дальше ехать ночью, да и утка еле на ногах держалась и то на один бок,
то на другой валилась, то и завернули в гостиницу.
Хозяин гостиницы сначала стал было ломаться да говорить, что у него,
дескать, в доме места нет, да и то подумал, что приезжие - народ не важ-
ный; потом, однако же, сдался на их сладкие речи, на обещания, что вот,
мол, ему достанется яичко, которое курочка дорогой снесла, да кроме того
и утку он тоже может удержать при себе, а та, мол, каждый день по яичку
кладет...
Сдался - и впустил их ночевать.
Они, конечно, велели себе подать ужин и этому ужину оказали надлежа-
щую честь.
Ранешенько утром, когда еще только чуть брезжилось и все еще спали,
петушок разбудил курочку, достал яичко, проклевал его, и они вместе им
позавтракали, а яичные половинки бросили на очаг.
Потом пошли к иголке, которая еще спала, взяли ее за ушко и загнали в
подушку хозяйского кресла; наконец добрались и до булавки, взяли ее да и
прикололи к полотенцу хозяина, а сами, как ни в чем не бывало, давай Бог
ноги!
Утка спала под открытым небом во дворе, услышала, как они улизнули, и
тоже приободрилась; разнюхала какойто ручеек и поплыла по течению его -
и откуда прыть взялась! Не то что повозку тащить!
Только уж часа два спустя протер себе хозяин глаза на своей пуховой
перине, умылся и только хотел было утереться полотенцем, как булавка ца-
рапнула его по лицу и провела красный рубец от уха до уха. Пошел он в
кухню и хотел было трубочку закурить; но чуть только подошел к очагу -
обе яичные скорлупы как прыгнут ему в глаза... "Да что же это сегодня
все моей голове достается!" - сказал он про себя и с досадой опустился
на дедовское кресло, но тотчас же вскочил с него и вскрикнул: "Ай, ай!"
- потому что иголка его очень больно (и не в голову) уколола.
Тут уж он совсем обозлился и стал во всех этих проделках подозревать
этих приезжих, которые накануне прибыли так поздно: пошел, посмотрел - а
их и след простыл.
Тут он дал себе клятву никогда больше не пускать к себе под крышу
всякий сброд, который потребляет много, не платит ничего - да еще в виде
благодарности пускается вот на какие штуки.
Братец и сестрица
Братец взял сестрицу за руку и сказал: "С той поры, как матушка скон-
чалась, нет у нас ни на час радости; мачеха бьет нас каждый день, а ког-
да мы к ней приходим, она нас гонит от себя пинками прочь. Кормит она
нас одними оставшимися от стола черствыми корками, и собачонке под сто-
лом живется куда лучше: той все же, хоть изредка, она швырнет лакомый
кусочек. Боже сохрани, кабы наша матушка об этом знала! Пойдем, станем
вместе бродить по белу свету".
И пошли, и шли целый день по лугам, по полям и камням; и когда шел
дождь, сестричка приговаривала: "И небо, и сердца наши заодно плачут!"
Вечером пришли они в большой лес и были так утомлены своею скорбью,
голодом и дальним путем, что забрались в дупло дерева и уснули.
На другое утро, когда они проснулись, солнце стояло уже высоко на не-
бе и горячо пригревало дупло. Тогда братец сказал: "Сестрица, мне пить
хочется, и если бы я знал тут поблизости ключик, я бы сейчас туда сбегал
и напился; мне кажется, я тут слышал журчание поблизости". Он встал,
взял сестрицу за руку, и они пошли разыскивать ключик.
А злая мачеха их была ведьма и видела, как дети ушли из дому, и сама
невидимой, как все ведьмы, прокралась за ними следом и все ключи в лесу
заколдовала.
Вот и нашли они ключик, который так и блестел, попрыгивая на ка-
меньях, и братец хотел уж из него напиться; однако же сестрица прослыша-
ла, как ключик среди плеска журчал: "Кто из меня изопьет водицы, в тигра
обратится! Кто из меня изопьет водицы, в тигра обратится!"
Тогда сестрица воскликнула: "Прошу тебя, братец, не пей, не то оборо-
тишься лютым зверем и меня растерзаешь".
Братец не стал пить, хотя и мучила его невыносимая жажда, и сказал:
"Я подожду до ближайшего источника".
