обузой?
- Первый раз слышу, - сказал Джемс. - Я знаю, что он проиграл дело и,
наверное, разорится теперь.
Старый Джолион не преминул воспользоваться этим.
- Да, наверно, - согласился он, - но если Боснии разорится,
"собственнику", то есть Сомсу, это недешево станет. Я думаю вот о чем:
раз уж он не собирается жить там...
Поймав на себе удивленным и подозрительный взгляд Джемса, он быстро
заговорил дальше:
- Я ничего не желаю знать; вероятно, Ирэн отказалась туда ехать - ме-
ня это не касается. Я подыскиваю загородный дом где-нибудь поближе к
Лондону, и если ваш подойдет, что ж, может быть, я его и куплю за разум-
ную цену.
Джемс слушал с чувством сомнения, недоверия и облегчения, к которым
примешивался и страх - а не кроется ли тут чего-нибудь? - и остаток бы-
лой веры в порядочность и здравый смысл старшего брата. Волновала его и
мысль о том, насколько старому Джолиону известны последние события и от
кого он мог узнать о них. И в нем зашевелилась слабая надежда: если бы
Джун порвала с Босини, Джолион вряд ли захотел бы помочь ему. Джемс не
знал, что и подумать, но, не желая показывать свое замешательство, не
желая выдавать себя, сказал:
- Говорят, ты изменил завещание в пользу сына?
Никто ему этого не говорил; Джемс просто сопоставил два факта: встре-
чу со старым Джолионом в обществе сына и внучат и то, что завещание его
уже не хранилось в конторе "Форсайт, Бастард и Форсайт". Выстрел попал в
цель.
- Кто тебе сказал?
- Право, не помню, - ответил Джемс, - я всегда забываю фамилии, знаю
только, что слышал от кого-то. Сомс истратил кучу денег на этот дом;
вряд ли он захочет продавать его по дешевке.
- Ну, - сказал старый Джолион, - если Сомс воображает, что я стану
платить бешеные деньги, она сильно ошибается. Я не имею возможности так
швыряться деньгами, как он. Пусть попробует продать с торгов, посмотрим,
сколько ему дадут. Говорят, это такой дом, который не всякий купит.
Джемс, в глубине души разделявший это мнение, ответил:
- Да, это вилла. Сомс здесь; если хочешь, поговори с ним.
- Нет, - сказал старый Джолион, - это преждевременно; и вообще вряд
ли у нас что-нибудь выйдет, судя по такому началу.
Джемс струхнул: когда речь шла о точных цифрах коммерческой сделки,
он был уверен в себе, так как имел дело с фактами, а не с людьми; но
предварительные переговоры, вроде тех, которые велись сейчас, нервирова-
ли его - он никогда не знал, где и как нужно остановиться.
- Я сам ничего не знаю, - сказал он. - Сомс мне никогда ничего не
рассказывает; я думаю, он заинтересуется этим; весь вопрос в цене.
- Вот оно что?! - сказал старый Джолион. - Ну, мне одолжений не нуж-
но!
И сердито надел цилиндр.
Дверь отворилась, появился Сомс.
- Там пришел полисмен, - сказал он, криво улыбнувшись, - спрашивает
дядю Джолиона.
Старый Джолион сурово посмотрел на него, а Джемс сказал:
- Полисмен? Ничего не понимаю. Впрочем, ты, верно, знаешь, - добавил
он, подозрительно глядя на старого Джолиона. - Поговори с ним.
Полицейский инспектор стоял в холле и вялыми бесцветными глазами пос-
матривал из-под тяжелых век на прекрасную старинную мебель, которую
Джемс приобрел на знаменитой распродаже у Мавроджано на Портменсквер.
- Брат ждет вас, - сказал Джемс.
Инспектор почтительно приложил два пальца к фуражке и прошел в комна-
ту.
Джемс посмотрел ему вслед, почему-то заволновавшись.
- Что ж, - сказал он Сомсу, - надо подождать, узнаем, что ему надо.
Дядя говорил со мной относительно дома.
Он вернулся вместе с Сомсом в столовую, но никак не мог успокоиться.
- Что ему понадобилось? - снова пробормотал он.
- Кому? - спросил Сомс. - Инспектору? Он был на Стэнхоп-Гейт, его
послали сюда - вот все, что я знаю. Не иначе, как дядин "сектант" прово-
ровался.
