортов и снастей, где-то между мысом "Монаха" и отмелями Гринленда. Между
тем слышался голос возвратившегося Петвека и стук кабестана, тащившего якорь
наверх. Заскрипели блоки устанавливаемых парусов; верхние реи поднялись,
парусина отяготилась ветром, и все разбрелись спать, кроме Гетраха, ставшего
к рулю, да Тергенса и Петвека, влезших из каюты в трюм, чтобы потолковать
перед сном. Гости уселись на ящиках и приложились к бутылке, после чего
Петвек сказал:
- Никак нельзя было спрятать вашу лодку на берегу. Пограничники могли ее
найти и узнать нашу стоянку. А тут хорошее сообщение с нашей базой. Я отвел
лодку за камни и пустил ее по ветру. Что делать!
Давенант спокойно махнул рукой.
- Если я буду жив, - лодка будет, - сказал он фаталистически. - А если
меня убьют, то не будет ни лодки, ни меня. Так мы уж плывем, Тергенс?
- О да. Если ветер будет устойчив - зюйд-зюйд-ост, - то послезавтра к
рассвету придем в Покет.
- Не в гавань, надеюсь?
- Ха-ха! Нет, не в гавань. Там в миле от города есть так называемая
Толковая бухта. В ней выгрузимся.
- Знаю. Я бывал там ё. когда бегал еще босиком, - сказал Давенант.
- Вы родились в Покете? - вскричал Петвек.
- Нет, - ответил из осторожности Давенант, - я был проездом, с
родителями.
- Странный вы человек, - сказал Тергенс. - Идете вы, как и мы, без огней,
сигналов. - Никто не знает, кто вы такой.
- Вы были бы разочарованы, если бы узнали, что я - сын мелкого адвоката,
- ответил Давенант, смеясь над испытующим и заинтересованным выражением лиц
бывших своих клиентов, - а потому я вам сообщаю, что я незаконный сын
Эдисона и принцессы Аустерлиц-Ганноверской.
- Нет, в самом деле?! - сказал Петвек.
- Ну, оставь, - заметил Тергенс, - дело не наше. Так вы думали, что
Ван-Конет будет с вами драться?
- Он должен был драться, - серьезно сказал Давенант. - Я не знал, какой
это подлец. Ведь есть же смелые подлецы!
- Интересно узнать, кто этот тип, который оставил вам ящики, - сказал
Петвек. - Каков он собой?
Давенант тщательно описал внешность мошенника, но контрабандисты никого
не могли подобрать к его описанию из тех, кого знали.
- Что же... Подавать в суд? Да вас немедленно арестуют, - сказал Тергенс.
- Это верно, - подтвердил Давенант.
- Ну, так как вы поступите?
- Знаете, шкипер, - с волнением ответил Давенант, - когда я доберусь до
Покета, я, может быть, найду и заступников и способы предать дело широкой
огласке.
- Если так ... Конечно.
Тергенс и Петвек сидели с Давенантом, пока не докончили всю бутылку.
Затем Тергенс отправился сменять Гетраха, а Петвек - к матросам, играть в
карты. Давенант скоро после того уснул, иногда поворачиваясь, если ребра
тюков очень жали бока.
Почти весь следующий день он провел в лежачем положении. Он лежал в каюте
на скамье, тут же обедал и завтракал. "Медведица" шла по ровной волне, с
попутным ветром, держась, на всякий худой случай, близко к берегу, чтобы
экипаж мог бежать после того, как дозорное судно или миноносец сигнализируют
остановиться. Однако, кроме одного пакетбота и двух грузовых шхун,
"Медведица" не встретила судов за этот день. Уже стало темнеть, когда на
траверсе заблестели огни Покета, и "Медведица" удалилась от берега в
открытый океан, во избежание сложных встреч.
Когда наступила ночь, судно, обогнув зону порта, двинулось опять к
берегу, и незначительная качка позволила экипажу играть в "ласточку".
Давенант принял участие в этой забаве. Играли все, не исключая Тергенса. На
шканце установили пустой ящик с круглым отверстием, проделанным в его доске;
каждый игрок получил три гвоздя с отпиленными шляпками; выигрывал тот, кто
мог из трех раз один бросить гвоздь сквозь узенькое отверстие в ящике на
расстоянии четырех шагов. Это трудное упражнение имело своих рекордсменов.
Так, Петвек попадал чаще других и с довольным видом клал ставки в карман.
Чем ближе "Медведица" подходила к берегу, тем озабоченнее становились
лица контрабандистов. Никогда они не могли уверенно сказать, какая встреча
ждет их на месте выгрузки. Как бы хорошо и обдуманно ни был избран береговой
пункт, какие бы надежные люди ни прятались среди скал, ожидая прибытия
судна, чтобы выгрузить контрабанду и увезти ее на подводах к отлично
оборудованным тайным складам, риск был всегда. Причины опасности коренились
в отношениях с береговой стражей и изменениях в ее составе. Поэтому, как
только исчез за мысом Покетский маяк, игра прекратилась и все одиннадцать
человек, бывшие на борту "Медведицы", осмотрели свои револьверы. Тергенс
положил на трюмовый люк восемь винтовок и роздал патроны.