Когда они пришли ко второму ключику, сестрица и в том среди журчанья
выслушала: "Кто из меня воды напьется, волком обернется; кто из меня во-
ды напьется, волком обернется".
И крикнула сестрица братцу: "Братец, прошу тебя, не пей, не то обер-
нешься волком и съешь меня".
Не стал пить братец и сказал: "Я обожду до ближайшего источника, но
там уж напьюсь непременно, что бы ты там ни говорила: жажда моя слишком
невыносима".
Вот пришли они и к третьему источнику, и сестрица услыхала, как он
среди плеска журчал: "Кто из меня напьется, диким козликом обернется;
кто из меня напьется, диким козликом обернется".
Сестрица сказала: "Ах, братец, прошу тебя, не пей, не то диким козли-
ком обернешься, убежишь от меня".
Но братец уже бросился к ключу, нагнулся к нему и хлебнул водицы, и
чуть только первая капля ее попала ему на губы - он уже очутился у ключа
диким козликом.
Поплакала сестрица над околдованным братцем, и козлик поплакал тоже и
сидел около нее грустный, унылый. Наконец сестрица сказала: "Не пе-
чалься, милый козлик, я тебя никогда не покину".
Тогда отвязала она свою золоченую подвязку и навязала ее козлику на
шею; потом нарвала ситовнику и сплела из него мягкий шнурок. На этот
шнурок привязала она козлика и повела его далее, и все шла и шла в глубь
леса. И вот после долгого-долгого перехода они пришли наконец к ма-
ленькому домику, и сестрица в него заглянула; домик оказался пуст, и она
подумала: "Здесь можем мы остаться и поселиться".
Тогда набрала она листвы и мха на мягкую постель для козлика и каждое
утро выходила из дома и собирала для себя корешки, ягоды и орехи, а для
козлика приносила нежной травки, которую тот ел у нее из рук и был дово-
лен, и играл возле нее.
Вечерком, поутомившись, сестричка, бывало, помолится, положит голову
козлику на спину, словно на подушечку, да так и уснет. И если бы только
у братца был его прежний, человеческий, образ, им бы жилось отлично.
Так и жили они некоторое время одни-одинешеньки в глуши.
Случилось, однако же, так, что король той страны затеял в том лесу
большую охоту.
Раздались повсюду звуки рогов, лай собак, веселые крики охотников да-
леко разнеслись по лесу, и козлик слышал все это и очень хотелось ему
при этом быть. "Ах, - сказал он сестрице, - выпусти ты меня посмотреть
на охоту. Не сидится мне здесь на месте!" - и упрашивал ее до тех пор,
пока она не отпустила. "Только смотри, - сказала она ему, - вечером
возвращайся ко мне, ведь я от этих злых охотников должна буду запе-
реться; а чтобы я тебя узнала, так постучись да скажи: "Сестричка, впус-
ти меня", - и если ты так не скажешь, то и дверки моей не отворю тебе".
Вот и выскочил козлик из дома, и было ему так хорошо, так весело на
свежем воздухе! Король и слуги приметили красивое животное и пустились
было за ним в погоню, да никак не могли поймать, и когда уже думали, что
вот-вот он у них в руках, тот прыгнул через куст и исчез.
Чуть стемнело, он прибежал к домику, постучался и сказал: "Сестричка,
впусти меня". Тогда была ему отворена маленькая дверка, он впрыгнул в
дом и целую ночь отдыхал на своем маленьком ложе.
На другое утро охота продолжалась снова, и когда козленочек заслышал
звук рогов и порсканье егерей, он опять стал тревожиться и сказал:
"Сестричка, отопри мне, выпусти меня". Сестричка отперла дверь и сказа-
ла: "Только вечером приходи непременно и не забудь своих словечек".
Когда король и его егеря опять увидели козлика с золотым ожерелком,
все они бросились за ним в погоню; но он оказался необычайно быстроногим
и проворным.
Целый день они за ним гонялись; наконец под вечер окружили его, и
один из егерей поранил его немного в ногу, так что он захромал и побежал
уж не так быстро.
Тогда за ним следом прокрался один из егерей до самого домика и слы-
шал, как козлик сказал: "Сестричка, впусти меня", - и видел, как дверь
перед ним отворилась и вновь захлопнулась.