Но, несмотря на внешнее спокойствие, Сомсу тоже было не по себе.
Через десять минут появился старый Джолион.
Он подошел к столу и молча остановился, поглаживая длинные седые усы.
Джемс смотрел на него с открытым ртом: он никогда еще не видел брата та-
ким, как сейчас.
Старый Джолион поднял руку и медленно сказал:
- Боснии попал в тумане под колеса, раздавлен насмерть, - и, переведя
на брата и племянника свой глубокий взгляд, добавил: - Ходят слухи о са-
моубийстве.
У Джемса отвисла челюсть.
- Самоубийство? Почему?
Старый Джолион сурово ответил:
- Кому же это знать, как не тебе с сыном!
И Джемс смолчал.
У всех людей преклонного возраста, даже у всех Форсайтов, было много
тяжелых минут в жизни. Случайный прохожий, который видит их закутанными
в пелену обычаев, богатства, комфорта, никогда бы не заподозрил, что и
на их пути ложатся черные тени. У каждого человека преклонного возраста
- даже у сэра Уолтера Бентема - мысль о самоубийстве хоть раз, а возни-
кала где-то в преддверии души, останавливалась на пороге, и только ка-
каянибудь "случайность, или смутный страх, или последняя надежда не поз-
воляли ей переступить его. Трудно Форсайту окончательно отказаться от
собственности. Трудно, очень трудно! Редко идут они на такой шаг, может
быть, даже никогда не идут; и все же как близки подчас бывают они к это-
му!
Даже Джемс! И вдруг, запутавшись в вихре мыслей, он воскликнул:
- Стойте! Я же читал вчера в газетах: "Несчастный случай во время ту-
мана". Никто не знал его фамилии!
В смятении он переводил глаза с одного лица на другое, но инстинктив-
но не хотел ни на одну минуту поверить слухам о самоубийстве. Он не ос-
меливался допустить эту мысль, которая противоречила всем его интересам,
интересам его сына, интересам всех Форсайтов. Он боролся с ней; и так
как натура Джемса всякий раз совершенно бессознательно отвергала то, что
нельзя было принять с полной гарантией безопасности, он мало-помалу пре-
возмог свои страхи. Несчастный случай! Ничего другого и быть не могло!
Старый Джолион прервал его размышления:
- Смерть наступила мгновенно. Весь вчерашний день он пролежал в
больнице. Никто не мог опознать его. Я сейчас еду туда; тебе с сыном то-
же следует поехать.
Приказание было выслушано молча, и старый Джолион первым вышел из
комнаты.
День был тихий, ясный, теплый, и на Парк-Лейн старый Джолион ехал,
опустив верх кареты. Он сидел, откинувшись на мягкую спинку, и курил си-
гару, с удовольствием примечая и крепкую свежесть воздуха, и вереницы
экипажей, и сутолоку на тротуарах, и необычайное, совсем как в Париже,
оживление, которое в первый хороший день после туманов и дождей царит на
лондонских улицах. И он чувствовал себя счастливым, а такого чувства у
него не было все эти месяцы. Разговор с Джун уже за плечами; скоро он
будет жить вместе с сыном, вместе с внучатами, что еще важнее. (С моло-
дым Джолионом у него было назначено свидание на это же утро во "Всякой
всячине", надо еще раз поговорить о делах.) Испытывал он и приятное
оживление при мысли о предстоящем разговоре с Джемсом и "собственником"
по поводу дома, о предстоящей победе над ними.
Сейчас верх кареты был поднят: старого Джолиона уже не тянуло посмот-
реть на веселье улицы; кроме того, совсем не подобает, чтобы Форсайта
видели в обществе инспектора полиции.
В карете инспектор снова заговорил об умершем:
- Туман был не такой уж густой. Кучер омнибуса уверяет, что
джентльмен успел бы отскочить, но он как будто нарочно шел прямо на ло-
шадей. Должно быть, джентльмен сильно нуждался в последнее время, мы на-
шли в квартире несколько ломбардных квитанций, на счете в банке у него
уже ничего не было, а сегодня в газетах появился отчет о процессе.
Его холодные голубые глаза разглядывали поочередно троих Форсайтов,
сидевших в карете.
