- Куда ты его дела?
- Я его заложила. Подходящий случай, тебе не кажется?
- Ты его заложила? - переспросил он громоподобно. - Какая женщина за-
ложит свое обручальное кольцо?
- Та, которая не придает ему особого значения, - с вызовом заверила
его Сара и пошла вниз по ступенькам.
Он сжал зубы.
- Я куплю тебе другое, и ты будешь носить его постоянно.
Сара откинула назад голову.
- Если для тебя это так важно, то ради Бога, но, пожалуйста, не вводи
меня в краску и не покупай ничего сверхъестественного. Может, ты и забыл
об этом, но я должна тебе напомнить, Рафаэль, что вот уже без малого
пять лет, как мы находимся в процессе развода. Я уже очень давно перес-
тала чувствовать себя замужней женщиной.
В его золотистых глазах засверкала злость.
- В этом смысле я тоже могу кое-что сделать.
В зале их поджидал тщедушный молодой человек с красивым лицом. Увидев
их, он презрительно усмехнулся и высоко поднял бокал.
- Позвольте мне поднять этот бокал в честь смущенной невесты. - Он
говорил с явным американским акцентом.
- Сара вот уже почти семь лет как моя жена, - ответил Рафаэль ледяным
голосом, даже не пытаясь скрыть неудовольствие. - Познакомься, Сара, это
мой двоюродный брат Эрнандо Сантовена-и-Альварес.
- Bienvenido (Добро пожаловать (исп.), Сара, - насмешливо протянул
Эрнавдо. - Рафаэль неправильно меня понял. Я просто хотел сказать, что
для нашей семьи вы все еще невеста. О вашем существовании мы узнали
только на прошлой неделе. В отношении слабого пола у Рафаэля вообще
очень короткая память. Вот хотя бы на прошлой неделе...
- Bastante! - резко оборвал его Рафаэль. - Ты пьян. И переступаешь
рамки приличия.
Эрнандо протестующе замахал рукой и осушил свой бокал.
- Ладно, ладно. Успокойся, я не остаюсь. - Театральная насмешка сле-
тела с его лица. Теперь он смотрел на Рафаэля с явным презрением. - У
меня нет сил на торжественный ужин, приготовленный Консузло. Чего мне
праздновать?
Рафаэль едва не рассмеялся, глядя вслед уда-
- С одним покончено, осталось еще двое, - колко заметил Рафаэль. -
Что будешь пить, gatita?
- Джин с горьким лимонадом. - Она нахмурилась. - О чем, собственно,
речь?
Он злорадно усмехнулся.
- Все очень просто. Если бы я так нежданно не появился на свет, отец
Эрнандо наследовал бы от Фелипе все. Поэтому Эрнандо всю жизнь смотрит
на меня как на узурпатора и самозванца. А сообщение о том, что у меня
еще есть и сын, то есть прямой наследник, оказалось для него последней
каплей, - сообщил он с жестокой иронией. - Теперь ни у Эрнандо, ни у его
отца нет ни малейшей надежды заполучить то, что они уже считали своим.
- Своим? - переспросила Сара. - Но ведь ты появился здесь еще ребен-
ком.
Он хмуро усмехнулся.
- Я сын цыганки. Фелипе расценивал само мое существование как оскорб-
ление семейного имени. Он так никогда меня и не признал. Более десяти
лет он бился над тем, чтобы доказать, что я незаконнорожденный. И его
настойчивые попытки отлучить меня от семьи и лишить наследства дали Эр-
нандо и его отцу необоснованные надежды.
Сара была поражена.
- Но ведь ты же был ребенком.
Рафаэль передал ей хрустальный бокал.
- Не забывай, что ставки были слишком высоки. Если бы Фелипе удалась
его афера, мне бы не пришлось рассчитывать на многое. Семья Сантовена
очень богата и очень консервативна. Они чрезвычайно гордятся чистотой
своей крови и верят в наследственность. - Он улыбнулся. - Как, ты дума-
ешь, чувствовал себя Фелипе, когда ему на голову свалился такой подаро-
чек, как я?
- Но ведь, несмотря ни на что, ты его внук!
- Он поставил на моем отце крест еще до моего рождения, - сухо сказал
Рафаэль. - Мой отец был тем самым уродом в семье, о котором столько го-
ворят. Он любил выпить, был игроком и не пропускал ни одной юбки - не
считая других, менее привлекательных черт его характера.
- Какое это имеет значение? Ведь твой отец умер!