Егерь все это отлично запомнил, пошел к королю и рассказал ему, что
он видел и что он слышал. Тогда король сказал: "Завтра еще поохотимся".
А сестричка страшно перепугалась, когда увидела, что ее козлик пора-
нен. Она смыла кровь с его раны, приложила к ней целебные травы и сказа-
ла: "Ступай на свою постельку, милый козлик, чтобы поскорее выздоро-
веть".
Рана была, однако же, так незначительна, что козлик поутру ее уж и не
чувствовал.
И когда он услышал долетавшие из леса веселые звуки охотничьих рогов,
он сказал: "Не могу высидеть дома, я должен там быть; меня ведь не так
скоро они изловят".
Сестрица заплакала и стала ему говорить: "Вот они тебя теперь убьют,
а я здесь, в лесу, одна и всеми покинута: не пущу я тебя сегодня". -
"Так я тут умру на глазах у тебя с горя! - отвечал козлик. - Когда я
слышу звук охотничьего рога, то у меня туда душа рвется!"
Тут увидела сестрица, что его не удержишь, и с великой неохотой от-
перла ему дверь, и козлик, веселый и бодрый, махнул в лес.
Король, чуть только его увидел, сказал своим егерям: "Теперь гонитесь
за ним по следу целый день до самой ночи, но чтобы ему никто никакого
зла не сделал".
А когда солнце закатилось, он сказал тому егерю, что накануне следил
за козликом: "Ну, пойдем, покажи мне лесной домик".
Очутившись перед дверкой, он постучал и крикнул: "Сестричка, впусти
меня".
Тогда дверка отворилась, король вошел в домик и увидал там девушку
невиданной красоты. Она испугалась, увидев, что вошел не козлик ее, а
мужчина с золотой короной на голове. Но король ласково посмотрел на нее,
протянул ей руку и сказал: "Не желаешь ли ты со мною ехать в замок и
быть мне милою женою?" - "О, да! - сказала девушка. - Но и козлик должен
быть при мне - я его здесь не оставлю". - "Пусть остается при тебе, -
сказал король, - пока ты жива, пусть и у него будет всего вдоволь".
Тем временем и козлик подоспел, и сестрица опять привязала его на
шнурок, взяла шнурок в руки и пошла вместе с козликом из лесного домика.
Король взял красавицу с собою на коня и повез ее в свой замечательный
замок, где свадьба была сыграна богатопребогато, и сестричка стала коро-
левой и долгое время жила с мужем в полном довольстве; и за козликом все
ухаживали и берегли его, и он прыгал себе на свободе по замковому саду.
А злая мачеха, из-за которой детки пошли по миру, та уж думала, что
сестричку, вероятно, дикие звери растерзали в лесу, а братец, оборочен-
ный в дикого козлика, подстрелен охотниками.
Когда же она услышала, что они так счастливы и что им живется хорошо,
то зависть и вражда вновь заговорили в ее сердце и не давали ей покоя, и
стала она только о том думать, как бы их обоих снова сделать несчастны-
ми.
Родная-то дочка мачехи, дурная, как смертный грех, да притом еще и
одноглазая, стала попрекать свою мать и говорила: "Мне бы следовало быть
королевой, а не той девчонке". - "Сиди да молчи, - сказала старая
ведьма, ублажая ее, - придет время, так уж я воспользуюсь".
По прошествии известного времени королева родила славного мальчугана,
а король-то как раз в это время на охоте был...
Вот старая ведьма и приняла на себя внешность королевиной служанки,
вошла в комнату, где лежала родильница, и сказала: "Пожалуйте, ванна для
вас готова, она вам будет полезна и придаст вам новые силы; пожалуйте
скорее, пока не остыла вода".
Дочка была у ней тут же под рукою; вместе снесли они ослабевшую коро-
леву в баню и опустили ее в ванну; затем заперли дверь накрепко и убежа-
ли оттуда. А в бане развели такой адский огонь, что прекрасная юная ко-
ролева должна была неминуемо там задохнуться.
Когда это было сделано, старая ведьма взяла свою дочку, надела на нее
чепец и положила ее в постель на место королевы. Она придала ей и образ,
и внешность королевы, только как она была крива на один глаз, так и ос-