Старый Джолион заметил из своего угла, как изменилось лицо брата,
стало еще более сумрачным, встревоженным. И действительно, слова инспек-
тора снова разбудили все сомнения и страхи Джемса. Нуждался... ломбард-
ные квитанции... на счете ничего не было. Словно обладая таинственной
силой, эти слова, всю жизнь маячившие перед Джемсом, как смутный кошмар,
показали ему, насколько основательны предположения о самоубийстве, кото-
рых не следовало и допускать. Он постарался поймать взгляд сына; но Сомс
словно застыл, его острые, как у рыси, глаза не смотрели в сторону отца.
И, наблюдая за ними, старый Джолион почувствовал, как крепко они держат-
ся друг за друга, и ему страстно захотелось, чтобы и его сын был рядом,
словно эти минуты около мертвеца будут битвой, где ему придется высту-
пить одному против двоих. И голову сверлила мысль: что сделать, чтобы
имя Джун не было замешано в эту историю? У Джемса есть поддержка - сын!
Отчего бы и ему не послать за Джо?
Достав визитную карточку, он написал на ней следующее:
"Приезжай немедленно. Посылаю карету".
Выходя, старый Джолион дал карточку кучеру, приказав как можно скорее
ехать во "Всякую всячину" и, если мастер Джолион Форсайт окажется там,
передать ему карточку и сейчас же вернуться с ним обратно. Если же его
нет в клубе, пусть ждет.
Вслед за всеми он поднялся по лестнице, опираясь на зонтик, и, оста-
новившись на минуту, перевел дух. Инспектор сказал:
- Вот мертвецкая, сэр. Ничего, отдохните.
В пустой выбеленной комнате, где только солнечный луч хозяйничал на
чистом полу, лежало тело, покрытое простыней. Инспектор твердой рукой
откинул ее край. Незрячее лицо глянуло на них, а по обеим сторонам этого
незрячего, словно бросающего кому-то вызов, лица стояли трое Форсайтов и
молча смотрели на него; и в каждом по-своему вздымались и падали волне-
ние, страх, жалость, как вздымаются и падают волны той жизни, от которой
эти белые стены навсегда отгородили Босини. И то неповторимое "я", та
пружинка, что делает человеческое существо таким отличным от всех дру-
гих, рождала в каждом из трех Форсайтов свой особый ход мыслей. Каждый
сам по себе и все же такие близкие друг другу, они стояли наедине со
смертью и молчали, опустив глаза.
Инспектор тихо спросил:
- Вы удостоверяете личность этого джентльмена, сэр?
Старый Джолион поднял голову и кивнул. Он посмотрел на брата, стояв-
шего напротив, на его длинную тощую фигуру, склонившуюся над трупом, на
покрасневшее лицо и напряженные серые глаза; потом на Сомса, бледного,
притихшего рядом с отцом. И вся его неприязнь к этим людям исчезла, как
дым, перед безмерной белизной Смерти. Откуда приходит, как приходит она
- Смерть? Внезапный конец всему, что было раньше; скачок вслепую по тому
пути, который ведет - куда? Холодный ветер, задувающий свечу! Тяжкий,
безжалостный вал, неминуемый для всех людей, хотя они до самого конца не
должны опускать перед ним ясных, бесстрашных глаз! А ведь люди не что
иное, как мелкие, ничтожные мошки! Тень усмешки скользнула по лицу ста-
рого Джолиона; Сомс бесшумно вышел из мертвецкой, шепнув что-то инспек-
тору.
И тогда Джемс вдруг поднял голову. В подозрительном, беспокойном
взгляде его была какая-то мольба. "Я знаю, мне далеко до тебя", - каза-
лось, говорил он. И, пошарив в карманах, достал платок и вытер лоб; по-
том скорбно склонил над мертвецом свое длинное туловище, повернулся и
тоже быстро вышел.
Старый Джолион стоял безмолвный, как смерть, и пристально смотрел на
труп. Кто знает, о чем он думал? О себе, о том времени, когда волосы его
были такие же темные, как волосы этого мертвого юноши? О том, как начи-
налась его собственная битва, долгая, долгая битва, которую он так лю-
бил; битва, которую уже кончил этот молодой человек, кончил, почти не
успев начать? О своей внучке, о ее разбитых надеждах? О той, другой жен-
щине? О том, как все это нелепо и тяжело? О насмешке, неуловимой,
горькой насмешке, которая была в таком конце? Справедливость! Людям не-