- Не беспокойтесь, - сказал он Давенанту, вопросительно взглянувшему на
него, - такая история у нас привычное дело. Надо быть всегда готовым. Но
редко приходится стрелять, разве лишь в крайнем случае. За стрельбу могут
повесить. Однако у вас есть револьвер? Лучше не ввязывайтесь, а то при вашей
меткости не миновать вам каторжной ссылки, если не хуже чего. Вы просто наш
пассажир.
- Это так, - сказал Давенант. - Однако у меня нет бесчестного намерения
отсиживаться за вашей спиной.
- Как знаете, - заметил Тергенс с виду равнодушно, хотя тут же пошел и
сказал боцману о словах Граве-лота. Гетрах спросил:
- Да?
Они одобрительно усмехнулись, больше не говоря ничего, но остались с
приятным чувством. В воображении им приходилось сражаться чаще, чем на деле.
Между тем несколько бутылок с водкой переходило из рук в руки: готовясь к
высадке, контрабандисты накачивались для храбрости, вернее - для
спокойствия, так как все они были далеко не трусы. Только теперь стало всем
отчетливо ощутительно, что груз стоимостью в двадцать тысяч фунтов обещает
всем солидный заработок. "Медведица" повернула к берегу, невидимому, но
слышному по шороху прибоя; ветер упал. Матросы убрали паруса; судно на одном
кливере подтянулось к смутным холмам с едва различимой перед ними пенистой
линией песка. Всплеснул тихо отданный якорь; кливер упал, и на воду осела с
талей шлюпка. В нее сели четверо: Давенант, Гетрах, Петвек и
шестидесятилетний седой контрабандист Утлендер. Как только подгребли к
берету, стало ясно, что на берету никого нет, хотя должны были встретить
свои.
- Ну, что же вам делать теперь? - сказал Петвек Давенанту, выскакивая на
песок вместе с ним. - Мы тут останемся. Я пойду искать наших ребят, которые,
верно, заснули неподалеку в одном доме, а вам дорога известная: через холмы
и направо, никак не собьетесь, прямо выйдете на шоссе.
Контрабандист был уже озабочен своими делами. Гетрах нетерпеливо поджидал
его, чтобы идти. Давенант, чрезвычайно довольный благополучным исходом
плавания, тоже хотел уходить, даже пошел, - как он и все другие
остановились, услышав плеск весел между берегом и "Медведицей". Подумав, что
оставшийся в лодке Утлендер зачем-то направился к судну, так укрытому тьмой,
что можно было различить лишь, да и то с трудом, верхушку его матч, Петвек
крикнул:
- Эй, старый Ут! Ты куда?
Одновременно закричал Утлендер, хотя его испуганные слова не относились к
Петвеку.
- Тергенс, удирай! - вопил он и, поднеся к губам свисток, свистнул
коротко три раза, чего было довольно, чтобы на палубе загремел переполох.
Таможенная шлюпка, набитая пограничниками, стала между берегом и
"Медведицей", другая напала с открытой стороны моря, из-за холмов раздались
выстрелы - и стало некуда ни плыть, ни идти. Пока обе таможенные шлюпки
абордировали "Медведицу", темные фигуры таможенных, показавшись из береговой
засады, кричали:
- Сдавайтесь, купцы!
Давенант быстро осмотрелся. Заметив большой камень с глубокими трещинами,
он сунул в одну из трещин бумажник с деньгами и письмами, а также своего
оленя, и успел засыпать все это галькой. Затем он подбежал к Утлендеру,
готовый на все.
- Отбивайтесь! - кричал Тергенс с палубы в то время, как момент
растерянности уже прошел и все, словно хлестнуло их горячим по ногам,
начали, без особого толку, сопротивляться. Трудно было знать, сколько здесь
солдат. Ничего лучшего не находя, Петвек, Гетрах и Давенант бросились в
шлюпку Ут-лендера, где, по крайней мере, суматоха могла выручить их, дав
как-нибудь ускользнуть к недалеким скалам, а за их прикрытием - в море. Так
случилось, таково было согласное настроение всех, что началась усердная
пальба ради спасения ценного груза и еще более от внезапности всего дела,
хотя, может быть, уже некоторые раскаивались, зная, как дорого поплатятся за
стрельбу оставшиеся в живых. Отойдя от берега, шлюпка качалась на волнах, и
в нее уже стреляли с берега. Пули свистели, пронзая воду или колотя в борт