Боже, у него было ужасное детство! Сначала он был отвергнут собствен-
ной матерью, затем - семьей своего отца, настолько богатой и настолько
аристократичной, что найти оправдание их поведению было почти невозмож-
но. На глаза у нее навернулись непрошеные слезы, и она забыла о прелести
окружения - в этом роскошном доме Рафаэль когда-то страдал.
Рафаэль нежно стер сверкающую слезинку.
- У тебя такое отзывчивое сердце, amada. Ты меня удивляешь. Где же
оно было, когда я тебе отдал свое?
Она судорожно вздохнула, но ничего не сказала, боясь выдать себя.
Он опустил руку.
- Я был таким романтиком. Я влюбился в тебя в ту же секунду, как уви-
дел. Но чтобы забыть тебя, мне понадобилось значительно больше времени.
- Он насмешливо смотрел в ее полные боли аметистовые глаза. - Слава Бо-
гу, все позади. Сегодня мне нужно свободное сердце. И если ты об этом
будешь помнить, то наш брак будет самым цивилизованным в мире. И совер-
шенно бескровным. Я уже больше не тешу себя надеждой присутствовать во
всех твоих помыслах. Так, я думаю, тебе будет легче.
Сара побледнела как смерть.
- Уж чего-чего, а легче мне от этого не станет. Это рецепт несчастья.
Я здесь ради детей...
- Не строй из себя мученицу, gatita. На мучеников у меня нет времени,
- предупредил Рафаэль. - Я считаю, что осуществились твои самые смелые
мечтания и драгоценный камень нашел свою оправу. Я думаю, что теперь да-
же твои мама с папой позволят себя уговорить, отбросят предрассудки и
соизволят посетить нас. Так что не надо о несчастье. Ты ведь приобрета-
ешь все, к чему стремилась, плюс благословение семьи, разве не так?
Рафаэль мог быть жестоким, очень жестоким. И в настроении его
действительно произошли изменения после их последней встречи. От этих
мыслей ее отвлекли голоса, послышавшиеся изза двери.
- Сара, позволь представить тебе родственников Эрнандо, моих тетю и
дядю, - растягивая слова, представил Рафаэль. - Рамон и Люсия.
Люсия была высокой и очень худой блондинкой с холодными и колючими,
как блестевшие у нее на шее алмазы, голубыми глазами. Рамон был призе-
мистым и широкоплечим, с грубыми чертами лица и простецкими манерами.
Люсия приветствовала Сару с минимумом почтения. Рамон же попытался сгла-
дить неловкость какими-то бессвязными замечаниями. Рафаэль не предприни-
мал ни малейших попыток наладить беседу. В воздухе повеяло холодом. Ког-
да Консуэло объявила о начале ужина, Сара вздохнула с облегчением.
Стол был накрыт в удивительно пропорциональной комнате, выдержанной в
роскошных, пурпурных с золотом, тонах. Длинный стол был накрыт как на
банкет. Тяжелые серебряные подсвечники и старинная хрустальная посуда
соперничали с непревзойденным обслуживанием.
- Странно, а почему нет Катарины? - неожиданно поинтересовалась Лю-
сия.
- Она по двадцать четыре часа в сутки работает над своей следующей
коллекцией, - ровным голосом объяснил Рафаэль. - Карьера модельера - тя-
желый хлеб. Abuela ее понимает.
- Я ее мать, но я почему-то этого не понимаю. - Люсия бросила на Ра-
фаэля ядовитый взгляд. - Катарина стала нам совершенно посторонним чело-
веком, и виноват в этом только ты.
- Я не думаю, что... - вмешался Рамон с едва заметной улыбкой, но что
именно он не думает, так и осталось загадкой, Люсия просто не дала ему
договорить.
- Именно ты разрушил ее брак. Именно ты помог ей разойтись с Джерри,
- обвиняла Люсия загробным голосом. - И сейчас у Катарины есть все, что
ей заблагорассудится, es verdad?
- Мне кажется, что для нее это действительно в новинку, - язвительно
заметил Рафаэль.
- Почему-то эта щедрость не распространяется на моего бедного Эрнан-
до. - Люсия злилась все больше и больше.
- Я не хочу, чтобы правление обвинило меня в непотизме, - сказал Ра-
фаэль, обращаясь к Рамону и давая тем самым понять, что тема, поднятая
Люсией, закрыта.
Но не тут-то было.
- Завтра мы возвращаемся в Нью-Йорк.
- Abuela будет расстроена, - безучастно ответил Рафаэль.
- Что для нее вредно, так это перевозбуждение, а не разочарование. -
Люсия холодно улыбнулась Саре. - Ваш приезд едва не убил ее. Как вы ду-
маете, почему?
- Люсия, - тяжело дыша, сказал Рафаэль, - ты можешь оскорблять меня,
но не мою жену.
- Рог que? Ты проклянешь меня, если я не подчинюсь? - Люсия рассмат-
ривала Сару с нескрываемым злорадством и презрением. - Будьте осторожны.
Рафаэль больше цыган, чем Сантовена. До недавнего времени он даже зажи-
гал свечку перед посадкой в самолет. Цыгане очень суеверны, очень темны.
Они живут обманом и хитростью. Воспитывать таких людей - как вы видите
это на примере сидящего перед вами Рафаэля - все равно что метать бисер
перед свиньями.
- На вас, видимо, бисера потратили не меньше, - пробормотала Сара
прежде, чем успела прикусить язык.
Неожиданно для нее Рафаэль, откинувшись на спинку стула, от души
рассмеялся.
- Осторожно, Люсия. Моя жена не такая уж тихоня, как это может пока-
заться на первый взгляд.
На костлявом лице Люсии проступили отвратительные пятна.
- Вам следовало бы благодарить нас за то, что мы сделали для Рафаэля,
- сказала она, обращаясь к Саре. - Когда мы приехали в Алькасар, он был
маленьким грязным зверенышем. Он воровал продукты и припрятывал их, как
дикарь. Он был жесток и даже пригрозил мне ножом...
- Потому что ты избила меня, - едва слышно пробормотал Рафаэль.
Лицо его тетки превратилось в ничего не выражающую маску. Рафаэль
поднял бокал с вином.
- Полагаю, мы уже наслышались достаточно рассказов о приобщении ма-
ленького звереныша к цивилизации. Прибереги это для твоих благотвори-
тельных бесед, Люсия.
Тетка резко встала. Произнеся что-то оскорбительное на своем языке,
она с вызовом бросила на стол салфетку и деревянной походкой вышла вон
из комнаты. Наступила тишина. Через несколько секунд Рамон тоже встал -
лицо у него было багровым, а губы плотно сжаты.
- Я чувствую себя обязанным принести вам обоим свои извинения. Бо-
лезнь madre (Мама (исп.) очень сильно сказалась на Люсии, - пробормотал
он без особой уверенности. - Perdonme (Извините меня (исп.), но я должен
быть с ней. Buenas noches (Спокойной ночи (исп.).
- Buenas noches, - только и смогла выдавить из себя Сара, заметив
почти молящий взгляд грустных, как у спаниеля, глаз Рамона, направленных
на Рафаэля.
- Buenas noches, Рамон, - с легкой иронией в голосе попрощался Рафа-
эль.
Эта сцена произвела сильное впечатление на Сару. Она наконец сообра-
зила, что Рамон и Люсия и были теми дядькой с теткой, которым однажды
поручили воспитывать Рафаэля, и у нее болезненно засосало под ложечкой.
И слабый Рамон был весь во власти Люсии. А в ее глазах Сара разглядела
нечто большее, чем просто злую зависть, - там была холодная ненависть.
Сара даже съежилась, представив себя на месте озлобленной Люсии, когда
ей против воли навязали роль второй матери Рафаэля. Для Сары это было
откровением, и она испытующе взглянула на Рафаэля. Лениво откинувшись на
резную спинку стула, Рафаэль походил на дремлющего после хорошей кормеж-
ки тигра.
- С Рамоном ты мог бы быть и поласковее, - сказала она, не узнавая
своего голоса.
- С какой стати, если он даже не может прибрать к рукам ни жену, ни
сына? Зачем было тащить сюда Люсию? - возразил ей Рафаэль. - Вся его
терпимость - чистая показуха. Рамон точно такой же, как Люсия.
Сара в замешательстве закусила нижнюю губу.
- По всей видимости, твоя кузина Катарина - единственный член семьи,
выбивающийся из общей схемы.
- Si. Мы с Катариной очень дружны. - Темные глаза Рафаэля без всякого
выражения смотрели на Сару. - Ты ее непременно увидишь еще до конца ле-
та.
Неожиданное подозрение заставило ее сжаться, как стальная пружинка.
Но ей тут же стало стыдно за себя и за свои мысли, и она постаралась об-
